Уильям Форстчен - Солдаты
Ежедневный цикл утреннего подъема, езды на лошади, сопровождения в медленном темпе катящихся юрт, выпас миллионов лошадей, которые были богатством кланов, прибытие в еще один город скота, чтобы там взыскать дань золотом, серебром, искусно выполненным оружием, и плотью четырехногого скота и также, для разнообразия в качестве деликатеса — двуногого. Затем отправившись на следующий день в вечную скачку, сломать скуку, совершив набег на север в царство орды мерков, или на далекий север в область мертвых тугар.
Но Кин изменил все это. Кин и его янки были из другого мира. Эти изменения распространялись как чума по всему миру быстрее, чем орда могла скакать, и если он, его раса желают выжить; теперь был всего лишь один ответ: полное уничтожение. Это была война без компромиссов. Либо восстанию и их человеческой мечте наступит конец, либо за одно поколение ни один наездник, ни одной орды не останется в живых. На них охотились бы победители, с машинами еще более хитрыми и совершенными. Память тысяч лет Бесконечной скачки, радости Всадников, страдания скота, не могла забыть ни одна из сторон, и время расплаты пришло.
Джурак пообещал им, что когда наступит победа, и когда умрет последний русский и римлянин, а также в большом количестве будут систематически истребляться карфагеняне, чины и ниппонцы, так, чтобы исчезла какая-либо память о том, что случилось, то тогда Золотая Эпоха вернется. Машины будут уничтожены. Лук, копье и ятаган вновь будут главными, и вновь они будут скакать на восток, возобновив бесконечное путешествие их предков. Он знал, что обещание было ложью. Такое знание, будучи однажды выпущенным на свободу, никогда не сможет быть загнанным обратно. Поскольку он потихоньку пристально оглядел собравшихся вокруг него, он уже мог ощутить это изменение. Многие из картов, командиров кланов и уменов, уже сами начали адаптироваться, говоря об обстреливании продольным огнем, продвижения посредством стрельбы и прикрытия, использование артиллерии для подавления огня. Они понимали, как один локомотив мог перевезти за один день то, для чего требуется десять тысяч лошадей, и преимущества этого.
Нет, машины одержали бы победу в конце, и направление мысли понравилось ему, поскольку он знал, что это была жизненная необходимость. Так как Кин и его янки пришли в этот мир из Врат Света, неся знания, которые они имели, то это означает, что где-то там во вселенной был мир скота, которые приручили пар. Естественная прогрессия таких вещей привела бы их вперед к большим, и великим открытиям. В конечном счете, также, они обнаружили бы, что их мир был украшен потерянными Вратами Света, оставленных там его собственной увядшей расой, и как такие ворота могли быть тебе привычным путем во вселенную. Нет, тогда бы наступил день, когда еще больше людей сможет просто попасть сюда, с еще более продвинутым оружием, и в тот день его собственная раса должна быть готова или, что еще лучше, вновь открыть ворота для себя и использовать их.
Это было всего лишь частью причины, почему он вел себя так настойчиво в течение последней стадии зимы и весной, чтобы остановить наступление, создать запасы, потратить больше на создание большего количества фабрик и более нового оружия. С миллионами рабов в его распоряжении, как бы ни было это противно, он обгонит по производству янки, а затем уничтожит их. Но такие смутные мечты сейчас были не к месту. Здесь все так же была эта война, которую необходимо выиграть.
То, что сейчас происходило, соответствовало кар-карту Джураку, новому Спасителю, у него была возможность помолчать в тишине, как будто он молился предкам, но они ждали его заявлений.
— Ты прав, Зартак, — сказал он, наконец, нарушив тишину, — они выстраиваются для атаки. Новое местоположение орудий, больше огня со стороны снайперов, доклады о веренице поездов, несущих броневики.
Зартак, которого в его старом мире называли бы начальником штаба, одобрительно проворчал. Джурак посмотрел на старого воина, его грива почти вся побелела, непрочно балансирующего на своей деревянной ноге, и почувствовал волну теплой привязанности. Здесь был тот, кто в течение долгих месяцев после поражения под Римом, обучал нового кар-карта относительно путей мира, истории клана бантагов и всех орд, которые путешествовали по миру на севере, или тех, кто пересекал под парусом большие моря южного полушария.
— Я знаю, что бездеятельность предыдущих месяцев воздействовала в большой степени на всех вас, — продолжил Джурак, — поскольку это было сложно и для меня. Победа была в наших руках под Римом и проиграла в мгновение ока из-за одной глупой ошибки, отказа защитить наш транспорт для поставок. Именно поэтому мы ждали так долго. Мы построили те склады позади нашей обороны, но мы сделали больше, заняли половину земель, которые раньше принадлежали скоту из Рима. Это заставляет их голодать, и рано или поздно они будут вынуждены напасть, и это произойдет здесь.
— Непосредственно через реку? — спросил Токкангер, командир элитного умена Белых лошадей. — Даже мы понимаем безумие этой затеи.
— Все же они сделают это. Река мелководна, переходима вброд теперь на большей части ее длины. — И он указал назад на запад.
Река была единственной преградой, отделяющей две линии окопов на противоположных берегах на протяжении шести сотен ярдов, уменьшилась до грязной струйки.
— Кин обязан атаковать; это единственная возможность. На юге с их стороны берега есть некоторое превосходство, но там открытая степь и нет железной дороги позади них, что бы дать им преимущество, они не смогут поддержать там операцию. Мы, напротив, строим железную дорогу через узкий проход между двумя морями, чтобы поддержать наши усилия против Тира. Этот город стал ловушкой для них, так как теперь они не могут оставить его, чтобы мы не смогли использовать его как базу, как только наша железная дорога будет закончена. Еще в этой ситуации для них, нападение на нас там будет бесполезной атакой в пустой земле.
— Путь через горы, с помощью которого они атаковали нас с фланга в прошлый раз, теперь охраняется и хорошо защищен нами. Нет, они должны пересечь реку здесь. Он будет искать битву на уничтожение, заключительный отчаянный выпад, чтобы сломить наши силы и наш боевой дух.
Не было никакого смысла в объяснении политического давления этим воинам, хотя он и Зартак говорили об этом достаточно часто. Часть его стратегии, фактически главная часть — постараться вбить клин в альянс между Римом и Русью, подчеркнуть их военную беспомощность.
— Они должны взять обратно эту землю, которая принадлежала Риму или потерять лицо. Таким образом, мы позволим ему атаковать; он потерпит неудачу. Затем, когда придет время, мы будем атаковать в свою очередь. И на этот раз, я вам обещаю, мы не остановимся до тех пор, пока Рим, а следом за ним Суздаль и вся Русь не будут преданы огню.
Он сказал эти слова не как какое-то грандиозное видение или пророчество, а скорее как простое утверждение наступающей кампании, и все вокруг него кивали один за другим в согласии. Он понял, что это будет новый тип войны для них. Они были обескровлены длинной кампанией на всем протяжении от Великого Моря до ворот Рима, учась на собственном опыте, как все вещи изменились. Теперь они увидят это в действии. Все, в чем он нуждался, чтобы Кин ступил в ловушку, и в своем сердце он знал, что Кин собирался сделать этот шаг.
* * *Варинна Фергюсон, вдова известного изобретателя, сделавшего так много для успешного выживания Республики, шла через огромный ангар, пристально глядя в удивлении на воздушную машину, которая заполнила похожий на пещеру зал. Этот аппарат был особенным, названный именем Фергюсона, нарисованным со стороны башенки, чуть ниже кабины пилота. Работающие бригады были заняты, выкрашивая заключительным слоем лака двухслойную холстину крыльев. Завтра машина будет готова к своему первому испытательному полету.
— Ты проверяешь его не единожды, так?
Она посмотрена на Винсента Готорна, начальника штаба армии Республики, и улыбнулась. Он был непосредственно ответственен за развитие артиллерии, и таким образом был и ее начальником, но отношение вдовы Фергюсона с Республикой было странным. У нее не было официального звания или титула. Поскольку она была нитью к памяти о великом изобретателе, все выказывали ей уважение, поскольку в заключительные месяцы его жизни она была той, кто все более и более служил его глазами, его ушами, и наконец, даже его голосом. Как будто какая-то его часть жила в ней. То немногое, что было понятно, то, какой они были уникальной парой.
Привлекательность не была самодостаточной для застенчивого эксцентричного изобретателя в красивой рабыне в доме Марка, прежнего Проконсула Рима, а теперь вице-президента Республики. Красота давно ушла, и она больше даже не ощущала замороженную ткань шрама, которая сделала ее лицо маской, или искривленность рук, которые все еще трескались и кровоточили после часов проведенных за письменностью. Всегда присутствовало что-то, большее, чем простая привлекательность, как будто Чак чувствовал бриллиантовый свет внутри ее разума.
