Владислав Жеребьёв - Ретранслятор
— Ладно, — вынырнул из собственных мыслей я. — Но я-то тут при чем? — Палец вновь уперся в уродливую проплешину на голове, и, поймав мой взгляд, Ильдар на секунду замолк.
— Так уж получилось, — вымолвил он, — что ты по своим параметрам удивительно подходил в группу. Всего их было две. По большей части люди никчемные, всеми забытые и одинокие. Такой пропадет, так никто и не хватится. Разве что жилконтора, когда придет время платить за свет.
Вот тебе и на, вот тебе и приплыли. Живешь себе спокойненько, порядков не нарушаешь, являешься налогоплательщиком, гражданином и избирателем, и тут какая-то невиданная доселе сила ставит тебя в ряд со всеми забытыми, одинокими и не нужными никому людьми.
— Я не нужный? — ахнул я, оценив вдруг разверзшуюся под ногами пропасть.
— Критериев отбора доподлинно я не знаю. — Халитов развел руками и вдруг заерзал на стуле. — Ты не болен. Это гарантированно. Имплант в твоей голове, судя по показаниям приборов, и вовсе небольшой. Больше похож на приемник. Мощность минимальная, а вот ретрансляция… ох, не знаю.
— Плюс я не зек и даже не военный.
— Верно, — кивнул Ильдар. — Есть одна немаловажная особенность, которая может зарубить на корню или, наоборот, выставить в первые ряды все твои чаяния, стремления и прочий лирический бред. Псионика, она вроде пения. Кто-то может брать самые низкие или высокие ноты, в то время как другого и слушать противно. Есть способности, или скорее предрасположенность, будешь. Нет, так даже самый мощный имплант в твоей голове ничего хорошего не принесет. Дальше хуже. У каждого человека есть порог выносливости. В нашем случае это резервуар, некий запас положительного или отрицательного воздействия. У кого-то он большой, у кого-то совсем крохотный. Резервуар это не что-то материальное, а способность псионика черпать сигнал самостоятельно в тех дозах, в которых ему позволяет его собственный талант. У кого запас маленький, тот может зачерпнуть совсем немного, и если потратит, то начинаются неприятности. Исчерпав резервуар, псионик приводит свой организм в состояние жесточайшего стресса, обезвоживания, выведения из организма кальция и много чего еще! Тело человека сопротивляется чужеродному воздействию, а парализованная система защиты организма начинает чудить. Именно потому и происходило на испытаниях много несчастных случаев.
— Черт. — Рука Ильдара метнулась к уху, и лицо его в мгновение ока потемнело.
— Что-то случилось? — нахмурился я. Повествование хозяина подземелья только-только вошло в нужное мне русло, и мне совсем не хотелось прерываться.
— Нарушение периметра, — кисло заметил мой собеседник.
— Ну мало ли, — натянуто улыбнулся я. — Может, кошка пробежала.
— И пожгла большинство камер электрическим разрядом. — Халитов встал и, козырнув, удалился, оставив меня в полном недоумении. Ну, вот как так можно. На самом интересном месте.
То, что всему виной военные, я почему-то не сомневался с самого начала. То, что первые подопытные были людьми военными или зеками, пошедшими на операции и исследования ради изменения приговора, тоже можно было догадаться. Осталось только понять, какую роль во всем этом играю я и почему вдруг моя скромная персона стала предметом вожделения сильных мира сего, и головоломка окончательно собрана. На повестке дня остались следующие вопросы. Почему я вдруг оказался в больничке посреди мертвого мегаполиса, зачем на спинке кровати висела подложная медицинская карта и куда вообще делась моя прошлая жизнь. Чужие обои в рюшечках и фотка с незнакомой девицей ответов не дали, а скорее запутали.
Однако вскоре стало не до размышлений. Коридоры убежища заполнились грохотом бегущих ног и отборным матом. Люди засновали по коридору почти хаотично, почти непредсказуемо, а потом заорала серена оповещения, и настала полная паника.
— Дядя, тикаем! — Мишаня появился в палате первый и тут же вывалил на кровать ворох одежды. Маленький воришка и тут зря времени не терял. Успев отмыться и заиметь новый гардероб, мальчишка пребывал в тревожно-приподнятом настроении и оттого говорил невнятно. Мне пришлось переспрашивать дважды, а то и трижды, пока не понял, что он от меня хочет.
— Да что случилось? — Я сбросил на пол одеяло и принялся одеваться в предложенную одежду. Не знаю уж, где затоваривался маленький паршивец, но нашел он вполне годный рабочий комбез, куртку на подкладке и пару ботинок с армированными носами.
— Я тут по комплексу гулял, — усмехнулся мальчишка. — Я же маленький, на меня толком никто внимания не обращает. Ну и забрел на этаж один. Там куча пультов, дядьки сидят в наушниках. Много мониторов, по которым картинка с поверхности показывается.
— Так мы правда под землей? — удивился я. До последнего не верилось, что все эти блага цивилизации, окружавшие меня последние несколько часов, находятся под тоннами земли.
— Правда, да ты слушай, — нервно перебил меня Мишаня. — Как все началось, они даже и не поняли. Сначала одна камера вырубилась, потом вторая, а затем кто-то начал взламывать ворота, да так ладно, что уже через пару минут их раскурочили начисто. Я сам видел, как на одном из мониторов появились мужики, подцепили дверь лифта на крюк с тросом и начали его выламывать. Техника у них там серьезная наверху. Возможно даже военная.
— И что хотят эти люди? — Ботинки, как и вся прочая одежда, пришлись впору.
— Да никто толком не знает. — Развел руками мальчишка. — Просто ломятся внутрь с серьезными мордами.
— Готовы? — Сенечка вид имел самый расстроенный, однако раздобытый им где-то рюкзак был заполнен доверху, а на губах играла виноватая улыбка честного вора. — Там такое. Я сам слышал, как охрана переговаривалась, что на комплекс напали сразу две группы, и по-видимому, намерение у них одно, а вот руководство разное.
— Так чего мы ломимся? — усомнился я. — Мы же не в палатке, а в бункере первого класса. Тут небось стены толщиной в метр и куча оружия. Отобьются.
— Не знаю, что у них получится, но по тем же сведениям охранников, зафиксировано проникновение на первый уровень.
— А мы на каком? — нахмурился я.
— На третьем, — довольно закивал проглот.
— Лихо идут. — Я обвел взглядом комнату. — Дима где?
— Сейчас будет, — охотно пояснил Мишаня, высовывая голову за дверь. — Он, пока в столовой был, план помещений видел. Хотел прихватить.
— Господи, — ахнул я в замешательстве. — Так сколько же мы здесь?
Проглот и мальчишка посмотрели на меня почти сочувственно и так синхронно, что я удивился. Не сговорились ли?
— Неделю мы тут, дядя, — вздохнул Мишаня. — Ты как отключился тогда, так думали, не добудимся. Собственно и пошли-то с этими кротами добровольно, поскольку у них врачи были.
— Да, — подтвердил слова мальчишки Арсений. — Думали, потеряли тебя. Это же надо, такое маленькое действие и такая энергозатрата! В первый раз такое вижу. Ты вообще как себя, Андрей, чувствуешь?
— Да вроде нормально. — Я прислушался к собственным ощущениям, но криминала замечено не было. Скорее уж подъем, который я склонен был списать на присутствие в крови медикаментов. Отличное самочувствие, ясный ум, энергия, бьющая через край. Стыдно признать, эрекция и то была, а вот мысли по поводу того, что делать в подобных ситуациях, отсутствовали. Оставалось полностью положиться на своих товарищей и плыть по течению.
Пространство вдруг дало слабину, стены вздрогнули, и все предметы вокруг показались мне какими-то нереальными, будто нарисованными неумелым художником на куске картона. Стало одновременно и плохо, и хорошо. Запахи усилились и вдруг сошли на нет, и чувство изолированности и вакуума внутри, возникшее по мановению волшебной палочки, обхватило, будто добрый великан, и потащило куда-то.
— Глушилка! — заорал кто-то истошно. — Глушилк-а-а-а!
Странной силой оказалась эта глушилка. Странной и страшной. Оглянулся, хотел было сказать своим товарищам что-то, но запнулся на полуслове. Мишаня отключился. Нет, он не потерял сознание, не свалился на пол и не корчился в судорогах на полу, роняя изо рта пену. Он вдруг просто пропал. Глаза, стеклянные, неживые, ровное дыхание и отсутствие реакции на свет. Ни дать ни взять — ходячая кома.
Пир переживал действие глушилки несколько острее, чем мой юный товарищ. Глаза его закатились, пот крупными каплями выступил на лбу и заструился по лицу, застя глаза. Руки и ноги Дмитрия решили не слушаться собственного хозяина, и хаотичные движения псионика вскоре превратились в неконтролируемые конвульсии.
Проглота тоже накрыло по-особенному. По лицу Арсения было незаметно, что он испытывает хоть малейший дискомфорт. Скорее уж наоборот, затуманенный взор и легкая глуповатая улыбка на лице говорили об обратном. Сенечка пребывал в эйфории, в мгновение ока погрузившись в пучину чего-то настолько для него приятного, что окружающую реальность он воспринимать отказался.
