Александр Афанасьев - Нет пути назад
– Господи… за что… за что…
Знать бы…
– Он… Николая… убил… убил…
Странно, но вот эти слова и привели меня в чувство.
– Он этого не говорил… – сказал я сам себе.
Ксения продолжала что-то причитать… глупое, бабское…
– Он этого не говорил, – громче сказал я, – он этого, мать его, не говорил…
– И что?! – выкрикнула Ксения. – Господи… какой ужас…
Ей надо выплакаться, а вот мне надо приходить в себя… и думать, думать! Думать, потому что кто-то уже ведет игру, он уже в игре, он распланировал ходы и ведет нас по ним. И только делая не то, что от тебя ожидают, приходя к парадоксальным, можно сказать, выводам, можно сломать чужую игру, заставить их импровизировать, отклоняться от плана, поставить на одну доску с собой… Да… надо сыграть неожиданно.
– Он этого не говорил… – сказал я уже тише.
Я лихорадочно вспоминал, что мне было известно о Павле Порфирьевиче Ковалеве. С МВД я почти не имел никаких дел, русские офицеры считали бесчестием какие-либо контакты с МВД. Но этот человек… да, он был… был креатурой Кахи Несторовича Цакаи. Точно, был. Потом выдвинули вперед Ахмедова, как опытного арабиста, специально потому, что основные события предполагались на Востоке, в то время как департамент по борьбе с терроризмом МВД привычно отрабатывал внутреннюю среду… эсеры… студенты… коммунисты… польские эсдеки… надо было просто сменить вектор, и его невозможно было сменить, не поставив опытного арабиста во главе ведомства. Неужели Ковалев затаил злобу тогда?
Оставался вопрос, на который я никак не мог придумать ответ. Где, как, под влиянием чего он мог переродиться? Как мог генерал жандармерии стать на сторону деобандистов? Если он даже не мусульманин.
Провокация?
Неужели подделка? Что-то мне подсказывало, что нет. В таких играх с крапленых карт не ходят. Но если это не подделка, как можно заставить взрослого, опытного человека, офицера спецслужб, действительного тайного советника усесться перед камерой и говорить всю эту чушь, тянущую на высшую меру наказания?
Как?!
Может, они рассчитывали, что адресат этой пленки не рискнет отдать ее на экспертизу, чтобы определить подлинность?
Если так, то напрасно рассчитывали.
– Когда ты это нашла? – начал спрашивать я.
– Позавчера…
– Кто мог положить это тебе на туалетный столик? Кто у тебя был?
Я ожидал взрыва. Но Ксения, видимо, уже перегорела.
– Никто.
Я не стал уточнять – наверняка так и есть. Во дворце слишком много комнат и слишком мало порядка. Их кто-то убирает, в конце концов… да любой мог. След, ведущий в никуда.
– Ты кому-то это показывала?
– Нет. Только тебе.
И то ладно…
– Пыталась найти Ковалева?
– Да. Вызвала на доклад…
– И?
Ксения тоже приходила в себя. Выплакалась.
– Его нет.
– Что значит – нет?
– Я попросила… графа Толстого навестить… семью. Супруга сказала, что он уехал в командировку… три дня назад.
О как!
Значит, Ковалев все-таки знал о том, что что-то будет, все это не было для него неожиданностью. Уже интересно.
– Что ты сказала Толстому?
– Ничего! – вызверилась Ксения. – Он привык выполнять распоряжения без лишних вопросов!
В отличие от меня. Выдрессировала, значит. Мои поздравления.
– Опасайся тех, кто не задает вопросы, – резонно сказал я, – у них что-то на уме. Что еще? Путилов знает? Ахметов?
– Нет. Что будем делать?
– Ничего, – сказал я.
– То есть как – ничего?!
– Так. Ничего.
Видя, что Ксения опять заводится, я начал объяснять:
– Те, кто играют игру, все продумали. Если они сумели сделать такую запись, у них есть план. Мы не знаем какой. Сейчас мы знаем только одно: подбросив эту запись тебе, они хотели, чтобы ты начала действовать. Если бы они хотели огласки, они бы подбросили это журналистам, на телевидение, согласна?
На Ксению разумные аргументы всегда действовали. Все-таки характер у нее был мужской.
– Согласна. Ужас… он ведь убил Николая. Зачем ему это…
– Ксения, мы это не знаем. Мы не знаем, зачем человек сел перед камерой и признался в измене. Он не признался в том, что убил императора, он обращается к тебе, он ни слова не говорит про убийство. Если…
Мне вдруг в голову пришла одна мысль. Черт, конечно, заключение должен делать квалифицированный юрист, прокурор, но…
– Давай включим еще раз. – Я снова разлил спиртное. – Будешь?
– Нет. Хватит.
Я включил запись.
– Смотри внимательно…
Снова то же самое. Камера. Стол. Человек в синей жандармской форме с витыми генеральскими эполетами.
– Слушай внимательно. Анализируй каждое слово.
– Я слушаю! – снова огрызнулась Ксения.
Запись закончилась.
– Ты ведь проходила курс права, верно? Отключи эмоции и подумай, в чем можно обвинить этого человека? Что он сказал? В чем он признался?
Ксения посмотрела на меня. Потом попросила:
– Поставь еще раз.
Я поставил. Мы просмотрели еще раз.
– Еще?
– Нет, не надо… – Ксения начала понимать. – Он что-то говорил про… поступки.
– Какие поступки, Ксень? Он назвал хоть один?
Назвал ее так – на автомате, ни о чем таком не думая. Но неловко стало обоим.
– Ну…
– Не назвал ни один. Представь, что сейчас откроется дверь, на пороге появится Ковалев. Что конкретно ты сможешь ему сказать, в чем обвинить? Все, что ты сможешь сделать, – это уволить его по недоверию, верно? Ну, еще назвать идиотом.
Ксения посмотрела на экран, на котором замерло изображение. Потом на меня.
– О чем он вообще говорил? Поступки? Ну и какие поступки? Он скажет, что вел разъяснительные беседы с террористами, именно это он и имел в виду. Кто докажет, что это не так? Да и вообще: а что такого содержится в послании. Он сказал, что у тебя подданных мусульман больше, чем христиан? Выйди в Интернет: там говорят ровно то же самое. Он говорил, что на Востоке мы навязываем свои правила, извращаем ислам? Открой «Гардиан», «Спектатор»… Господи, да наши левые газетенки – там все то же самое! Он предлагал тебе принять ислам? Устроить джихад? Возглавить армию джихада? Я точно так же мог предложить готовиться к прибытию маленьких зеленых человечков на летающих тарелках. Он говорил о том, что Россия и монархия могут рухнуть? Половина Петербурга втайне ждет именно этого, просто не у всех хватает ума молчать.
– Я…
– Это генерал жандармерии, контрразведчик, mon sher! Его выделил и приблизил к себе сам Каха Несторович Цакая. Он один из консультантов при разработке антитеррористического законодательства, он знает его как свои пять пальцев. Он не писатель и не журналист, он знает цену каждому сказанному слову, настоящую цену. Я не исключаю, что, если мы поднимем записи медицинского страхования, то выясним, что страховая медицинская касса оплачивала ему услуги психоаналитика, и не один раз, а может быть, у него в кармане уже есть справка о состоянии здоровья. Если этот человек без принуждения сел под камеру и сказал то, что он сказал, он взвесил каждое слово, и, безусловно, не собирается идти под суд с обвинением в государственной измене. Я не исключаю, что, когда все закончится, он снова появится на сцене, с широкой улыбкой на устах, и займет пост, который ему пообещали за эту запись.
– Кто пообещал?
Я улыбнулся. Протянул руку к наладоннику и забрал его вместе с записью.
– Вот это мы и должны выяснить…
– Эй…
– Зачем тебе эта запись? Я сумею ей распорядиться куда лучше. По крайней мере навести справки, у меня руки развязаны в этом смысле. А ты – веди себя так, как будто бы ничего и не случилось.
– Это сказать легко.
– Ты справишься. Где Нико?
– В Цюрихе, на практике.
– Пусть там и остается. Его охраняет швейцарская контрразведка, я немного знаком с методами их работы. Я попрошу кое-кого дополнительно присмотреть за ним.
– Опять этих…
Я взглянул Ксении прямо в глаза. Вряд ли она привыкла к таким взглядам – все-таки Регент Престола.
– Нравится тебе это или нет, но эти люди – единственные, кто отделяет ваш мир, блистательный мир столиц, от всей той мерзости, которая существует на Земле. Смерть ближе, чем ты думаешь. И нам ничего не нужно от вас, кроме уважения…
Ксения опустила глаза.
– В течение ближайших дней, если ты правильно сыграешь свою роль, к тебе подползут. Самое главное, выдержи – тебе нужно просто продержаться дольше, чем они на то рассчитывают. Первый, кто задаст тебе вопрос, – предатель.
– Я поняла. А если мне зададут вопрос в лоб?
– Скажи, что ничего не знаешь, и запомни кто. Даже если на тебя выйдут родные Ковалева. Это не ты в чем-то виновата, это Ковалев устроил такое.
– А ты что будешь делать?
Я улыбнулся.
