Степан Кулик - Витязь. Замок людоеда
— Придержи язык, наглый щенок! Пока я не отрезал его тебе вместе с головой!
* * *Забавно. И почему люди всегда так самоуверенны? Особенно здоровяки. Неужели им всем кажется, что кроме них, крупных мужиков в мире больше нет? Кстати, это и ко мне относится. Фома постоянно советовал об этом не забывать… Только в другой раз.
— Может, и щенок… — я ответил спокойно и достаточно громко. — Зато боевого мастифа. А лает на меня кто? Старый облезлый кабыздох? И кстати, фогт фон Ритц тоже давеча грозился меня в землю вколотить по пояс. А где он теперь? Не желаешь взглянуть, о грозный рыцарь Не Называющий Своего Имени?
Очередной дерзости хватило, чтобы вытащить бранденбургца за порог. Но в конечном итоге она возымела действие совершенно противоположное ожидаемому. Здоровяк расхохотался.
— Задиристый петушок. Похоже, ты и в самом деле чего-то стоишь. Давай, выходи к свету, маркграф фон Айзенштайн. Будем знакомиться. И если твое имя мне ничего не говорит, то уверен, что о рыцаре Борне из Берлина, герб Латная Длань на черном поле, ты точно слышал.
Чтоб мне лопнуть! Вот как он прикинул, сколько мне лет, если даже лица не видел? Да и лицо у меня сейчас еще то… Только возраст определять.
Я не торопился показываться. Оно и понятно. Свои и то, когда меня увидели, едва-едва сдержались, чтоб за оружие не схватиться. Или дружно завопить: «Свят, свят, свят! Изыди!» Тьма средневековья не способствует адекватному восприятию не только инакомыслящих, но тех, кто даже внешне не такой, как ты. И рыцарство, несмотря на дворянские корни, широтой взглядов ничем не отличается от простолюдинов. Потянем еще паузу, усыпая дорожку для общения вежливостью и лестью.
— Да, рыцарь Борн, мне приходилось много хвалебных и восторженных речей о тебе слышать, — а мысленно добавил: поскольку читал Ландлэма и даже видел все фильмы. Начиная с «Идентификации». — А моя слава все еще впереди. И как знать, может, именно сегодня она родилась. Скажи, достойна ли рыцарского деяния победа, одержанная в честном поединке над Конрадом фон Ритцем?
Здоровяк помолчал немного, захваченный врасплох вопросом. Но все же нашелся и ответил довольно толково:
— Вне всякого сомнения… Если б ее не запятнало подлое нападение на замок. Ночью, без предупреждения, через потайной ход. Здесь нет доблести, маркграф. Соответственно, и чести. Так что вряд ли после этого твое имя начнут воспевать трубадуры…
И тут мне в голову пришла замечательная мысль: если комедийный герой не помог, может, имеет смысл обратиться к драме? Вернее, рыцарскому роману.
— Скажи, доблестный Борн из Берлина, а не приходилось ли тебе слышать о рыцаре, на чьем гербе изображен вырванный с корнями дуб, а девиз: Desdichado, что по-испански означает «Лишенный наследства»?
— Desdichado? — задумчиво переспросил здоровяк. — Так вот почему мне не известно имя Айзенштайна. Оно, как и все прежние, наверняка вымышленное. Тогда многое становится понятно.
— Что именно?
Мой тон мог быть и мягче, но трудно с ходу перестроиться от задиристости на смирение. Впрочем, рыцарь Борн на это никак не отреагировал. Здоровяк жил в своем мире, не обращая внимания на внешние раздражители.
— Ночное нападение. Поскольку у Лишенного наследства нет земли, а значит, и денег для найма большой компании.
Теперь я удивился.
— Почему ты решил, что у меня под рукой отряд наемников?
— А ты отрицаешь это?
— Нет…
— Еще бы… — хмыкнул рыцарь. — Мне доводилось бывать в бою вместе с Рыжим Лисом. Вот только в последний раз, когда я о нем слышал, Фридрих командовал ротой фон Шварцрегена.
— Это не расходится с правдой, — для закрепления прогресса в заключении мирного пакта пора предъявить верительные грамоты. Типа скажи, кто твой друг, и так далее… — Отто фон Шварцреген мой добрый приятель. А познакомились мы с ним при сходных обстоятельствах.
Бранденбургский рыцарь довольно хохотнул.
— Хочешь сказать, что ты и замок барона уже захватил?
— Не совсем. Обошлось поединком… — я не стал уточнять, что лже-барон Отто фон Шварцреген в результате нашей схватки покинул мир живых, а я подружился с настоящим хозяином замка Черного Дождя. Уж коль пошел обмен знакомыми, отвлекаться на нюансы не стоит. — Ты лучше вот что скажи, славный рыцарь Борн из Берлина, известен ли тебе Завиша Чарный из Гарбова, герб Сулима?
Не знаю, почему именно это имя всплыло в памяти, а не какой-нибудь Ланселот или Тристан Изольдович. Наверно, потому, что приключения завсегдатаев Круглого стола — чужая история. А этот польский рыцарь реально с крестоносцами воевал. И османами тоже.
— Слыхал… — в голосе здоровяка появилось уважение. — Даже имел честь скрестить с ним копья на турнире в Кракове. Знатный боец. Дважды мы ломали копья, а за третьим разом он ссадил-таки меня с седла…
Угадал. Отлично. Теперь надо развивать успех. Пока Борн не спросил, как и где мы с Завишей познакомились.
— А история Юранда из Спыхова и его дочери тебе ведома?
Теперь рыцарь ответил не так быстро, а когда заговорил, в голосе его звучало сомнение.
— Да… Что-то такое оруженосцы говорили. Но сколько в том правды? Я не был знаком с Ротгером, или с Готфритом и Денвельдом,[46] которые упоминаются в той истории с Юрандовной. Зато знаю много других храмовников. И все они достойные рыцари, никогда не замаравшие чести ордена.
— И Конрад фон Ритц среди них?
Борн из Берлина ответил не задумываясь:
— Несомненно! Если и есть кто благочестивее фогта Розиттен, то я о таком не слышал. Разве только Его Святейшество Папа Римский и Гроссмейстер.
Плохо. Неужели я и в самом деле промахнулся с обвинением?
— А если я скажу, что Конрад почти полгода силком удерживает в замке чужую невесту, взятую разбоем прямо из-под венца?! И не одну, а вместе с подружками. А жениху благочестивый рыцарь велел язык отрезать, чтобы тот справедливости не искал…
— Пока своими глазами девушку не увижу, ни за что не поверю! — твердо ответил бранденбуржец. Не задумавшись ни на секунду.
Говоря это, он резко выдернул из держателя факел и сделал несколько быстрых шагов в мою сторону. Действительно быстрых, я и отпрянуть не успел. Расслабился. А если бы рыцарь не факел в руке держал, а меч?
— Такое обвинение, рыцарь Лишенный наследства, нельзя произносить, прячась в тени! Я хочу, чтобы ты повторил все, глядя в глаза!
Приплыли! Сейчас он увидит меня во всей красе, и о переговорах можно забыть. Придется опять хвататься за оружие! Впрочем, разве не для этого мы сюда пришли? Десятком врагов больше, десятком меньше…
Но рыцарь вел себя весьма странно. И глядел на меня скорее с любопытством, чем недоумением.
— Ты действительно очень молод. Как и рассказывали те, кто бывал в бою рядом. И я продолжаю слушать тебя, Desdichado, потому что с уважением отношусь к словам тех славных рыцарей. Но предупреждаю, солжешь — будешь биться со мной.
Не понял? У них в Бургундии… тьфу, Бранденбурге что, горные великаны — обыденное дело? Ходят с гармошками по улицам, как белые медведи по Москве в американских фильмах? Еще одна непонятка…
— А пусть фон Ритц тебе и отвечает, Борн из Берлина. Думаю, врач Али уже привел фогта в чувство. Идем. Хочешь узнать правду, сам обо всем и расспросишь.
— Так ты не убил его? — теперь рыцарь удивился по-настоящему.
— Нет… — я отвечал немногословно, все еще раздумывая над тем, почему Борн так безразличен к моей внешности. — Но чтоб у нас было полное доверие, сперва выпусти Лиса. Даю слово, что чем бы все ни закончилось — вас никто не тронет… Если сами не встрянете.
— Конечно…
Рыцарь повернулся к башне и махнул факелом.
— Зигфрид! Отпускай капитана. И если хочешь, присоединяйся к нам. Фон Ритц жив, и мы идем к нему.
— Хорошо, идите. А я подожду рассвета… — второй рыцарь был не так отважен или безрассуден, как Борн. — Ночью многое выглядит иначе, чем днем.
Одновременно с этим дверь в башню снова отворилась и выпустила наружу Фридриха Рыжего. Лис шагнул к нам и остановился в паре шагов, недоуменно склонив голову к плечу.
— Ваша милость… Степан… Э-э-э, господин Айзенштайн. Ржавое копье мне в… Ты опять изменился?! Вот чудеса! Если б не шкура медведя, так и не признал бы сразу! — Посмотрел на бранденбургского рыцаря и оборвал себя: — Не к спеху. После обсудим. Я так понял, ты победил фон Ритца и замок наш?
Глава четвертая
С первыми солнечными лучами, преодолевшими защитные стены, замок проснулся окончательно и стал неторопливо возвращаться к повседневной, обыденной жизни. Словно и не было ночного нападения, отчаянной схватки командора замка с демоном, да и вообще ничего особенного не произошло.
Петухи в который раз горласто поприветствовали новый день и с чувством исполненного долга умолкли. Зато из хлевов, конюшен и кошары раздавалось разноголосое требование кормов да и прочего ухода. Скотине уж точно не было никакого дела, по какой прихоти люди не спали. Для этого у них всегда найдется причина. Свадьба, похороны, крестины или еще что… Хорошо, на этот раз хоть ничего не подожгли. Огонь — самый страшный и опасный враг, поскольку убивает не только двуногих.
