Олег Дивов - Саботажник
Примерно через полчаса в дверь осторожно поскреблись.
– Ну, кто там еще? – недовольно буркнул Причер, на самом деле сгорая от любопытства.
– Реанимация! – провозгласил знакомый голос.
– Милости прошу, Эйб! – обрадовался Причер. Вот уж кого он не ждал, так это Кронштейна.
– Слушайте, а это ничего, что я по вашему храму лазаю? – спросил Кронштейн, входя в комнату и извлекая из-под кителя немаленькую плоскую емкость.
– Уже ничего. После мичмана Харитонова нашему храму все равно. Он, считайте, под бомбежкой побывал.
– Какого Харитонова? – удивился психиатр, оглядывая комнатушку.
– Да заходил один урод. Говорил с русским акцентом, назвался мичманом Харитоновым. Правда, теперь я думаю, что это был какой-то провокатор.
– Если с русским акцентом – точно ваш. Стаканы где, Причер? Не вижу стаканов.
– Да нет у меня…
– О, эта вечная американская расхлябанность! Ладно, я водку принес, ее и из горла можно. А обложили вас, Причер. У входа в храм «эм-пи» стоят. Повезло, что я знаю пару специальных чисто психиатрических фокусов для таких ситуаций… Домашний арест, а?
– Почти.
– Ну, пейте.
– А может, не надо?
– Надо, Причер, надо. – Кронштейн вытащил из кармана пару сладких питательных батончиков. – Говорю как врач. И закуска есть.
– За что пьем-то?
– За то, Причер, что база на ушах стоит.
Капеллан сделал изрядный глоток, прикрыл глаза, подождал секунду-другую, отдышался и спросил:
– Точно на ушах?
– Если до нас докатилось, значит, точно. – Кронштейн отобрал у капеллана флягу и в свою очередь глотнул. – Уф-ф-ф… А действительно сильная проповедь была. Я, например, прямо-таки глубоко задумался. Чего таращитесь? Уже и послушать нельзя вашу трансляцию?
– Да можно, конечно…
– А вообще, Причер, зараза вы редкостная. Почему не сказали, что ваш Лурье тоже в лабораторию на скважине попрется?
– Как-то в голову не пришло, – смутился капеллан. – Извините. Это вы его по морде двинули?
– Там много народу было, – ответил Кронштейн уклончиво. – Решили, что кто-то из местных секьюрити крадется, ну и устроили ему «темную» аж до потери сознания. А потом гляжу – Лурье! И обойма с биопробами в кармане. Стыдно, Причер, двойную игру учинять. Не по-товарищески.
– Да у него не те образцы! – воскликнул Причер. – Извините, Эйб, ради Бога, что так получилось, но вы просто не понимаете…
– Очень даже понимаю. Чего тут не понять-то… Почва обыкновенная земная, еще какой-то цветок, типа рододендрона, а также кровь и ткань человеческие. У себя, что ли, брали?
– Угу, – смущенно признался капеллан. – В казарме зона отдыха, цветочки всякие… Ну, я и…
– Думаю, Лурье снова пойдет на скважину этой ночью – если не побоится, конечно. Не очень-то приятно, когда тебя сначала огнетушителем по балде угощают, а потом через забор перекидывают. Хотя он вряд ли помнит такие подробности.
– А-а… А зачем ему опять туда идти?
– Так анализ проводить! Я ему свою обойму в тот же карман сунул, пустую уже, естественно. Что делать-то собираетесь, Причер?
– Понятия не имею. Дайте еще хлебнуть.
Причер выпил, утерся рукавом и сказал с тоской в голосе:
– Я угодил в жуткую ловушку, Эйб. Фактически мое провокационное выступление сегодня – это так, лебединая песня, чтобы совесть потом не заела. Лурье сказал мне страшную вещь. Он уверен, что если в пробах окажется хотя бы десятая доля процента креатина…
– Процент. Один процент.
– Мама родная! – ужаснулся капеллан. – Тогда все пропало. Мы просто уничтожим Кляксу. Эйб, вы догадываетесь, что планета не отдаст нам креатин? Он ведь ее кровь! Я сейчас лежал, прикидывал, чем все закончится, и теперь просто убежден в этом. Клякса будет сражаться до последнего вздоха, а потом умрет – и все. И ничего не будет. Ни креатина, ни этого удивительного мира, который по какой-то прихоти создал Господь. Ради призрака физического бессмертия человечество растопчет Кляксу и не получит в итоге ничего, кроме огромного заряда ненависти на будущее. Так обмануться в самых низменных своих животных ожиданиях – это даром не проходит…
– Вам обед сюда принесут? – деловито спросил Кронштейн, глядя на часы.
– Что? Вроде бы нет. В столовую я могу…
– Значит, вы сейчас больше не пейте. Через полчасика идите обедать, потом возвращайтесь в храм под бдительное око военной полиции – и тогда я вас отсюда выведу.
– И куда мы пойдем? – В голосе капеллана прорезалась абсолютная безнадега.
– Та-ак… – Кронштейн испытующе глянул на Причера и сунул ему в руки флягу. – Еще пару глотков все-таки примите для укрепления духа. Куда пойдем… Да хотя бы к Майклу на кичу. Посидим, может, что и придумаем. А не придумаем – так нажремся. У меня сегодня выходной.
– У меня, кажется, тоже, – хмуро заметил Причер и припал к горлышку.
ГЛАВА 13
Разбудила Причера чудовищная ругань на незнакомом языке.
– Перестаньте, Эйб… – пробормотал капеллан сонно. – Не в казарме все-таки.
«Кстати, а где?» – подумал он, но решил, что мысль несвоевременная, перевернулся на другой бок и упал с кровати.
«Странно, в моей комнате с этой стороны вроде бы стенка… Неужели я опять на гауптвахту загремел? – с легким ужасом подумал Причер. – Да нет, больно уж низко падать было. Ну и где мы тогда?»
«А ты глаза открой, умник!» – посоветовал внутренний голос.
«Щас! – усмехнулся Причер. – Высплю, сколько по уставу положено, тогда и открою. Вот, Эйба только заткну…»
– Слушайте, Кронштейн, вы не могли бы потише?! – рявкнул капеллан уже в голос и с неудовольствием почувствовал, что начинает на полном серьезе просыпаться.
В незнакомом языке прорезались смутно узнаваемые слова. И вправду ругательные.
«Идиш, – догадался Причер. – Ладно, считаю до трех, и если этот русский не уймется, то получит адекватный ответ. Интересно, как будет «поцелуй меня в задницу» по-латыни… Эй, военный, может быть, все-таки открыть глаза и прояснить обстановку? Давай просыпайся. Не убудет от тебя. Слышишь, как человек волнуется. И море, кстати, волнуется тоже. Почему море? Мы что, на «Тревоге»? Ну естественно, мы же туда и ехали. В порт. Кажется. Вроде бы ехали, и, кажется, в порт. Зачем? За водкой, наверное. Зачем еще можно ехать к русским? У русских обязательно должна быть водка. Им положено».
Кронштейн перестал ругаться, но принялся неприятно подвывать.
«Почему я так крепко пью? – думал Причер. – Капеллан может немного выпить, но надираться вдрызг ему просто нельзя. Что за дурацкая саморазрушительная тяга к алкоголю? Отчего моему бессознательному так хочется при каждом удобном случае уронить в грязь достоинство святого отца? Может, оно чует, что я самозванец? Ну действительно, какой я священник? Хреновый, вот какой… Прав, наверное, был Кэссиди, игра это все. Гнать меня нужно с должности. Но тогда ведь из действующей армии погонят тоже. Посадят в каком-нибудь задрипанном штабе за компьютер, документы по сети перекидывать. И я точно сопьюсь. Ведь было такое, спивался уже. Замкнутый круг. Порочный круг. Ох, несчастный я человек».
– Ну в чем дело, Эйб? – спросил Причер, по-прежнему не открывая глаз. – Что вы там в вокале упражняетесь? Голова раскалывается? У меня тоже. Эка невидаль…
– Вы гляньте за борт, у вас не только голова расколется! – отозвался Кронштейн. – Валяется, понимаешь…
– И что может быть такого страшного за бортом? – хмыкнул Причер.
– Жопа там! Ну, послал Господь собутыльника! Как я сразу не догадался, что вы алкоголик…
– Господа отставить. А насчет алкоголика – на себя посмотрите. Кто предложил нюхнуть морского воздуха, чтобы догнаться?
– Кто, кто… Вы же и предложили!
– Я?! – возмутился Причер. – Догнаться?! Да я вообще не знал, как это тут делается! – Капеллану стало так обидно от несправедливого обвинения, что он принялся тереть руками слипшиеся веки. Уже не для прояснения обстановки, а дабы поймать наглеца Кронштейна и надрать ему уши.
– А кто тогда? Мичман Харитонов, что ли?!
– Да этот ваш русский поц белобрысый, вот кто! Как его… Начальник портовой гауптвахты. Который в армейском ходит, в зеленом.
«Как же мы напились, что я забыл фамилию этого парня? – подумал капеллан, и его охватил такой ужас, какого он не знал давненько. – И что вообще было вчера? Хорош оказался глоток морского воздуха, ничего не скажешь…»
– Прапорщик Воровский? – Кронштейн вроде бы задумался. – Не-ет, он еще до этого жениться ушел.
– Жениться? – не понял капеллан.
– Ага. Достал из кармана гранату, снял кольцо и понес его в бордель какой-то Джулии. Точно, жениться.
– От гранаты кольцо? Ничего себе пальчик у барышни…
– Да нет, это же так, символ… Кстати, вам понравилось. Вы еще сначала все порывались их обвенчать. Только когда узнали, куда идти, сказали – отставить, не буду. Что у вас такое связано травматическое с публичными домами – а, Причер?
