Федор Березин - Атомная крепость
А тут уж докатывается и до Бюроса-Ута, опережая некоторых прочих, даже тех, у кого поболе звание, потому как Бюрос-Ут все же не абы кто, а бортовой радист. Да не просто радист, а радист-шпион, и помимо еще и радист-пулеметчик. И Бюрос монотонно, но разборчиво бубнит, что, мол, так и так, и рация «один», и рация «два», все мигают лампочками, и диапазоны те-то и те-то прослушиваются, а еще, типа, запасные триоды с пентодами — все здесь, под рукой, да и отвертки тут же. Да и с заднеполусферной пулеметной машинкой, за кою Бюрос ответствен, тоже все «майна-вира».
— Как новое спецоборудование? — уточняет командир бомбовоза. И правильно делает. Ибо этот подпункт совсем новый и не предусмотрен первичной инструкцией. И потому радист-пулеметчик кивает сам себе и довешивает, что, мол, так и так, новое оборудование закреплено надежно, приведено в готовность и когда понадобится, то тут же будет прогрето, запущено и т. д.
Тут уж докатывается до штурмана-бомбардира Тэшэ-Ки. И он бодро строчит, что бомбовые прицелы что надо, а кнопки отпирания подбрюшных створок «Принцессы Кардо», тоже, мол, всегда готовые.
Доходит, наконец, и до «бортового бездельника», или «катальщика за зря», как его кличут в экипаже, Чирини-Ука. Он на борту как бы второй физик, ибо отвечает за загруженные в отсеки атомные боеголовки. Он — оружейник «два». И он вправду бездельник, потому что может похрапывать хоть всю дорогу туда и обратно. Только вот без него от боеголовок толку исключительно «нуль». Их, конечно, все равно можно сбросить, но тогда максимум, что они могут натворить, — это проломить кому-то крышу. И потому Чирини-Ук вяло докладывает, что такие-то «изделия» находятся на борту и нужные насадки прикручены к ним куда надо. По большому счету, физик-инженер Чирини мог бы сейчас с чистой душой сказать всем «до свидания» и выбраться в люк на землю, сделав всего одну вещь. В отличие от нормальных бомбовозов тут не получится в процессе полета покинуть кабину и пробраться в бомбовые отсеки для накрутки и взведения этих самых насадок. В плане его бомбового ведомства единственное, что он может, это ввести по проводам коды отключения блокировок. Если он сделает это прямо сейчас, то все будет в доскональной готовности. Но тут опять же действует привычный стереотип в подходе к эксплуатации тяжелых бомбовозов. Вот присутствовали же раньше оружейники «два» в боевых экипажах завсегда? Пусть и сейчас катаются. Мало ли что с этими «специальными» боевыми частями может случиться?
Короче, дело близко к концу. Потому как дошло до Лютфэна-Бе, который вообще-то пилот «три», и потому покуда ни за что не отвечает, только лишь за самого себя. Типа, что он вот тут и всегда готов заменить хоть первого, хоть второго пилота, если там что не так, аппендицит, понос или вражеский осколок. Ах, да! Он еще, оказывается, пулеметчик «два» и ответствует за ту пулеметную машинку, что торчит поверху фюзеляжа «Принцессы».
Фух! Ну, ныне тут на борту отмучились, и трижды-майор переключает внимание на других подчиненных. Ведь он не только командир этого конкретного бомбовоза. У него в деле еще три таких же. Там к этому времени провели свой собственный тест-опрос, так что командиры тамошних машин бодренько шурудят по радио, что, мол, «полный порядок» и «сплошные плюсики». Только у них в отличие от внутрибортовой возни все идет кодированными фразами. Типа: «помидор зеленый» или «покраснел». Все ж понимают, что радио, оно вещь такая — разносит весть по всей округе или даже по всей Сфере Мира.
Само собой ясно, что столь долгая канитель с подготовкой к взлету годится именно для бомбовозов, никак не для каких-нибудь истребителей-перехватчиков. Те, если будут так распинаться, ни в жизнь не догонят ни один вражеский бомбовоз. К тому же сейчас можно и не очень торопиться с докладами, в конце концов, время-то еще не то чтобы совсем мирное, но не предельно военное. Так, покуда в стадии вялотекущих экваториальных конфликтов. Однако все на борту понимают, что, когда они взлетят или, точнее, доберутся до отмеченной в картах штурмана Редесйя-Чи точки, мирное время закончится. Выходит, они не просто какие-то авиаторы-бомбовозники, они — гвоздь программы!
6
Ответить на вопрос, от чего сходят с ума пилоты экспериментальных гиперзвуковых самолетов, могут только те, кто взглянет на проблему извне. Хорошими кандидатами в отгадчики являются земляне, но они появятся в здешних краях сравнительно нескоро. Так что покуда никаких претендентов не наличествует, и узнать ответ неоткуда. Все, включая летчика-стратосферщика Уксуна-Бу и даже знающих чуть больше докторов-психиатров, присматривающих за когда-то возвратившимся на Сферу Мира пилотом «номер четыре», догадаться о правде не смогут никогда. «Номер четыре» раздает им подсказки, но не способен заснуть без успокоительного укола. Он все время твердит про какое-то «черное, черное пространство везде», «миллион дырок от иголок в небе», «резаная половина камня, похожая на гнилой сыр, висит посередине», но никто из санитаров все равно не докумекает, о чем речь. Разве что сильнее стянут очень-преочень длинные рукавчики рубахи и поднесут двойную порцию таблеток перед манной кашкой.
Ни одна душа на планете Саракш не ведает, что «черное пространство везде» может существовать не только в голове безумца, но и на самом деле. Да, вообще-то, никто тут и не воспринимает понятие «планета», а не то что конкретный «Саракш». Когда смотришь с поверхности Саракша вверх, создается впечатление, что мир накрыт сверху чем-то наподобие большого оцинкованного ведра. Данное небесное тело имеет в атмосфере слой серебристой субстанции, образованной чем-то сходным с земными перистыми облаками, плюс особый вид северного сияния, только разлитый по всей поверхности. Да еще жуткая рефракция, искажающая дальнюю перспективу и попросту отменяющая горизонт. И потому выход за пределы этого экрана сталкивает человека с невиданным доселе феноменом — звездным небом. Где-то на траверзе, среди этих жутких для неподготовленной психики ярких точек, висит совсем уже страшнющая местная луна. Требуется быть безмозглым травоядным, чтобы перенести подобное зрелище и не свихнуться.
Но Уксун-Бу задраен в гиперзвуковой капсуле надежно и, следовательно, защищен. Он как герой Одиссей, привязанный к мачте и с ватой в ушах: никакие Сирены ему не страшны. Правда, и про историю Одиссея на этой планете ничего не известно. Тутошняя цивилизация кастрирована сразу во многих смыслах.
7
Кроме знания своей военной специальности, а также всяких премудростей, помогающих существовать в быту, Бюрос-Ут имеет еще и личные убеждения. Например, он полностью убежден, что его родная страна — Королевство Ноюи — безоговорочно самая лучшая в мире. Еще он знает, что народность, населяющая королевство, самая мудрая из всех наций на Сфере Мира. И вообще, по идее, его Ноюи давным-давно должно именоваться вовсе не королевством, а империей. В самом деле, «Империя Ноюи» звучит куда значительней. Разумеется, покуда не хватает только лишь самой империи. В смысле занятая нынешней Ноюи площадь не слишком велика. Тут даже спорные территории экваториально-восточной оконечности Большой Суши не совсем выручают. То есть даже если споры решатся в пользу Ноюи, то и тогда в плане империи будет негусто.
Но ведь — ну-ка, вспыхни, Мировой Свет, с новой силой! — для чего Бюрос-Ут и сотоварищи режут ныне винтами атмосферную серость? Ежели у них что-то получится, то самую большую раковую опухоль материка — империю северян — удастся загнать в угол. И тогда Ноюи достанутся не только спорные земли Корпытомуса, но может, что-нибудь еще. В самом деле, после осуществления плана весь Временный Оборонительный Союз поймет, что роль Ноюи не сводится к простому рядовому членству. У любого союза государств обязан быть лидер. Почему бы Ноюи не стать таковым? В конце концов, после принуждения северной Империи к капитуляции будет вполне оправданно заставить ее пустить на свои приграничные территории военные миссии и даже инспекции. А кто, как не государство Ноюи, может претендовать на посылку инспекций и даже… Да будет Мировой Свет пульсировать всегда!.. Почему бы не ввести в некоторые провинции северной Империи ограниченный военный контингент? Дабы оный, в случае чего, силой поддержал требования миссий по демилитаризации приграничных районов.
В общем, в преимуществах своего народа, а также в том, что его роль в истории принижена и учитывается совершенно недостаточно, радист-пулеметчик Бюрос-Ут был убежден доподлинно. Смущало одно. Бюрос-Ут был все же не просто бортовым радистом и уж тем более управляющим хвостовой пулеметной машинкой, а радистом более высокой квалификации. Он был, как-никак, радистом-шпионом второго уровня, а это что-то да значит. Ну, а любой радист-шпион, само собой разумеется, обязан знать иностранные языки. Вот именно тут и проявлялось противоречие. Знание чужих наречий пробивало брешь в системе убеждений и ценностей. Служебный допуск к прослушке вражеского и союзнического радиоэфира создавал странное ощущение дежа вю. Дело в том, что, судя по «вражеским голосам», каждое государство единственного на Сфере Мира континента считало именно свое население самым-самым. Разумеется, объяснялось все это достаточно просто. Любое из правительств, конечно же, не могло признаться в своей некомпетентности и в некоем самозванстве на лидерство, вот и ублажало подчиненные народы в их собственной исключительности. Тех, кем управляешь, надо ведь не только бить, но хоть время от времени еще и гладить по головке. Однако нехороший осадок оставался. Ясно-понятно, что Бюрос-Ут никому о своих сомнениях не говорил. Что можно доказать дуболомам из контрразведки, зовущимся в военном народе «наблюденцами за нутром»?
