Олег Верещагин - Не вернуться никогда
…Три трампета, перебивая друг друга, затрубили, вызывая бродивших где-то в чаще лэти, чтобы они забрали тушу кабана…
* * *Конец осени и начало зимы анла-тэзар простояли, снимая урожай с весенних полей, за болотами, примерно в тех местах, где когда-то Вадим и Ротбирт с остальными разорили первую хангарскую крепость. Ни тот, ни другой не находили себе места. Клятва мести, мысль о том, что живы предатели-хангары, жгли обоих мальчишек, как раскалённые угли. Вадим к тому же то и дело вспоминал об Олеге и приходил в отчаянье, не в силах даже сообразить, где его тут искать. А уйти на север, к славянам, о которых кое-что знали анласы, мешала всё та же клятва. Оба неустанно подзуживали Синкэ и вообще всех, кого могли, на весенний поход дальше на юг.
И, надо сказать, их речи имели успех по целому ряду причин.
Во-первых, всем хотелось славы, добычи и новых земель.
Во-вторых, все понимали, что хангары рано или поздно соберутся в поход — не лучше ли ударить первыми?
В-третьих, мстить, конечно, следовало, даже за чужой зинд.
В-четвёртых, Синкэ чувствовал себя так, как, должно быть, чувствует человек, ведущий на цепочке дракона. Сзади накатывали волны сородичей. Уже возникли совсем рядом новые княжества — Нарайн и Ортэлунд. На полуострове к северо-западу и рассыпанных за ним островах и островках появился Эндойн, и не в шутку щерился на соседей сталью панцирных сотен Остан Эрдэ, появившийся на землях между большим озером Сентер и хребтом, который хангары называли Гаан Шог. Близилось нехорошее время, когда голос крови начнёт звучать тише, а жажда хорошей земли станет сильней…
Поэтому Синкэ не терял времени, собирая всё новых и новых людей — и поэтому едва ли не треть немаленькой дружины он держал на границах поселений. Поэтому не жалел серебра и золота на оружие и скот… Поэтому кивал, слушая горячие речи своих ровесников… и не только их.
По правде сказать, ни Вадима, ни Ротбирта планы кэйвинга особо не интересовали. Они не завели себе новых друзей, и Ротбирт, хоть и вернулся вроде как домой, не вспомнил старых. Их друзья лежали непогребённые под стенами города на юге. И порознь мальчишек видели только под вечер, когда Вадим уходил в повозку к Эрне — остальное время они держались рядом.
Один из молодых ратэстов, уже сражавшийся с хангарами, но глупый и потому считавший, что видел всё на свете, как-то посмеялся — мол, одна жена на двоих. Вадим в ответ на безобидную вроде бы шутку ударом кулака уложил парня мало не наповал. Друзья заваленного было дёрнулись на выручку — но в руке Ротбирта мигом оказался меч, и желание драться пропало.
А когда прошли в начале зимы долгие дожди — зинд начал сниматься и постепенно перекатываться на юг.
* * *Ротбирт, всё ещё бранясь, вытирал грязь с коня снятой курткой. Синкэ, раскроив череп кабану, прихватывал ножом кусочки сырого мозга и жевал их. Вадим, устроившись на коряге с блокнотом в руках, черкал в нём карандашом и грыз веточку. Наконец кэйвинг подал голос:
— Скачет кто-то.
Вадим тоже встал, убрал блокнот, не особо спеша. Это могли быть лишь свои.
Конь промчался, судя по звуку, прогалиной за кустами и вымахнул на поляну. Сидевший на нём без седла мальчишка, толкнув конские бока пятками, надвинулся, крича:
— Кэйвинг, кэйвинг!
— Я здесь. Что нужно? — Синкэ перехватил узду.
— Я из семьи Эдвэ сына Синнэ, — выдохнул мальчишка. Лицо у него было в грязных потёках пота — видно, долго бежал, прежде чем сесть в седло. — К нам приехал пати Окто сын Кенери, с ним пятеро ратэстов. Мы его не звали, кэйвинг.
— Что-о-о-о?! — заорал Синкэ, багровея и хватаясь за рукоять своего Секущего Вихря, который и принёс ему прозвище Алый Клинок.
Вадим и Ротбирт переглянулись. Пати Окто был язвой трёх зиндов. Месяц назад, в дожди, он с двадцатью ратэстами явился с севера, где не поделил чести с кэйвингом Гатара. И сразу заявил о себе тем, что просто брал то, что ему было нужно или приходилось по нраву, а тех, кто имел что-то против — убивал. А так как взять у анласа что-то против его воли не легче чем отобрать кость у пастушьего волкодава, убивать пати приходилось частенько. Его ловили, но леса были густы, просторы велики, а кони у разбойного вождя быстры. Гадил он и Синкэ, но ещё никогда не вёл себя так нагло — пришёл среди дня и, по словам мальчишки, не торопится уходить!
— Скачи в лагерь, — приказывал между тем Синкэ мальчишке. — Передай пати Хоззе всё, что рассказал мне… или Кэде, кого первым встретишь. А мы перевидимся с дорогим гостем, — он почти плюнул этими словами, взлетая в седло без рук. — И никому этот выкидыш ящерицы не сможет пожаловаться, что кэйвинг Синкэ сын Рады, анлас из анла-тэзар, не оказал ему должного гостеприимства, клянусь рукой Дьяуса!
* * *Хорошо было видно, что Окто похозяйничал на стоянке семьи Эдвэ сына Синнэ знатно — лежали зарубленные псы, двое ратэстов потрошили заколотого явно не обрадованным хозяином кабанчика. Связные хозяева лежали у колёс повозки, и мужчины были переранены… а молодой парень, сжимая топор, застыл мёртвый у сваленных в кучу пожиток. Неподалёку под деревом сидел ратэст с перевязанным плечом.
Синкэ, молчавший всю скачку через лес, и сейчас не двинул даже бровью, только скулы прорезал треугольный румянец. Пролетев к раскинутому шатру, он кинул поводья на оглобли повозки и шагнул внутрь. Вадим и Ротбирт последовали за ним.
Окто поднялся им навстречу. Вадим заметил, что и пати и оба сидевших тут же ратэста были хоть и без шлемов и щитов, но в броне. Разбойника мальчишка раньше не видел ни разу и удивился тому, как он молод — едва на пару лет старше их троих, лет шестнадцати-семнадцати. Окто улыбался, но глаза у него были бешеными не хуже глаз Синкэ. Правда, когда кэйвинг заговорил, голос его звучал вполне спокойно:
— Что же ты оскорбляешь меня, пати Окто сын Кенери, анлас без зинда? Или боишься, что худо приму? Заехал бы ко мне на стан, я бы принял тебя по чести…
— Верно, кэйвинг Синкэ сын Рады, анлас из анла-тэзар, — не менее спокойно отозвался Окто, — далеко слава о твоём гостеприимстве идёт, и говорят, что не худо у тебя за столом сидит убийца твоего брата. Но что мне-то за таким столом?
Синкэ остался спокоен. Незачем сейчас было горячиться. Их было трое — бездоспешных, с мечами и саксами, даже охотничьи копья остались на поляне у кабана. А двое с копьями уже подходили сзади, было видно в распахнутую занавесь, и раненый у дерева приподнялся — с луком…
— Кого я за столом угощаю — то моё дело, — Синкэ улыбался. — Но и не по нраву мне, когда к моему столу подсаживаются не те, кого я звал, — голос сего стал вкрадчивым. — А тех, кто подсел, да ещё и берёт, не спросясь, бывает, учат. И я считаю, что это разумно и справедливо.
— Что, такая дружба — не на жизнь а на смерть? — спросил Окто. — И сильно уж обеднеешь, прокормив шесть ртов? — и он тоже улыбался. — Или жадность родилась прежде тебя, кэйвинг?
— Не лопнешь ли — жрать с трёх столов, не имея своего?! — рявкнул Синкэ, не выдержав и вдруг ударом ноги в низ живота достал стоявшего слева ратэста, выхватывая Секущий Вихрь.
Вадим, мгновенно развернувшись — он спиной чувствовал прицел жала — свистящим, как проклятье, ударом Сына Грома сшиб летящую стрелу и захохотал. Ротбирт с хэканьем подсёк шест — и часть шатра осела на Окто и двух его людей.
— Наружу! — заорал Синкэ. Извернувшись, перехватил копьё, которым его ударили, за самым наконечником. — Йыхх! — Вадим метнул саксу — и лучник, захрипев, осел к корням дерева — тяжёлое лезвие ушло ему прямо в горло. — Стрелок, людей освободи!
Надо было действовать быстро — очень быстро. Ткань шатра билась, будто наружу рвался дракон. Ротбирт перескочил оглобли и побежал вокруг повозки к связанным. Второй ратэст метнул в Вадима копьё — мальчишка увернулся, но оно пробило куртку на боку и пригвоздило его к борту повозки. Противник кэйвинга выпустил своё копьё и отскочил, выхватывая меч, но Синкэ, перехватив трофей, метнул его, и ратэста отшвырнуло — наконечник утонул в груди по втулку, пробив кольчугу. Синкэ издал восторженный вопль и метнулся было на помощь Вадиму, но тут ткань шатра с треском лопнула, и из дыры, как подброшенный катапультой, выскочил Окто с двумя мечами, за ним лезли оба его воина.
— Ну что, сопляк, — хрипел Окто, крутя мечи так, что они превратились в серебряное сияние, — ты справедливые слова говорил насчёт урока. Видят боги, справедливые — вот только учить тебя буду я!
— Что ты можешь мне сказать такого, чего я не знаю? — Синкэ отступал так, чтобы оказаться спиной к деревьям. Один из воинов обходил кэйвинга слева, второй остановился на секунду в растерянности — помочь пати или нападавшему на Вадима? Тот бешено рвался с копья, отбивая удары — с губ капала пена, но толстая кожа не рвалась. И ратэст начал обходить Синкэ с другой стороны.
