Андрей Посняков - Саркофаг
– Точно фирма! – делая ударение на последний слог, с придыханием прошептал Виталик. – Ишь ты, лейбак-то – «Леви Страус».
– Рустам, а они хоть «пилятся»?
– А ты проверь, – усмехнулся комсорг. – Возьми вон спички.
Недоверчивый Виталькин напарник поелозил по шву спичкой, пока та не окрасилась синим, точнее сказать, в цвет «индиго». А это значило, что джинсы были настоящими, фирменными – их можно было для крутости натирать кирпичом.
– Слышь, Рустамчик… А у тебя потом еще будет? Мы к Новому году деньги накопим…
– Вот как накопите, так и придете! – хохотнул комсорг. – Все, идите. Смотрите на собрание не опаздывайте!
Он буквально вытолкнул довольных парней в двери. Туда же проследовал и Максим, минут через пять, вслед за парнями, оказавшийся в другом бараке, третьем, в комнате у девчонок. Собственно, девчонка там была одна – та самая красотулька-брюнеточка. Надя?
– Слышь, Надюха, мы вот тут шли…
Точно! Она.
– И подумали: тебе вина не купить? Если купить, то…
– Не, ребята, спасибо, но увы – финансы поют романсы. – Девушка засмеялась. – Если только так угостите.
– Конечно же, угостим, само собой! Ой, Надя, девки сказали – гербарий надо на кафедру срочно сдавать.
– Срочно?! – Девчонка явно забеспокоилась. – Так теперь уж только в понедельник. Завтра же подружке отвезу – она передаст.
– Ну, мы пошли тогда… Ты на собрание-то чего не торопишься?
– А. – Надя отмахнулась. – Успею. Сейчас вот гербарий найду… куда ж я его засунула-то? Ага… Наверное, под матрасом! Чтоб лучше распрямлялись…
Парни ушли уже, но достать гербарий девушка не успела – в дверь снова постучались, настойчиво и вместе с тем игриво.
– Ну кто там еще? Ой… – Распахнув дверь, Надька скривилась, словно от зубной боли. – Рустам… Чего тебе?
– Я ненадолго. – Комсорг был уже в черной официальной паре, на лацкане пиджака сиял большой комсомольский значок с надписью «Ударник-1973».
Под мышкой «душа и совесть» курса держал сверток.
– Сестре не подошел, маловат… я вот подумал: может, тебе? Ты дверь-то прикрой, мало ли…
Дождавшись, когда девушка закроет дверь на крючок, Рустам развернул оберточную бумагу, извлекая на свет божий… шикарный джинсовый комбинезон! Похоже, что тоже фирменный, насколько знал Тихомиров, китайцы тогда еще джинсов не шили – не научились, а может, боялись Председателя Мао. В семьдесят пятом году тот еще был жив… кажется.
– Ах! – Курдюкова была просто ошеломлена. – Прелесть какая… и это же мой размер!
– Померь. – Главный комсомолец курса шумно сглотнул слюну. – Я отвернусь…
– Но… – Синие глаза девчонки вдруг погасли. – Это же, наверное, дорого. Мне не потянуть. Нет… спасибо, конечно, за предложение, но…
– Восемьдесят рублей тебе не потянуть? – саркастически хмыкнул Рустам. – Всего-то две стипендии. Тем более можем договориться… ну, чтоб ты не за раз отдавала и не за два, а постепенно… когда червонец, когда – два…
– Ой, Рустамчик…
– Ты меряй, меряй…
– Ладно…
– Только это… Сейчас в Европе модно такие комбинезоны прямо на голое тело носить, без всяких там маек, рубашек… с одним лифчиком только. Но если ты стесняешься…
– Я? Да ты лифчика моего не видел!
Да уж, не видел, как же!
На этот раз хмыкнул уже Максим. Вся группа видела – недаром же ты, девочка, так упорно выставляла на всеобщее обозрение свое белье… к слову сказать, и в самом деле красивое.
А Надюха между тем быстро переодевалась – скинула спортивные брюки, рубашку… Конечно, Максим не смотрел… старался не смотреть, но… взгляд его нет-нет да и падал в зеркало, которое бесстыдно отражало точеное девичье тело. Впрочем, любоваться пришлось недолго – девушка живенько натянула комбинезон, действительно пришедшийся ей впору.
Повернувшись, Рустам одобрительно зацокал языком:
– Вах, вах! Какой дэвушка! Нет, в самом деле, какая же ты красивая, Надька! И как тебе идет этот комбинезон. А ну-ка повернись, подойди к зеркалу… Ну! Королева! Вылитая королева. Джейн Фонда!
Надюха стояла у зеркала и – по всему видно было – сама себе очень нравилась. Вот потянулась, вот – повела плечом.
И как-то незаметно, будто само собой так случилось, комсорг вдруг оказался рядом с девушкой, неслышно подошел сзади, обнял… оп, руки его пролезли под комбинезон…
– Ой, Рустам, перестань… перестань сейчас же!
– Всего двадцать рублей в месяц, – жадно гладя девчонку по животу, шептал Рустам. – Десять… Какая ты красивая, Надя… Ну, не стесняйся же своего тела! А хочешь… я тебе эту джинсу подарю? Вот так, просто?
– Так просто? – Студентка неожиданно покраснела. – За кого ты меня принимаешь?
– За свободную современную девушку! – гулко сказал Рустам. – А не за какую-нибудь там клушу – «синий чулок»! Нет-нет, я тебя не неволю… Просто ты такая красивая, что… что очень хочется целовать все твое тело! А комбинезон этот… пусть он останется у тебя. Бери! Просто так. Бесплатно! Ну, ты только посмотри! Взгляни же… И – всего один поцелуй… нет, несколько…
Надюха все же сломалась. Вначале позволила поцеловать себя в губы… потом с ее правого плеча опустилась бретелька… а вот – и с левого… Вот полетел на пол лифчик, обнажив упругую грудь, которую ушлый комсорг принялся тут же целовать с алчностью и истинно животной страстью…
– Рустам… Рустам… вдруг кто-нибудь придет… вдруг кто-нибудь…
Девушка уже оказалась в койке, и Рустам принялся деловито стаскивать с нее комбинезон вместе с трусиками…
Ай-ай-ай, что делают? Так и до гербария не дойдет. Притворно покручинившись, Тихомиров легонько смахнул рукой стоявший на столе графин… и тот разбился вдребезги!
– Ай! – Надюха тут же натянула комбинезон обратно и испуганно сверкнула глазами: – Кто здесь?
За дверью – весьма кстати – вдруг послышались шаги и чьи-то веселые голоса.
– Ребятапришли, – тихо сказала Надя. – Сашка с Виталькой.
– Поди, за вином ходили, – поправляя галстук, ухмыльнулся комсорг.
Поправил, походил перед зеркалом, потом обернулся, посмотрел на девушку, плотоядно, словно древний ящер на какое-нибудь ходячее мясо. Улыбнулся, подмигнул даже:
– Ты комбинезончик-то носи…
И ушел, оставив дверь открытой.
– Хм, носи… – Надюха снова завертелась у зеркала – и так повернулась, и эдак, видать, сильно нравилась ей эта джинсуха, настолько нравилась, что девчонка, похоже, была готова на все.
Тихомиров даже сплюнул презрительно, но почти сразу, подумав, пожал плечами – в конце концов, почему он кого-то здесь осуждает? Он, захвативший те самые времена лишь краем детства? Восьмидесятые, семидесятые, шестидесятые между собой отличались, по сути, очень мало, а вот девяностые, на которые пришлась юность Максима, – совсем другой разговор, иная эпоха. И никогда ему и его поколению не понять этих людей, готовых за тряпки на… А на что, собственно? Собственно, почему он тут так все решил? И кто она ему, эта Надюха Курдюкова? Красивая обманка, морок, с которым и поговорить-то нельзя.
Да уж, семидесятые… Мать как-то рассказывала, как много тогда значили вещи. Во времена всеобщего дефицита понятие «купить» забывалось, все говорили – «достать». Через хороших знакомых («нужных людей») или, вот, у фарцов. А потом вовсю хвастаться – а вот он я какой! Не хухры-мухры – джинсы на мне! Да не какие-нибудь, а фирменные! Завидуй, серая толпа!
Джинсы, «стенки», гарнитуры… СССР был продан еще в семидесятые. Продан за тряпки. И до сих пор те же самые тряпочники скулят: «Ах, дерьмократы проклятые, нашу любимую Родину развалили». Так вы же и развалили! Сами. Что, не помните? Позабыли уже?
Вот и Рустам, комсорг, и Надька эта… Это их жизнь, и другой у них нет, как нет и другого менталитета. Чего ж тут осуждать-то? И вообще, нехорошее это дело – судить других.
Мда-а-а… Однако, где ж у этой девчонки гербарий?
А тут уже кто-то пришел – парни, девчонки:
– Ой, Надька, ты чего копаешься? Ребята новый диск принесли – «Шокинг Блю», ух потанцуем! Шиз-га-ра-а-а!
– А Том Джонс? – обиженно хлопнула глазами Надя. – А Хампердинк? Под что же медленные танцы будут?
– Э, не журись, дивчина! Найдутся и Хампердинк, и Том Джонс! Пошли давай. Лай-лай-лай… Дилайла-а-а-а…
– Ну вот, – усмехнулся им вслед Тихомиров. – Нет, чтоб петь: «И Ленин такой молодой, и юный Октябрь впереди!» Так они – Том Джонс, Хампердинк, «Шокинг Блю».
Песню про Ленина Макс знал с детства – ее всегда пел отец с друзьями, после баньки, под водочку…
– Та-ак… – Макс случайно глянул в зеркало и поежился – он, как вампир, в зеркале не отражался. – Ну-ну… значит, говоришь, под матрасом?
Пошарив по койкам, он довольно быстро обнаружил серенькую папку с засушенными растениями, про которую Надька Курдюкова, конечно, и думать забыла. Молодой человек усмехнулся, пролистнул быстренько: ромашка, какой-то чахлый василек, колокольчик… ага! Вот он, цветик-семицветик!
