Михаил Поляков - Нам бы день продержаться…
Боря встретил нас у здания без особого рвения. Радости от того, что мы прибыли все живые и здоровые, у него в интонациях, движениях и мимике не просматривалось. Пока народ выгружался и взбивал пыль, прыгая с «мыльницы» и БТР на землю, сержант вяло доложил и печально уставился на третью пуговицу моей выцветшей афганки. Ковкузнец и он же фельдшер по лошадям и остальной живности, что есть на заставе, Архипов шел мимо с ведром к фуражному складу за овсом. Пока передвигался, смотрел на нас с Борей, но стоило мне повернуть голову и перехватить его взгляд на нас, как он отвернулся «пряча глаза». И пошел дальше, стараясь не смотреть в нашу сторону. Связист – Сашка Бойко, всегда торчал в окошке комнаты связи, и его улыбающаяся лицом рожа светила ярче, чем полуденное солнце. Теперь на лице у близнеца не было даже счастья по поводу прибытия брата с боевого выхода и без единой царапины. Володька попытался узнать у родственника причину такого настроения, когда поднялся на крыльцо. Хотел войти в помещение и сдать радиостанцию с батареями и антенной. Но в окошко-то короче.
– Сань, чо случилось? – спросил он в открытое окно. Володька зыркнул на меня с тоской. Я как-то сразу вспомнил, что многие знания и печали обусловлены, а связисты на заставе по умолчанию слышат более остальных и даже подслушивают, чтоб быть в курсе всех событий. И знают больше других. Подслушивать у связистов называется – контролировать качество связи в режиме реального разговора двух и более абонентов. И аморальным безобразием не считается вовсе. А что знает связист на заставе, то знает и дежурный. Не сможет же он столько полезной и бесполезной информации в себе держать. Обязательно дежурному скажет. Если весть плохая, то посетовать вместе и придумать выход из положения. Если данные хорошие, то порадовать или потребовать выкуп за информацию, неважно чем – сгущенкой ли, архарьими рогами, хмырем на кухне, работой в каптерке связи – да придумает хитрюга. Но держать в себе не будет. Тогда Боря – ключ к настроению Бойко.
– Да ничо. Давай ящик, я батарею на заряд поставлю. Антенна цела? – Снова сверкнул белками и тут же убрал глаза, встретившись с моими зрачками. Вот это номер! Похоже, война была здесь, а не у нас там, у подножия Кушака.
– Обижаешь, я ж тебе не стрелок какой-нибудь. – Бойко В. забрал у Шурика эр триста девяносто вторую и с облегчением скрылся в полумраке помещения узла связи.
– Грязнов, разберись с разгрузкой. Чистить оружие, снарядить магазины, набить коробки. Экипажу заправить ленту крупняка на полную. Муха – ТО БТР. Потом всем есть и спать, кроме тех, кто в наряд.
– Сейчас сделаю, тащ лейтенант, – Грязнов взялся за нарезание конкретных задач, а я посмотрел на Борю, все еще стоящего передо мной. Только смотрел он в сторону конюшни, как будто я ему неприятен и он мной брезгует. Хрена се заявочки! Знать бы, за что такой бойкот! Но говорить с сержантом надо лично и без посторонних глаз.
– Цуприк! – официально командую я. – За мной!
– Куда? – недовольно говорит мне Боря.
– На конюшню, хочу лошадей проверить, – без интонаций, ровно бросаю за спину и иду к воротам конского дома, в котором, кроме лошадей, сейчас никого нет. Архипов еще не вернулся с ведром с овсяного склада. Мы зашли в тень здания. Архипов не зря почти жил здесь. Половина строения была выправлена руками солдата, и у каждой лошади было свое место под отремонтированной крышей, кормушка, седло с оголовьем над ее апартаментами и попона. Но не это меня интересовало сейчас.
– Боря, млять, что за цирк? Почему от меня личный состав нос воротит, как от проштрафившейся шлюхи в борделе? Что тут у нас случилось? – Сержант отворачивает свое лицо в сторону и молчит. Пауза затягивается. Я жду.
– А вы у своего майора спросите, тащ лейтенант, – наконец выдавливает он.
– И что у него спросить? Боря, блин, я там не с девчонками на танцы ходил, толком объясни. – Боря вздыхает, держит руки за спиной и начинает колоться.
– Телик на связи. А там кроме майора – Бойко. Телефоны в трубке «Сокола» орут громко, а слух у маленького связиста отменный. Вот он разговор Кушака с майором и подслушал, пока тот громкость не убавил на стойке.
– И что он услышал? Ну не тяни, Боря! – шиплю я потому, что Архипов уже отошел от стены склада и сейчас будет метров пятьдесят спускаться к колоде с водой с двумя наполненными овсом ведрами.
– Нае… обманул он нас с Кушаком. Нету там спецотряда охраны. Там ученые сидят да четыре офицера. И всего их там не больше дюжины. Офицеры не боевые – техники, кроме одного – коменданта. Ну, еще зам его.
А если в одном обманул, то и насчет остального народ ему не верит. А вы с ним. А вы его слушаетесь. Все, что он говорит, вы делаете. А Федя вон в санчасти лежит, Косачук-пулеметчик весь в осколках перевязанный. А Кушак этот его – полный 3,14 обман. А мы тут задницы рвем. Файзулла кричит во сне после того, как снайпер ему каску поправил на голове. Виски поседели у татарина. Чарлинцев вырезали целиком. Елена Ивановна на десять лет старше выглядит. А этот ходит и планы строит, как ему гору нашими руками взять, – Боря высказывает нагоревшее в душе и выявленное предательство со страстью патриота заставы. Измена, обида и презрение сквозят в каждой интонации, каждой гласной и согласной букве. Я его не прерываю. Даю выговориться. А потом предлагаю следующее.
– Значит, так, товарищ старший сержант. – Мой заместитель удивлен официально-уставным тоном в конюшне среди махающих за нашими спинами хвостами лошадей. Это хорошо. – Грязнова, Шустрого и себя любимого ко мне на крыльцо. Все дела бросить. Пойдем с майором поговорим. И это, второго снайпера нашего вон туда в обломки офицерского домика посадишь. Только перед этим ко мне его, на инструктаж.
– Зачем снайпера? – Боря озадачен еще более чем.
– Для тренировки. А он долго с Кушаком разговаривал?
– Да пока вы назад ехали с Чарлинской заставы, минут сорок. – Ни буя себе! И даже не подошел после прибытия, не поинтересовался, не пожурил и не похвалил. Что ж он там такое узнал? А говорить не хочет.
– Давай, Боря, шевелись. – Боря уходит, оглядываясь на меня, но все больше ускоряется в сторону летней конюшни, где Грязнов протирает свой «вал» и руководит чисткой оружия. Я, для собственного успокоения, загоняю патрон в ствол своего штатного ПМ и ставлю пистоль на предохранитель. По старой еще привычке моего соседа по купе в вагоне поезда – опера, вынимаю магазин из пистолета и добавляю в освободившееся место еще один патрон. Мне приятно, а врагу неизвестно, что у меня на один патрон в пистолете больше. Сую его за подсумки с магазинами, все еще висящие на моей груди после нашей поездки. Пустую кобуру прячу за спину, двинув по ремню. Проверяю, как выходит нож из самодельных ножен, и выдвигаю его на миллиметр за защелку замка, чтоб выходил из своих апартаментов на бедре без усилий.
Шепчу снайперу на ухо задачу. Мой приказ прост: если майор дернется или я подам условный сигнал – бить его, даже если будет опасность кого-то из нас ранить. Ввожу в курс дела Грязнова и Шустрого. Каптер скрипит зубами. Недоверие к нам дело убыточное. Грязнов вначале сомневается, а потом дает снайперу и всем дельный совет – где кому и как стоять при нашем «совещании» или сидеть. Стрелок уходит со своей винтовкой в сторону офицерского туалета, что возле ДОСов [33]. А мы идем в санчасть, где сейчас находится наш гость, который или утаил от нас часть информации, или ввел нас сознательно в заблуждение.
– Олег, ты что? – тихо спрашивает меня Грязнов, впервые назвав по имени. – Он же раненый?
– А если я посчитаю, что Кушак мне, тебе и остальным на хрен не нужен? Ты прикинь, Виктор Иванович, кто будет вами рулить, если меня случайно кондратий хватит или пуля вдруг вылетит из левого виска? Старший по званию, согласно уставу. А кто у нас тут старший по званию? Товарищ майор, который без документов, которому верим на слово и у которого опыта по уничтожению людей, как у бродячей собаки вшей. А я просто за свою шкуру переживаю. Если он нас расстраивать не хотел и извинится, то это одно, а если начнет на себя власть брать, то земля ему пухом, – жестоко говорю я и удивляюсь своей расчетливости и пренебрежению к жизни человека, которого спас. Мне он по-прежнему менее дорог, чем любой солдат или Грязнов среди моих бойцов. Он на нас смотрит, как на инструмент в своих руках. Правда, никогда не настаивает, но черту проводит, где с ним лучше не связываться. А вооружился как? И я же сам ему все притащил. Он свой арсенал даже носить весь не может, а поди ж ты – разложился, как милитарист перед схваткой с аборигеном. Чего он боится – нас? Вот и побеседуем с позиции силы. А Шустрый возле двери подежурит, чтоб Черныш глупости не начал делать и никто нам не мешал. Ну ничо, ничо, ничо – как говорит один из моих хохлов. Нам бы день продержаться да ночь простоять. День мы уже выиграли. А вот ночь будет, та еще ночь. Спецназ мстит за своих с упорством кровников. А мы их довольно постыдно расколошматили. Как в тире. Теперь за нас возьмутся всерьез. А мне при таком раскладе измена за спиной не нужна. Комбинации майора веру солдат в командира убивают. Может, у них там так принято, в КГБ бывшем, а у нас, на заставе, этот номер не проходит. Придется ему это пояснить. И если надо, разоружу к едрене фене. Тоже мне Лоуренс Аравийский сыскался. Но чертов майор оказался снова умнее меня. Хорошо их там учили, в Высшей Школе Комитета и на спецкурсах. Но водить нас всех за нос – не есть хорошая благодарность за то, что мы его шкуру из-под арчабильских стволов вытащили.
