Геннадий Прашкевич - Разворованное чудо
– Шлесс! – позвал я.
Он выстрелил.
Не целясь.
Тогда я снова позвал:
– Шлесс!
Еще два выстрела, один за другим. Зато теперь я знал, сколько патронов у него осталось.
Так, время от времени окликая немца, я заставил его расстрелять всю обойму.
И тогда, уже не боясь, пересек поляну, присел перед ним на корточки:
– Что с тобой?
Немец невидяще уставился на меня.
Сломав ветку, я помахал ею перед немцем, но он и ветку не видел.
Его зрачки были неестественно расширены, но он ничего не видел – ни ветку, ни меня.
– Он ослеп, – сказал я рейнджерам, окружившим нас.
– Тогда зачем он нам нужен? – угрюмо спросил голландец. – Кто с ним будет возиться?
Скотина, подумал Буассар. Он скотина, этот голландец. От него и пахнет скотиной. Чем еще и пахнуть скотине? Я таким никогда не доверял, я спать не лягу, если в прикрытии стоит такая скотина. При первой опасности он займется спасением собственной шкуры, он на это запрограммирован. Ему плевать на всех. Так уже было.
Он вспомнил Индокитай.
За колючей проволокой лагеря Ти шла перестрелка, у шлагбаума из всех люков дымил подожженный танк. Сержант Лоренс первым заметил снайпера. Заметил его и ван Деерт, но снайпера снял Лоренс. Я долго потом думал, вспомнил француз, зачем Лоренс это сделал? Он не очень меня любил. Но он снял снайпера, на какую-то секунду открывшись, и сам в ответ получил пулю. Он, наверное, считал, что в следующий раз уже я прикрою его. Может, и жаль, что его убили. Я бы его прикрыл.
Прикрытие!
Вот единственное, о чем стоит всерьез заботиться.
Бот единственное, над чем стоит постоянно думать, – прикрытие.
А ван Деерту наплевать. Он не прикрыл немца Шлесса, скотина. Это надо запомнить и не торчать рядом с голландцем. Он не прикроет, если это понадобится. Он плохое прикрытие.
Что ж, подбил итоги Буассар, я свои выводы сделал. Надо держаться поближе к Усташу или к Ящику.
У Буассара отлегло от сердца.
Он уважал себя за правильные выводы. И он умел радоваться удачам.
Глядя на плачущего немца, он еще раз, далеко не впервые за свою долгую, полную неожиданных приключений жизнь, порадовался – удача не обошла его. Он жив, он может рассуждать, у него есть выбор.
И это справедливо, сказал себе Буассар.
Это справедливо, что удача меня пока не обходит.
Это справедливо, что весь в слезах лопочет что-то свое немец Шлесс, а не я.
Это справедливо!..
Когда капрал развернул джип, Буассар ухмыльнулся:
– Может, ты и прав, Усташ. Может, эту тварь у нас купят.
– Что там с немцем? – перебил его капрал.
И резко затормозил.
Немец, Шлесс, дергаясь, хрипя что-то, двумя руками держался за горло. Его лицо на глазах чернело, он задыхался.
И агония не продлилась долго.
– Вытащите его из машины, – приказал капрал. – В джунглях много непонятных болезней. Мы не повезем немца в лагерь.
Только бросив лопаты в джип, мы несколько пришли в себя.
Крошечный холмик, укрытый дерном, вот все что теперь напоминало о недавнем существовании немца Шлесса.
Поняв наше состояние, капрал сплюнул:
– У нас есть время, а тут рядом есть деревушка. Говорят, что черные в ней поддерживают премьер-министра, но все они скрытые симбу. А уж знахари в деревне точно найдутся. Ван Деерт, садись за руль. Я хочу знать, от чего может так неожиданно умереть такой молодой здоровый мужчина, как этот Шлесс? Просто так ничего не бывает. Держись слоновьей тропы.
И спросил:
– Есть у кого-нибудь выпивка?
Буассар, ухмыльнувшись, вытащил из кармана плоскую фляжку.
– Разве я не запрещал брать выпивку на задание? – спросил капрал, делая крупный глоток.
– Случайность, – еще шире ухмыльнулся француз.
Капрал выругался:
– Дерьмовое виски! – И мрачно усмехнулся: – Но глотку продирает.
Часа через полтора джип подкатил к островерхим хижинам, спрятавшимся под банановыми деревьями. Несколько масличных пальм, черных как сажа, поднимались над поляной. Заливаясь отвратительным визгом, под колеса бросились две – три тощих собачонки с оттопыренными, как у гиен, ушами.
– Они все симбу, – выругался капрал.
Вождь деревни, плюгавый человек с сильно выдающейся вперед нижней челюстью и низким и черным, блестящим, как будто он был отлакирован, лбом, встретил нас у порога хижины. На вожде был старый замызганный пиджак без рукавов – символ силы и власти. Б узких глазах пряталась плохо скрываемая неприязнь.
– Джамбо! – приветствовал вождя капрал. – Умер белый. Он встретил в зарослях черного. Мы работаем на Моиза Чомбе и хотим знать, что делал черный в лесу вдали от деревни? Других деревень здесь нет. Это твой черный. Ты вождь, ты знаешь закон – скажи!
Вождь трижды хлопнул в ладони.
На его сигнал из темных, казавшихся необитаемыми хижин выползли на свет божий десятка полтора стариков и старух. Сгорбленные, беззубые, они равнодушно смотрели на нас, не делая никаких попыток заговорить или хоть как-то выразить интерес к нам.
Капрал покачал головой:
– Черный в лесу был молод. Он ждал белого, и белый умер. Мы хотим знать, зачем черный ожидал белого в лесу?
Вождь снова хлопнул в ладони.
К толпе стариков молчаливо присоединились еще пять – шесть человек. Я бы не назвал их очень молодыми, а может, они просто были сильно истощены.
Капрал побагровел.
Повинуясь новому сигналу вождя, из стоящей поодаль хижины выползла на свет тощая, отвратительная, искривленная болезнями и возрастом старуха. Ее лицо, кроме таз, чуть не наглухо закрывала повязка, сплетенная из сухих бледных стеблей. Медленно обведя стариков взглядом, в котором, несмотря на древний возраст, все еще таился некий жадный огонек, старуха на мгновение замерла. Она тут самая живая, невольно подумал я, увидев, как резво схватила старуха длинный гибкий хлыст, видимо вырезанный в кустах совсем недавно – на нем еще не просох сок, мгновенно окрасивший в желтое сморщенный, черный, как уголь, кулачок старухи.
Тягостное чувство охватило собравшихся.
Капрал, отступив на шаг, незаметным жестом поправил заткнутый за пояс пистолет.
Пригнувшись к земле, старуха хищно ударила, хлыстом о землю.
Раз!
И еще раз!
Колючая белая пыль заволокла поляну.
Но старуха не останавливалась.
Трясясь, что-то выкрикивая, она с силой колотила хлыстом по земле, кривлялась, иногда почти падала в ту же пыль. Тонкая сухая рука безостановочно отбивала удары, хотя никто из черных и глазом не моргнул, равнодушно ожидая, чем кончится для них все это действо. Руки и ноги старухи дергались в одном ритме, она уже танцевала, она уже летела над землей, казалось, сейчас она впрямь взлетит! Но она не взлетела, она наконец упала сморщенным лицом в пыль под ноги тощему, испуганно отпрянувшему негру.
Вождь равнодушно смахнул пыль с рукава:
– Возьмите этого человека.
– Ахсанте, – поблагодарил капрал. – Я забираю его.
И подтолкнул негра к джипу:
– Кенда!
Негр уперся.
– Экоки то набакиса лисусу?
До негра дошло.
Он обреченно опустил голову.
– Привяжи негра к дереву, – приказал капрал Ящику, когда мы вернулись в лагерь. – И скажи бабинге, что нам пора жрать. В этом чертовом климате устаешь быстрее, чем кажется.
Подавая обед, бабинга испуганно скашивал глаза на привязанного к дереву негра.
– Ты чем-то недоволен? – спросил капрал.
– Нет, бвана.
– Может, ты хочешь ему помочь? – указал капрал на пленника.
– Нет, бвана.
Сгустились сумерки.
Голландец развел костер.
Поставив джип так, чтобы его фары высвечивали всю поляну, Буассар пристроился на жестком брезенте рядом со мной. Я примерно представлял, что будет дальше.
– Умер белый, – сказал капрал, подойдя к привязанному к дереву пленнику вплотную. – Ты знаешь об этом.
Капрал не спрашивал.
Капрал утверждал.
Он поднимал наш боевой дух, и пленник кивнул безвольно:
– Ндио, бвана.
– Ты подстерег белого в кустах. Ты произнес заклятия. Ты подослал туда мальчишку, обработавшего кусты ядами. Так тебя научили деревенские знахари.
– Нет, бвана! – закричал негр.
По его щеке, подбираясь к моргающему, широко раскрытому глазу, спокойно бежал муравей, но пленник не замечал его.
– Ты хотел дождаться, когда мы уйдем. Тогда ты забрал бы труп белого. Ты ведь всегда так делаешь.
– Нет, бвана.
– Впрочем, ты не похож на знахаря, – заметил капрал, задумчиво раскуривая сигарету. – Может, ты даже говоришь правду. Я, наверное, смог бы тебе поверить. Докажи, что ты говоришь правду. Мы не видели в твоей деревне женщин и девушек. Наверное, вождь прячет женщин и девушек. Скажи, где он их прячет? Я подарю тебе нож и прощу твое колдовство. Где они прячутся? Я говорю о женщинах и девушках. Я хочу помочь тебе. Ты ведь знаешь, где они прячутся?
– Нет, бвана.
Я поморщился.
Кричать так громко не стоило. Капрал стоял прямо перед негром, и никто к их голосам, в общем-то, не прислушивался. Черный вполне мог отвечать не так громко.
