Дилан Оуэн - Благородство злодеев
Пока он размышлял о воле своих божественных повелителей, незваные воспоминания наводнили его ум...
...Сцеволла держал на коленях умиравшего Космодесантника, чья жёлтая силовая броня была забрызгана грязью битвы. Точно также были заляпаны тусклые доспехи Сцеволлы. Окружающая буря войны, по ощущениям, отдалилась на десять тысяч лет. Сцеволла смотрел вниз на лицо боевого брата: аристократический нос, мощный подбородок, хорошо вылепленный череп благородного воина, непокорного даже в преддверии смерти. Серебристые глаза гасли по мере того, как по капле утекала жизнь, их стекленеющий взгляд преследовал Сцеволлу.
“Алеф, мой друг, ты можешь спасти себя!” Сцеволла давился словами. “Зачем ты поверил вранью Ложного Императора? Твой повелитель – Хорус. Ты знаешь это, брат. Скажи это!”
Внутри Космодесантника оставалась лишь малая искра жизни, но губы Алефа не шевельнулись. Молчание разожгло гнев Сцеволлы.
“Будь ты проклят, Алеф! Мы поклялись завоевать галактики вместе, в вечном крестовом походе, никто не мог остановить нас. Помнишь, как мы зачистили Гаруспик Крора? Как мы в одиночку защитили монастырь Сатрапоса от орочьих орд Старбайтера?”
В эру Великих Крестовых Походов, когда Легион Сцеволлы звался Лунными Волками, Имперские Кулаки сражались с ними бок о бок во множестве битв. Было общеизвестно, что Хорус, примарх Лунных Волков, уважительно пошутил как-то, что война между его Легионом и Имперскими Кулаками длилась бы бесконечно.
На Цестусе II, в битве при Трэльском Водопаде, Сцеволла спас капитана Имперских Кулаков Алефа от анаков, чудовищных аборигенов планеты. Узы дружбы связали двух Космодесантников, и, когда пути их Легионов пересекались, они вместе бились во многих сражениях. Но после того, как Хорус показал свою истинную сущность, Сцеволле не удалось убедить друга в том, что путь Воителя ведёт к славе. Восстание разделило их, и они не виделись до осады Императорского дворца на Терре, когда Сыны Хоруса атаковали Врата Вечности, охраняемые Имперскими Кулаками. Сцеволла разыскал своего бывшего боевого брата в мясорубке поля боя. Они сразились, и Алеф пал, пронзённый мечом Сцеволлы.
Сцеволла помнил последние слова, сказанные им умиравшему Космодесантнику. “Вся слава, за которую мы сражались, брат, обратилась в прах.”
Только тогда губы Алефа шевельнулись. “Не за нашу славу, брат, – выплюнул он вместе со сгустком крови. – Во славу Императора.”
Сцеволла фыркнул.“Твой Император сражается, защищая людей без чести, слабаков, рабов, которые прячутся, пока мы, доблестные мужи, проливаем за них свою священную кровь. Твой Император мог бы стать богом, а мы – его ангелами, но он предпочёл впрячься в ярмо охраны своего блеющего стада.” В словах Сцеволлы появилась настойчивость. “Загляни в свое сердце. Ты знаешь, что я прав.”
Алеф покачал головой.
Горячие слезы заструились по щекам Сцеволлы. “Я предлагаю тебе свободу, брат, а ты выбираешь смерть.”
Сцеволла страдал от сотен ран, но ни одна ещё не болела так сильно. Алеф осудил Воителя, и принудил руку Сцеволлы к братоубийству. Алеф предал своего боевого брата.
“Дурак!” – зарычал Сцеволла. “Я спас тебя. Ты обязан мне жизнью. Слушай меня. Я снова могу уберечь тебя: отрекись от ложного Императора и присоединяйся ко мне.”
Алеф хрипло рассмеялся. “Если бы Император наделил меня даром предвидения, я предпочел бы быть заживо растерзанным анаком, нежели спасённым отпрыском безумного подлеца.”
Ярость овладела Сцеволлой. Пронзительная горечь страдания сменилась гневом, сладким на вкус.
“Ты дерзаешь насмехаться над Воителем? Я клянусь, и призываю четырех богов в свидетели, что отомщу за твои оскорбления тысячекратно.”
Безумный смех эхом отозвался в голове Сцеволлы.
“Я буду выслеживать и убивать твоих потомков, до конца времен. Твои сыны будут страдать от моего клинка из-за твоей преданности твоему слабосильному Императору.”
Сцеволла сорвал броню с груди Алефа и погрузил руки глубоко в плоть. С тошнотворным хлюпаньем он извлёк из месива железу, бронированные рукавицы стали влажными и красными. Сцеволла дразнил Алефа кровавым трофеем, пока в глазах того не потух свет.“Я буду проигрывать это мгновение победы над тобой снова и снова.”
Он любовно разместил орган в мёртвых руках Алефа. Прогеноидная железа содержала геносемя, необходимое для развития преемника Алефа. Апотекарии прочёсывали поле боя, под огнём собирая драгоценное сырьё. Когда они вернут прогеноидную железу Алефа, его сущность, внедрённая с геносеменем, будет жить в новом рекруте. Сцеволла будет преследовать каждого из его генетических наследников и заставит их пережить ту же судьбу, что постигла их предтечу. Он связал себя этим обетом, когда воззвал к четырём богам.
Сцеволла поднялся и обратился к трупу: “Из черепов твоих наследников я воздвигну монумент отвергнутым тобой четырём богам. Твой ляжет в его основание.”
Он обезглавил бывшего боевого брата стремительным ударом клинка. Когда он нагнулся, чтобы поднять упавшую голову, появился Ларсус, спотыкаясь об останки на поле брани, на окровавленом лице была написана паника. Сцеволла побледнел, услышав его слова.
“Капитан, все надежды потеряны. Воитель мёртв. Мы должны идти!”
“Что ты сказал?”
Ларсус повторил, громче...
... Прошлое потускнело. Сцеволла вернул свой ум в настоящее. Ларсус тряс его за плечо.
“Капитан, мы должны идти. Армия Х’раксора смяла внешнюю оборону.”
Снаружи, триумфальные боевые кличи вторгавшейся орды заглушали крики защитников. Сцеволла замер, глубоко дыша. Его добыча была близко. Его чувства влекло к фабричным высотам.
“Мы идем наверх.”
***На глазах Сцеволлы солдат совершил пируэт в зев цистерны далеко внизу и со всплеском исчез в горячем вареве, последний из тех, кто вступил в бой с его отделением, пока они, ведомые чутьём своего командира, взбирались по лестницам и мосткам к более высоким уровням фабрики.
Отделение стояло перед рядом крепких дверей. Сцеволла едва ли не физически ощущал за ними присутствие своей добычи. Не привлекая внимания других, он отвёл Ларсуса в сторону. “Лейтенант, что бы ни случилось, не встревайте, чтобы спасти меня. Если я паду, это воля богов. Отнеси мою голову на Себакет и возложи мой череп на верх алтаря в знак моего поражения.”
Ларсус выглядел ошеломлённым. “Ты о чём, капитан? Ни одна душа в этой галактике не сможет победить тебя.”
Сцеволла отвернулся от своего лейтенанта. Он указал на двери. “Опус?”
Громила разбежался и вынес их плечом. Из пролома брызнул дневной свет. Сцеволла проследовал через него, остаток его людей – прямо за ним.
Снаружи находилась широкая плаза, открытая порывистому ветру, с видом на увитые туманом поля сражений далеко внизу. Низкие облака гневно-красного цвета затягивали небо. Поперек плазы выстроился в шеренгу взвод Имперских Кулаков. Самый высокий из них носил голубой плащ до земли и золотой венок офицера. Богато украшенный меч в его руках шипел энергией.
Сцеволлу охватило волнение. На благородном лице Капитана Деметроса были выгравированы черты Алефа. Он рявкнул свой приказ: “Капитан мой. Уничтожьте остальных.”
Атаку воинов приветствовали вскрики болтеров, чёрные доспехи вбирали в себя смертельный град. Сцеволла смотрел на продвижение своего отделения.
“Прощайте,” – печально шепнул он, затем пробормотал обещание богам. “Пора положить конец вашей забаве. Не возложу ни черепа более к вашему алтарю.”
Сцеволла выступил вперёд, выделяя капитана своим рунным мечом. Пять сотен раз он воспроизводил эту сцену. Пять сотен раз он побеждал своего сереброглазого соперника, наследника Алефа, и забирал трофеем его голову. Он давным-давно насытил свой гнев. Ему снова и снова приходилось переживать боль убийства своего товарища, и он больше не мог этого выносить.
Сцеволла пошёл по кругу, черный волк, выслеживавший свою жертву. Его соперник встал в дуэльную стойку, силовой меч одинаково готов как парировать, так и рубить. Приближаясь, Сцеволла заметил, как серебристые глаза Деметроса сузились в слабом узнавании. Этот серебряный взор поймал взгляд Сцеволлы, перенося его в другое время, другое место...
...Звуки битвы ревели: взрывы, выстрелы и крики умирающих. Земля сотрясалась от поступи ног Титана, рассеивавшего перед собой отряды Имперских Кулаков. Величественные Врата Вечности, сердито взиравшие на поле боя, сотрясались от жгучих поцелуев сотен ракет. Над головами, плюясь смертью, завизжал боевой катер, и множество наступавших Сынов Хоруса в тусклых доспехах пали под огненным дождём. Грязь от взрывов заляпала броню Сцеволлы, но он не дрогнул. Пока он кружил вокруг своего противника, какофония битвы была для него не более, чем бормотанием, смазанные картины окружающей жестокости – простой иллюзией.
