Александр Бушков - Золотой Демон
— Пойдемте, — сказал Самолетов. — Я в глубине души тоже настроен скептически, но, пожалуй, это и есть наша единственная зыбкая надежда. Вы офицер, а я купец, у нас головы другими заботами заняты и к другим сложностям приучены. А господин профессор, что о нем ни думай, привык голову ломать именно что над научными загадками. Способен усмотреть то, что мы с вами и не приметим.
— Это вы себя обнадеживаете…
— Обнадеживаю, — согласился Самолетов. — А вы что же, надежду всякую оставили? Вот видите… Хоть надежда да осталась. Да, кстати… Этот стервец вам, часом, не делал ли заманчивых предложений? Быть его сообщником, верным адъютантом? Золотые горы не сулил?
— Было дело, — сказал поручик. — А вам?
— Мелким бесом расстилался. И звучало это все крайне убедительно. Уж не знаю почему, но верю, что у него, и в самом деле, имеются этакие вот планы… и своих сообщников он, и в самом деле, может благами осыпать…
— И что ж вы? — настороженно спросил поручик.
— Я? — Самолетов покосился на него, ухмыльнулся. — Хоть я и уверен, что перед нами не нечистая сила, однако все равно не намерен в этакие игры играть. Не буду врать, будто переполнен до макушки высокими принципами, отменной моралью и нравственным благородством, — однако ж, как купеческий опыт показывает, далеко не с каждым следует дела вести и не на всякую сделку поддаваться. Я уж лучше по старинке, по-прежнему, своим умом и способностями, без таких вот покровителей. А то и не заметишь, как испачкаешься по самые уши и не отмоешься вовек… Что встали?
— А если он… К Лизе…
— Не думаю, — серьезно сказал Самолетов. — Непохоже. Говорю вам, полное впечатление, что сам он отчего-то не может ничего предпринять. Иначе давно бы уж предпринял. Или думаете, его высокие принципы останавливают и нежелание задевать ваши чувства? Держит его что-то в отдалении, держит… Вот только что?! Ребус…
…Поручик по прошествии получаса чувствовал себя вымотанным до предела: профессор фон Вейде впился в него как клещ, заставляя вспомнить малейшие подробности сна — какие уздечки были на лошадях, как выглядели шлемы и кольчуги, какой вид имели сабли, штандарты, крепостные стены. Савельев в глубине души не верил, что из этого выйдет хоть какой-нибудь прок, но отвечал подробно и обстоятельно. Ему просто не оставалось ничего другого — лучше беседовать вот так, лелея надежды, чем возвращаться к себе в возок, сидеть напротив Лизы и знать, что он бессилен ее защитить…
Молитвы, крестные знамения и все такое прочее не помогли, оставалась наука — если происходящее имело хотя бы отдаленное отношение к науке…
Профессор чертил непонятные закорючки, это продолжалось так долго, что перестало поручика раздражать.
— Ну, и что скажете, Иван Людвигович? — жадно спросил Самолетов.
— Что вам сказать… Вот вы, Аркадий Петрович, говорите, что археологией никогда не интересовались, литературы соответствующей не читали, рисунков не видели…
— Именно, — кивнул поручик. — Курс древней истории я вообще-то прошел, но касался он исключительно классических древностей — Эллада, Рим, Восток… Я даже и не припомню, чтобы попадалось что-то касаемо древней истории наших мест…
Профессор покивал с непроницаемым видом.
— А меж тем очень похоже, что ваши сновидения основаны не на одной фантазии, — сказал он задумчиво. — Доспехи, подобные вами описанным, в Шантарской губернии при раскопках находили не единожды. И шлемы вызывают у меня определенные ассоциации. Правда, в жизни не слыхивал о ипандартах в виде чеканного диска с конскими хвостами — но знания наши обрывочны и поверхностны…
— Но эти люди нисколько не походили на шантарских татар, обликом не отличались от нас с вами…
— В древние времена, голубчик, здесь как раз и обитали народы вполне европейского облика… Вот только я не знаю, какую практическую пользу нам из всего этого извлечь… Кстати, Николай Флегонтович, кажется, вы очень точно подметили. Создание, которое простоты ради следует и далее именовать Иваном Матвеичем, и в самом деле, отнюдь не всемогуще. Убивать людей оно в состоянии, насылать наваждение, как в Пронском, способно, а вот в данном конкретном случае взять и принудить отчего-то явно не может… — он взглянул на кипу исчерканных листов, лежащую на коленях. — Догадаться бы, где здесь ключик… Что там?
— Обоз трогается, похоже, — сказал Самолетов, наклонившись к окошечку.
— А… Ну это нам не мешает. Молодые люди, давайте-ка еще раз вспомним все с самого начала. Вдруг да упустили что-то? Вдруг да и не заметили ключик?
— Ох ты, господи… — тоскливо вздохнул Самолетов. — В который раз пережевывать…
У профессора стало такое лицо, словно он собирался рявкнуть на купца со всей мочи. Сдержался нешуточным усилием, сказал сухо:
— А вы, Николай Флегонтович, другую возможность видите? Вот и я не вижу. Авось да небось, вдруг за что-нибудь да зацепимся…
Глава XII
НАЙТИ ЧЕРЕПАХУ
Возок остановился резко — так что не ожидавшего этого поручика швырнуло вперед, на переднюю стенку, и он едва успел подхватить Лизу, чтобы не ударилась головой о чемодан. Послышалось испуганное ржание лошадей, слышно было, как Кызлас кричит на них, как они шумно топчутся.
Поручик распахнул дверцу и выпрыгнул на снег. Хватило одного взгляда, чтобы понять: там, впереди, что-то произошло. Два передних возка стояли, разомкнувшись к обочинам тракта, — вернее, дергались, елозили: это впряженные в них лошади то пятились, то рвались в разные стороны. Туда, в самую голову обоза, уже шли люди, поручика обогнал ротмистр Косаргин, несколько ямщиков. Все, кто туда спешил, останавливались, достигнув некой незримой границы.
Поручик и сам не сообразил, как оказался в первом ряду зрителей. Стоявший справа Мохов меленько крестился и что-то неразборчиво бормотал.
— Да-а… — протянул ротмистр севшим голосом. Впереди, не так уж и далеко, поперек тракта лежал на боку опрокинутый возок, выглядевший нелепо. Одна оглобля торчала вверх, с дуги косо свешивался колокольчик — значит, возок спешил по казенной надобности, быть может с фельдъегерем… А вокруг, по всему тракту…
А вокруг, на покрытом красными пятнами снегу валялись полуобглоданные лошадиные костяки, растасканные по частям, — только один из них сохранился почти что в целости… И тут же скалился лежавший на боку человеческий череп с остатками волос. Кисть руки, клочья материи, большая серая шапка из собачьего меха. И повсюду — кровь, кровь…
Подальше, саженях в десяти от перевернутого возка, тракт был перекрыт напрочь. Невероятное множество волков — стоявших, лежавших, сидевших, расположившихся так, словно они не собирались пересекать некий невидимый рубеж. Злобно пялились, прижав уши, скалили клыки, но с места не двигались.
Стояло оцепенелое молчание, только лошади за спиной храпели и бились в оглоблях, оставаясь, впрочем, на месте из-за того, что мешали друг другу.
— Пакость какая, — бесцветным голосом произнес ротмистр Косаргин. — Надо ж так…
Он без всякой спешки отстегнул клапан кобуры, достал вороненый «смит-вессон» и поднял его на уровень глаз. Рука нисколечко не дрожала. Ротмистр целился, прищурив левый глаз, с хищно-застывшим лицом. Грохнул выстрел, выметнулась сизая лента густого дыма. Поручик видел, как один из волков в передней шеренге, как стоял, так и рухнул с пробитой башкой, дернул пару раз лапами и застыл недвижимо. Остальные ни на шажок не попятились, что было никак не похоже на обычную волчью повадку — только оскалились шире…
— Вы уж извините, друзья мои, но получается привал! — раздался откуда-то сверху звонкий, веселый голос. — Вот покончим с одним маленьким дельцем — и скатертью дорожка до самого что ни на есть Челябинска…
На крыше возка стоял Иван Матвеич — улыбавшийся весело и беззаботно, скрестивший руки на груди словно бы в подражание Наполеону.
— Те, кого это дельце касается, и так знают о чем речь, — продолжал он как ни в чем не бывало. — Заинтересованных лиц попрошу поторапливаться. Недосуг мне с вами время терять. Быстрей закончим, быстрей собачки разбегутся, а то они, бедняжки, изголодались… Где меня найти, все знают. Просьба заглядывать запросто, без чинов, у меня ни швейцаров, ни лакеев нет… — Он высмотрел поручика: — Аркадий Петрович, дорогой, вы уж не тяните… Жду в нетерпении.
Он шутовски раскланялся, отвернулся и с тем же невероятным проворством запрыгал по крышам возков, пока не добрался до осиротевшего позинского, в котором и скрылся.
Поручик не испытывал никаких особенных эмоций — просто-напросто он отчаянно пытался проснуться, но прекрасно понимал, что никакой это не сон…
К нему неожиданно приблизился Панкрашин, брюзгливо пожевав губами, взял за локоть и повел в сторонку:
— Милейший, позвольте вас на пару слов… Да? — сказал поручик настороженно…
