Иван Кузнецов - Ковчег
— Что тебя беспокоит? — спросил отец Владимир.
Несмотря на накопившуюся усталость, в его голосе звучало искреннее участие. Все-таки мы вместе прошли через многое, одна стычка с волками чего стоит.
— Отец Владимир, я хотел спросить… Что вы обо всем этом думаете? Вся эта катастрофа, то, что люди не изменились за тридцать лет?..
— Ты спрашиваешь, было ли мне откровение Господне? — пристально посмотрел мне в глаза отец Владимир.
— Ну, прошел месяц, сейчас мы смотрим на это иначе, чем в первые дни…
Я замялся.
— Николай, все это страшная трагедия. Страшная и необъяснимая. Но знаю одно, что все прошло с попустительства Господа. Что смерть людей не была напрасной. Что во всем этом есть промысел Божий, пусть мы и не способны пока его понять…
— Отец Владимир, я немного о другом. Я хотел спросить, мог ли Господь сделать это? То есть сам Господь. Лично или там руками ангелов, я не знаю. Ведь прошло тридцать лет. Никто из нас не состарился ни на день. Наши тела не тронули ни животные, ни бактерии. Прошло три десятка морозных зим. Да те же пролежни… Это невозможно. Если коллективную отключку еще хоть как-то можно объяснить, то заморозку во времени — нет. Промысел Божий — это одно, но как это произошло? Я слышал разговоры об инопланетянах, об экспериментах американцев и китайцев, о временных аномалиях и черных дырах, но это же все детский лепет. Как такое вообще могло случиться, если не божественным вмешательством?
— Я не знаю, Коля, — покачал головой отец Владимир. — Я священник, а не святой. Господь направляет меня, Он поддерживает меня в трудную минуту, но не говорит со мной, как с великими святыми. Но ведь ты хотел спросить не об этом, тебя мучает что-то другое?
Я помолчал. Разговор вышел тягостным. Я никогда не считал себя по-настоящему верующим человеком. Уверенности, что жизнь после смерти есть, и Библии, которую я «когда-нибудь прочитаю», мне вполне хватало. Да и отец Владимир, при всем моем уважении, оставался обычным, пусть и неглупым человеком. Ждать от него откровений там, где не нашли ответов другие, было наивно. И все-таки…
— Вы слышали про нашу поездку на Металлург? Про свет вокруг электростанции?
Священник кивнул.
— Я поговорил с несколькими специалистами. Никто не знает, что это такое, как такое вообще возможно. Я хотел спросить: это не может быть проявлением чего-то… божественного?
— Почему ты так подумал? — бесхитростно спросил отец Владимир, и я непроизвольно сглотнул.
Вот мы и подошли к тому, что меня по-настоящему интересовало. Только как рассказать про мои странные видения, про неубиваемого пса, заинтересовавшегося моей персоной, приходящего во сне и наяву? Я неоднократно проговаривал этот монолог, и каждый раз он выглядел бредом сумасшедшего. Ника, когда я попытался поговорить на эту тему, только отмахнулась и посоветовала сходить к врачу. Сказать по правде, не худший совет. В нашем положении только глюков и паранормальных собак не хватало. Я, понятно, был уверен, что с головой у меня все в порядке. Только… психи тоже в этом уверены.
— Не знаю, — сфальшивил я. — Просто золотое свечение всегда связывали с чем-то божественным. После того, что произошло с миром, хочешь не хочешь, а везде сверхъестественное мерещится.
— Второе пришествие мы ни с чем не спутаем. Так сказано и так записано.
Отец Владимир продолжал пытливо смотреть на меня, и я невольно отвел глаза. Кажется, он не поверил. Как ни посмотри, а в людях священник разбирался превосходно. Но я не мог рассказать ему всю историю. Не мог, хоть убей!
— Отец Владимир, — я сделал над собой титаническое усилие, — а черти или демоны могут превращаться в животных? В кошек или собак?
Судя по удивленному взгляду, этим вопросом я застал священника врасплох. Во всяком случае, ответил он после небольшой заминки:
— Такие случаи известны. Не превращаться, конечно, но бес может войти в тело животного, как после изгнания Иисусом легион вошел в стадо свиней. Животных строжайше запрещено впускать в церковь, и даже если в нее забежит бродячий пес, церковь придется освящать заново, иначе она больше не будет храмом Господним.
— Понятно…
Моя решимость окончательно иссякла. Сейчас затея казалась ужасно глупой. Что я хотел услышать? Что пес — демон из ада? Что ангелы устроили на территории ТЭЦ пикник, закрыв ее от простых смертных божественным светом? Что Отец Владимир раскроет тайну нашей летаргии, объяснить которую не смог пока никто?
Я посмотрел на ржавые трубы сломанного фонтана. Если бы мы легко узнавали божественные проявления, вопрос о Его существовании давно был бы снят. К сожалению, в спорах о высших материях доказать что-либо не удалось никому. Все сводилось к одному — вопросу веры.
* * *К ночи похолодало. Я сменил легкую ветровку на кожаную куртку и с угрюмым видом сидел у костра. Игорь играл в шахматы с Сан Санычем, Вербовски дремал, подложив под голову кулак. На часах было без четверти полночь. Сна — ни в одном глазу. В такие минуты я искренне завидовал Эдику, приученному засыпать, едва выпадет такая возможность.
— Сдаюсь. — Игорь демонстративно поднял брови и покачал головой. Указал на доску. — Вот здесь кошмарно сыграно. Вообще неправильно посчитал.
Сан Саныч усмехнулся.
— Слишком быстро сдаешься.
— А чего продолжать? Партия-то проиграна.
— Учись бороться, нельзя сдаваться после первой ошибки.
— Не надо совершать ошибок, — недовольно сказал Игорь. — Если бы это была красивая боевая партия, где один пересчитал другого, я бы играл до конца. А тут просто глупый, грубый ляп с моей стороны. Незачем продолжать. Я лоханулся и был наказан. В следующий раз буду внимательней.
— Николай? — Сан Саныч обернулся ко мне.
— Чего?
— Ты же мастер спорта? Объясни Игорьку, почему надо бороться до конца.
— Я не говорю, что не надо бороться! — не дал вставить и слова Игорь. — Просто за глупость надо наказывать. Это была идиотская ошибка. Бороться после такой — полный абсурд!
Я меланхолично хмыкнул. Обе позиции мне были прекрасно известны. Позиция новичка, у которого все впереди, и позиция ветерана, выжимающего все возможное из своего опыта. По большому счету, Сан Саныч прав: среди любителей победа — зачастую не результат сильной игры, а результат ошибок противника. Затянуть проигранный матч, дать сопернику эти ошибки совершить — вполне разумная тактика. Увы, сейчас у меня не было желания кому-то что-то доказывать. Тем более что Игорь моему хмыканью обрадовался и поспешил сменить тему.
— Кстати, ты фотки видел?
— Какие фотки?
— Те, что мы нащелкали. На ТЭЦ.
— И чего там? — навалившаяся после разговора с отцом Владимиром апатия до сих пор не желала уходить.
— Какие вы все-таки приземленные, — осудил Игорь. — Раз в жизни столкнулись с чудом и тут же на него забили. Подумаешь, стена света без всякого источника, да? Ну, яркость с каждым шагом растет по экспоненте. Ну, сквозь камень без проблем проходит. Действительно, чего тут удивительного!
— У нас чудес за последний месяц хоть задницей жуй.
— Я и говорю: приземленные, — с некоторой обидой в голосе закончил Игорь. Он явно ожидал расспросов с моей стороны.
— Так что было на фотографиях? — поинтересовался Сан Саныч.
Я с некоторым удивлением посмотрел на бывшего охранника. Его любопытство выглядело искренним.
Игорь заколебался. После моего показного безразличия ему явно хотелось встать в позу и никому ничего не рассказывать. Однако парня распирало, и после короткой внутренней борьбы он все-таки не удержался.
— Снимков, конечно, мало. Их надо было в десять раз больше сделать, чтобы что-то определенное сказать. Но некоторые странности видны и сейчас. Про то, что яркость света растет не линейно, а по экспоненте, я уже сказал. При этом, как выяснилось, происходит сдвиг спектра. Чем ближе мы подходим, тем краснее он становится. Разница не очень большая — на глаз отличить трудно, но на фотографиях отследить можно. И это еще не все. Последние два снимка были засвечены, а вот на предпоследнем — очень интересная картина. По всей световой стене полоски разводов. Слабые, но разглядеть можно. Полоски эти в форме восьмерок. Помните, как в школе магнитные поля рисовали? Как раз такими пучками в виде восьмерок. А тут такие же разводы на светящейся стене.
Я пожал плечами. Азарт, с которым говорил Игорь, на миг заставил меня поверить, что на снимках и впрямь что-то необычное: призрак там или припаркованная за стеной летающая тарелка.
Игорь чутко уловил мое настроение.
— Дурак ты, Коля. Одно слово — спортсмен.
— И в чем ценность этих разводов? — Лезть в перепалку не хотелось до тошноты.
— Да в том! Никто даже близко не знает, как эта стена стоит. Но уже очевидно, что никакой мистики тут нет. Это физическое явление, пусть пока и необъяснимое.
