Эмилия Ри - Принцесса, которая любила дождь
Шони покорно кивнул.
— Я прошу тебя присматривать за моей дочерью… — монарх повернулся спиной к ночному городу. — Больше мне некого просить, я уже никому не верю.
— А разве молодой барон Грейхарт не в состоянии позаботиться о своей супруге? — в голосе Шони прозвучали нотки удивления.
— Я боюсь, я не доживу до той поры, когда они станут супругами… — также уклончиво отвечал король.
— Ваше Величество могут рассчитывать на меня, — ответил Шони.
День 8-ой 4:00Долгая дорога утомляет. Даже если и передвигаешься с комфортом, все равно в один прекрасный момент однообразные пейзажи за окном надоедают и хочется развеять скуку. Например, бокальчиком-другим. Но пить нельзя, нельзя терять концентрацию. Это может дорого обойтись в нашем мире. Чтобы отвлечься, ты начинаешь перебирать в памяти различные истории, забавные и не очень. А проклятая память так и подсовывает одну и ту же сцену, сцену знакомства с принцессой.
БМВ Х5 в сопровождении двух джипов с охраной уже четвертый час находился в пути. До этого им пришлось провести шесть часов в самолете, причем это были не самые приятные часы — конвой опоздал, и они выбились из графика на сорок пять минут. И теперь колонна мчала под всеми парами, стремясь наверстать потерянное время.
— Над чем-то задумался? — спросил сидевший за рулем БМВ Льюис, поглядел в зеркало заднего вида.
— Я в тяжелых раздумьях о предстоящей свадьбе, — ответил Андреа. — Не хотелось бы, чтобы ее что-то омрачило.
— Боишься, кто-то возьмется отомстить? — спросил Льюис.
— Не боюсь, но опасаюсь, — ответил Андреа, выдержав некоторую паузу.
— Брось, — предложил Льюис беззаботно, щелкнул селектором и облокотился на рычаг коробки передач. — Кто отомстит? Артур Ле’Санг? У такого сопляка на тебя рука никогда не поднимется.
— Я опасаюсь не за себя, а за мою ненаглядную Анджеллу, — сказал Андреа. — Если с ней что-нибудь случиться по вине какого-нибудь мерзавца, клянусь — он у меня пожалеет, что мать его на свет выплюнула.
— Она у тебя девушка боевая, сама может за себя постоять. Сам знаешь, кто она, — напомнил Льюис.
— Да, а еще я лучше всех знаю, какая она на самом деле хрупкая и беззащитная, — ответил Андреа. — Я в свое время совершил великую глупость, о которой сейчас очень сожалею. Сожалею о несделанном, понимаешь?
— Понимаю, — кивнул Льюис. — Лучше один раз сделать, и жалеть; чем вообще не сделать, и все равно жалеть. Так?
— Так, — кивнул Андреа.
Льюис улыбнулся белоснежной улыбкой.
— Не дрейфь, все будет хорошо, — сказал он.
— Я постараюсь, — пообещал Андреа.
05:00…Это было свежее морозное зимнее утро. Солнце еще только-только выглянуло из-за горизонта, бросило вытянутые тени деревьев на выпавший этой ночью сухой рыхлый снег. Впрочем, снега выпало совсем чуть-чуть, его хватило только на то, чтобы укрыть от взора смерзшуюся холодную землю. Хвойный лес спал, укутанный безмолвием, словно плотным одеялом. Издалека раздался приглушенный стук копыт, и вскоре из-за плотного ряда вековых елей на опушку выскочили трое всадников. Осадив коней, они спешились и медленно пошли по опушке, вглядываясь в снег, пытаясь найти чьи-то следы на ровном белом полотне. Странные это были всадники. Вместо шлемов и кольчуг — они предпочитали сапоги на шнуровке и черные кожаные одежды строгого покроя. Один из них — высокий кареглазый мужчина европейской внешности — поверх брюк и куртки носил черный плащ с ярко-красным подбоем, его длинные смолисто-черные прямые волосы были затянуты в тугой хвост, в ножнах на боку висел страшный двухметровый клинок, выполненный из стали превосходного качества.
Позади раздалось громкое ржание, мужчины обернулись на звук. Из хвойной стены выскочила вороная кобыла, галопом пересекла опушку, промчавшись мимо всадников, затем резко затормозила, взметнув копытами облако снежной пыли. Молодая всадница спешилась и направилась к мужчинам. Это была высокая брюнетка, одетая по той же моде, что и остальные всадники, с тем лишь различием, что ее одежда была подогнана по фигуре и прекрасно подчеркивала характерные женские формы. Поверх одежды женщина носила черную кожаную накидку.
— Нашли что-нибудь? — громко спросила она издалека.
— Прерывистая цепочка следов, тянется туда, к перевалу! — ответил повышенным тоном один из мужчин, махнув рукой в сторону невысоких гор на западе. — Следы совсем свежие — снег выпал этой ночью, они не могли далеко уйти. Скорее всего, спрятались где-то, затаились в какой-нибудь пещере в горах.
— Раз так — я думаю, к вечеру мы их настигнем, — сказал мужчина в плаще.
— Было бы неплохо, — сказала женщина. — Я уже порядком устала от жизни в седле.
— Ты сама выбрала такую жизнь, — заметил мужчина. — Жалеешь?
— Нет, — ответила брюнетка отрывисто. — Просто даже самое лучшее иной раз успевает надоесть.
Она развернулась и пошла к своей лошади. Мужчина смотрел ей вслед с улыбкой. Верная боевая подруга, переплывшая с ним три моря и прошедшая плечом к плечу всю Европу вдоль и поперек.
— Женись, — предложил один из всадников.
Мужчина промолчал.
— Любишь ее? — спросил его товарищ.
— Люблю, — ответил он.
— А почему не женишься?
Мужчина снова промолчал. Он сам себе боялся признаться, что впервые оробел перед женщиной. Пускай такой сильной, волевой, вспыльчивой — но все же женщиной. Раньше он никогда не отказывал себе в плотском удовольствии, а если приглянувшаяся особа не отличалась смирением — брал силой. Но с ней — он не мог так поступить. Впервые в жизни в его сердце проснулись чувства, впервые он посмотрел на женщину как на равную, на спутницу, на друга. А раньше женщины были для него всего лишь игрушками, которых он оценивал гораздо дешевле, нежели, например, своего коня.
— Дурак ты, Август, — его приятель плюнул на снег, растер плевок подошвой сапога. — Я много кобыл повидал, послушайся совета бывалого кобеля — женись. Такую ты больше нигде не найдешь.
— Это тебе легко говорить, Шони, — сказал Август. — Ты всегда любил советовать. А женитьба — шаг очень ответственный, тем более в моем положении. Ну, допустим, женюсь я на ней. А дальше что?
Его приятель задумчиво поскреб грязными ногтями небритую шею.
— Слушай, Август, ты верующий? — спросил мужчина.
— Нет, — ответил Август. Неожиданный вопрос совершенно сбил его с толку.
— Тогда покрестись, — посоветовал ему приятель.
— Зачем? — удивился Август.
— Будешь епископу трахать мозги своими глупостями, а не мне, — ответил Александр Шони раздраженно.
Женщина тем временем села в седло и неспешно подъехала к советующимся мужчинам.
— Князь Август, мы так и будем стоять посреди опушки? — осведомилась она.
— Да, ты права, — Август словно опомнился. — Седлайте коней, друзья, к вечеру — мы уже должны покончить с этими зверями.
Анджелла сидела на полу в своей комнате, в полной темноте, и курила. Вернее, держала в пальцах подкуренную сигару. Воспоминания ее родителей жили в ней, в ее крови, ее снах. Она очень мало общалась с отцом, и еще меньше — с матерью. Обоих родителей она всю жизнь люто ненавидела, они стали для нее символом предательства в тот момент, когда отдали ее, маленькую несмышленую девочку, на воспитание в школу военной подготовки. Там ее с младых ногтей натаскивали убивать без малейших колебаний. И натаскали. Это искусство она освоила в совершенстве. Ненависть к окружающему миру, озлобленность на тех, кого когда-то считала самыми близкими своими людьми, сделали свое дело. Все, что сжигало ее изнутри дотла холодным огнем, заставляло восставать из пепла, словно птицу Феникс — все это она научилась вымещать на своих жертвах. Это не было местью — это было разрядкой. Словно загноившаяся рана, которую наконец прорвало — свой гнев Анджелла выплескивала щедро и непредсказуемо. И когда гной сходил — оставалась вспоротая плоть, и кровь начинала хлестать из вновь открывшейся раны.
Но сейчас она поймала себя на мысли, что уже не чувствует той ненависти к отцу, что терзала ее все это время. Король умер, и она с удивлением обнаружила, что все еще питает теплые чувства к своему родителю, так несправедливо с нею обошедшемуся. И когда она мысленно простила его за все содеянное — что-то холодное и тяжелое отпустило ее сердце, стало чуточку легче дышать, смеяться, плакать. Но в то же время — стало горько и обидно за то, что пока была возможность — отец не спешил искупать свою вину перед нею, а она — не спешила прощать его. И вот теперь — все это уже неважно, потому что прошлого уже не исправить. Жаль.
Щелкнула дверь, вошедший Веймар отвлек ее от тяжелых размышлений.
— Ты просила разбудить тебя пораньше, — сказал он. Анджелла кивнула.
