"Фантастика 2025-65". Компиляция. Книги 1-29 (СИ) - Свадьбин Виталий

Виктор едва заметно усмехнулся. Я поняла его: ни он сам, ни Федор Игнатьевич не могли считаться «моими» людьми. Но я надеялась, у мужа хватит здравого смысла и выдержки не испортить мне игру. Не за красивые же глаза его выбрали председателем дворянского собрания!

Староста вышел первым, за ним Иван. Люди в толпе зашептались, выбирая остальных. Кто-то подтолкнул вперед высокого мужика с седеющей бородой:

— Михей пусть идет, он грамотный.

— И Степан, — добавил кто-то, — у него семеро по лавкам, он за всех отцов постоит.

Пятым неожиданно вытолкнули того самого Яшку-косого. Тот заозирался, но люди сомкнулись и юркнуть в толпу не вышло. Я сделала вид, будто не заметила его метаний.

— Что ж, пожалуйте во двор.

Виктор и Федор Игнатьевич напряглись, но толпа не попыталась прорваться за переговорщиками. Кованые ворота закрылись снова.

— Барыня, дозволь, мы нашу претензию тут выскажем, — начал староста. — Дабы мир весь слышал.

— Говори, — кивнула я.

Староста прокашлялся, то ли собираясь с мыслями, то ли чтобы придать своим словам большей важности. Его опередил Яшка:

— Отравить народ хочешь! В колодцы приманку для птицы с железными крыльями сыпешь!

Марья шагнула, собираясь отвесить ему подзатыльник, но, вовремя вспомнив об уговоре, охнула. Вместо нее провокатору отвесил знатного леща Иван.

— Куда вперед батьки в пекло лезешь? Пущай староста говорит.

Тот укоризненно посмотрел на потирающего затылок Яшку, повернулся ко мне.

— Вот какое дело, барыня. Говорят, будто мор пошел оттого, что вы в колодцы велели что-то сыпать. И что велели вы мужиков по домам запирать, чтобы работать они не могли. Может, конечно, и брешут, да только в Ольховке, по слухам, все перемерли, а у вас в усадьбе больных нет.

— Ты грамотен? — спросила я.

— Да, барыня. — Он огладил бороду.

Я оглянулась.

— Марья, пожалуйста, принеси последнее письмо от Ивана Михайловича.

Марья, поклонившись, неторопливо двинулась к дому.

— Подождем, — сказала я. — Моим словам вы вряд ли поверите, а доктора Ивана Михайловича многие в уезде знают.

— Знаем, хоть он и городской, — согласился староста. — Он простых мужиков не чурается. Говорят, больницу собрался строить.

Виктор подтвердил:

— Собрался. Я его из города зазвал, обещал больницу построить на свои да княгини деньги.

Мужики переглянулись.

— Благодарствую, коли так, — поклонился староста. — Но больница больницей, а ежели мор пойдет, так и лечить некого станет.

Виктор кивнул.

— Потому мы и пытаемся его остановить. Если мор разгуляется, он никого не пощадит: ни господ, ни простых людей.

— Евгений Петрович тоже доктор, а он говорит… — вякнул Яшка и тут же заткнулся, будто поняв, что сболтнул лишнего.

— Евгений Петрович? — приподняла бровь я, изо всех сил стараясь казаться спокойной.

— А и впрямь, — задумчиво проговорил староста. — Наш-то барин тоже доктор. Только не припомню я, чтобы ему до наших хвороб было дело. Знай оброк вовремя плати да барщину отрабатывай.

Тут вернулась Марья, с поклоном протянула мне письмо. Я отдала его старосте.

— Вот, прочти. Вслух, чтобы весь мир слыхал.

Староста развернул письмо, прищурился, разбирая почерк доктора. «Грамотный» Михей заглянул ему через плечо. Остальные мужики сгрудились вокруг, даже Яшка, хоть и держался чуть поодаль. Толпа за воротами качнулась, прильнув к ограде, и даже, кажется, дышать перестала.

— «Милостивая государыня Анастасия Павловна…» — читал староста медленно, по слогам, водя пальцем по строчкам. Я не торопила его.

— «Не перестаю удивляться мудрости господней, внушившей вам столь чудесные методы излечения. Даст бог, нам удастся избежать дальнейших смертей, и я тешу себя надеждой, что так и случится…»

Народ зашумел, загудел.

— Не все, вишь, померли, — веско произнес Иван. — А раз в одном молва приврала, так и в главном, поди, обман. Не от барыни черная птица прилетела.

— Это у господ обман сплошной, — снова вмешался Яшка, и я поняла, кого он мне напоминает. Шакала-подхалима при хищнике, что предпочитает пока держаться в тени. — Ежели никто болеть не будет, так и больница незачем! За что с народа деньгу-то брать?

— А за ту больницу с тебя, пустозвон, хоть четвертинку змейки потребовали? — взвился Виктор. Я взяла его за руку, успокаивая.

Староста огладил бороду.

— Ваша правда, барин, новых податей в уезде не объявили. Пока, — многозначительно добавил он.

— И не объявят, пока я председатель дворянского собрания. Если только императрица не решит, тут уж я спорить бессилен.

— За то благодарствую, особенно ежели слово свое сдержите.

Виктор рассмеялся.

— Вот ведь наглец! Княжеское слово крепкое.

Староста поклонился, опять обратился к бумаге.

— «Надеюсь, и карантин…»

Мужик поднял на меня недоумевающий взгляд, и я пояснила:

— То, чем вы недовольны, когда говорите, что людей по домам заперли. Запирают больных — их в отдельную избу. В другую избу собирают тех, кто с больными из одного котла ел или из одного колодца пил. Болезнь не сразу силы набирает, а бесы, которые страданием людским тешатся, только и ждут, чтобы на кого перескочить. Поэтому и запирают, чтобы некуда им деваться было, да гонят особым порошком, я его потом вам покажу.

— Так-то оно так, бесов, конечно, без присмотру отпускать негоже, — вмешался Степан, у которого «семеро по лавкам». — Однако ведь и работать надо, сейчас, почитай, каждый день год кормит.

Я кивнула.

— Понимаю. А что делать, ежели бесы не успокоятся, пока всех не уморят?

— Молиться. Молитва святая любого беса выгонит.

— Любого, да не любого. Господь наш свят и всеблаг, однако люди-то грешны, и потому их молитва той силы не имеет, что изначально господом дадена. Или есть кто из вас без греха?

Мужики снова переглянулись. Желающих объявить себя праведником не нашлось.

— Потому кроме молитвы приходится и человеческими силами действовать. Если отец умрет, кто жену да детей его кормить станет? Родня своих не всегда прокормить может, а чужие и вовсе никому не нужны.

— А говоришь, не понимает барыня нашей жизни, — подал голос «грамотный» Михей.

— Понимает, и помогает, чем может, — не удержалась Марья. — И дай бог, чтобы все господа такие были. Спроси вон у Дуняши нашей, сколько добра ее сестренкам барыня сделала. Или у вашей Аленки. — Она повернулась к толпе. — Как разродиться не выходит, так «барыня, помоги», а как добром отплатить — за вилы?

— Хватит, — оборвала ее я. Повернулась к мужикам.

— До зимы всех по избам держать не собираются. Чем быстрее заразу изведем, тем быстрее всех работать пустят. А чтобы ее извести…

Я в который раз повторила про мытье рук, кипячение и прочее, и прочее — скоро язык отсохнет долдонить, честное слово.

— Оттого в моей усадьбе и не болеют, что чистотой да кипячением бесам житья не дают.

Мужики в который раз переглянулись, явно не торопясь соглашаться, но и спорить не хотели. Староста снова уткнулся в письмо.

— «…карантин сможем снять, если в ближайшую неделю не появится новых больных. Молюсь об этом непрестанно и прошу ваших о том же молитв, хоть нынче в просвещенных кругах и не принято уповать на господню волю…»

При этих словах мужики, не сговариваясь, осенили себя священным знамением. Так же медленно староста дочитал письмо — доктор надеялся, что принятые дворянским собранием меры будут выполнены, а там и по всей стране «наш уезд примером другим станет».

— А теперь давайте покажу, что за зелье мы в колодцы сыплем.

Глава 46

Хотя я и велела мальчишкам прятаться вместе с женщинами, один из них вертелся рядом. Я послала его за посудой, Марью за углем и воронкой, а Петра за хлоркой, велев много не брать. Сама двинулась в сторону ближайшего колодца. Мужики потянулись за мной. Когда я взялась за ворот, Иван оттеснил меня.