Игорь Федорцов - Сталкер-югенд
− Чего бы хорошего….
− В самогоне? Отец любил. Память.
«У моста», не том что на Бульваре, а на Спуске, подавали напитки и получше картофельного первача, но Головач предпочел такой. В старой темной бутылке из-под пива, с бумажной пробкой завернутой в пленку. И посуда под разлив соответствующая — граненная и с рубчиком.
− Я про службу, − пояснил Варуша, хотя особых пояснений не требовалось.
− Про саму службу?
− И про саму и про Богуша. У него конечно денег две баржи и лодка. Но сам знаешь, не все за деньги и не за всякие деньги покупается.
− Хорошо сказал. Но деньги они… сами по себе деньги. Ресурсы, − с остановками говорил Головач. Нет, слова не подбирал. Реакция на хмель запинаться. − После Речного нас убыло, мы пообносились и растратились. А кто нас таких возьмет? Надо восстановиться.
− Но Богуш нанял?
− Нанял. По другим причинам.
− Его причины слепому понятны. Прижали его. А по каким ты подвязался на службу? И за каким…? Не поверю что по сиротской доле.
− Не верь.
− Подробности можно?
− А зачем тебе подробности, раз со мной остался.
«Темнит», − решил Варуша и сам тому решению подивился. Не водилось за командиром такого. Темнить.
По соседству загомонили, обсуждая городские новости. Сыпались имена, назывались улицы, звучали возмущения. Слева толстяк уткнулся вспотевшей мордой в тарелку и давился, жрал макароны с мясом. Ложка спешила ко рту быстрее, чем сглатывал. Шумно дышал носом, не поперхнуться едой. За толстяком весьма одинокая дама, из тех, что одиноки всегда, игриво болтала ножкой в ярко-красной туфельке. Её цепкий взгляд путешествовал по залу в поисках ночного заработка. Наемников она игнорировала. Безобразники, бьют и платят копейки.
− Зачем? Действительно, зачем? В спину не выстрелить, − признался Варуша. — Как Белому.
− Про Белого еще вопрос.
− Нет вопроса. Факт.
− Мутный он. Был.
− Не важно. Кто-то и наших его…. Свой прибрал.
− За меня переживаешь?
− Раз спрашиваю…
Хмельной разговор он такой. Зацепится за что и до утра об одном и том же языками ляскать можно. Можно и друг друга не слушать. Лишь бы говорить.
− Богуш… За ним власть.
− Только-то? — допытывался Варуша.
− Да.
− А то, что на фонарях людей развешивает без суда?
− Не я же.
− А то, что на продуктах наживается?
− Торговлю в убыток не ведут.
− А то, что своих за скот держит?
− Я тебе и толкую — власть, − не пробиваем Головач. Толи спьяну, толи действительно все равно.
− А с души тебя не воротит от такой власти?
− Меня, нет.
Головач запрокинул самогон в горло, долго выдохнул. Полез за новой сигаретой. Подкурил от зажигалки, затянулся. О чем-то сосредоточенно долго думал, роняя пепел в пустой стакан. Затем извлек из кармана потертый конверт. В руки не отдал, а положил на стол и толкнул к Варуше.
− Что это? Чаевые? Чтобы сопел в две норки да не рыпался?
− Посмотри.
Варуша извлек из конверта два древних пожелтевших снимка. В центре обеих участок стола и толстая банка с никелированной крышкой, проводами и трубками. На первом снимке, в банке плавает крупный эмбрион, на втором сформировавшийся головастик.
− Раздобыл по случаю, − рассказал Головач об обретении фото. И уточнил не маловажную для него деталь. — В Речном.
− И в чем их ценность? — присмотрелся Варуша к изображению. Нужные детали не выделил, потому сути не уловил.
− Первое даты. Разница в них. Между первым и вторым снимком три месяца срока. Второе папка рядом с банкой. Самый краешек.
− Ну, в папку-то не заглянешь.
− Нет необходимости. Значок на папке, − Головач потянулся и мизинцем указал где. − Проект Марбас.
− Наглядно, но не очень понятно.
− Страховка человечества. Никто не знал, чем закончится ядерный передел. Даже прогнозов не делали. Но посчитали необходимым, на случай если дела сложатся для рода людского крайне плачевно, осуществить названный проект.
− Искусственная жизнь? — догадался Варуша.
− Новые формы, − поправил Головач. — Которые будут жизнеспособны в изменившихся условиях.
− Белоглазые…, − осмысливал Варуша услышанное.
− Подозреваю не только они.
− Откуда подробности? Про проект.
− Когда-то ходил в зиму.
− Ты? В зиму? — изумился Варуша. Головача он уважал. Иначе давно бы переметнулся к другому. На опытных гусятников везде спрос. То, что командир побывал в зиме и слухов таких не слышал.
− А что удивительного?
− Да, нет. Ничего.
Головач покрутил пустой стакан. Вытряхнул пепел на ладонь, слизнул. От изжоги помогает.
− Богуш сидит сверху и может помочь разобраться в том, что затевается внизу. Пока обстановка не вышла из-под контроля. А она выйдет. Обязательно.
− Хочешь сказать, лаборатории упрятаны в подземке?
− Скорее имеют в нее выход. А вот где упрятано, я бы и хотел выяснить.
Про то, что он еще хотел выяснить, пока помалкивал. Фотограф банок невольно запечатлел свое отражений на никеле крышки. Отражение крохотное, но при помощи увеличительного стекла разглядишь, щелкнувший спуском не очень похож на человека. Нужна была техника способная обработать крохотный портрет. Головач надеялся получить её у Богуша.
− Что это тебе даст…. Нам даст…, − своевременно поправился Варуша. У вольных стрелков всякое слово… не золото, прошли те времена… добрая пуля.
− Если ничего не предпринимать, точно ничего не даст. Повторится, как в Речном.
− Справимся.
− Здесь не Речной.
− Мир большой, притулимся.
− Предки тоже так говорили. Но почему-то не ужились.
− Сомневаюсь, что Богуш потратится, − заверил Варуша. Кое-какие знакомства он уже свел и успел перетереть пару тем. Кто, да что, да почему.
− Добровольно, нет.
− А что его заставит?
− Все власть предержащие одинаковы в одном. Они любят спокойствие.
− И попить-поесть…. Выступишь гарантом?
− В меру моих скромных талантов.
− А что предпримешь если подтвердиться.
− Спущу вниз реку.
Быстрый ответ означал одно, Головач давненько обдумывал подобный шаг.
− Затопишь подземку? Позволят?
− А я буду спрашивать?
− Получается, мы здесь крепко заякорились.
− Не думаю. Город который забыл свое имя, как правило, существует недолго. Не спасет ни Старый Кремль, ни величественный храм. Они и имя Святого не помнят…. Но не важно…. Время прежнего бога прошло. И еще вопрос, нужен ли новый?
Головач, собрал снимки в конверт и поднялся из-за стола. Не прощаясь, неторопливо похромал к выходу. Сейчас он показался Варуше неприятно старым. Наемник проследил за командиром. Тот остановился перед дежурившей у двери шлюшкой и сунул ей денег. От потребности помочь. Женщина признательно скривилась. Во рту у нее отсутствуют передние зубы и улыбаясь до ушей дефект не скрыть.
− Все хотят выглядеть лучше чем есть на самом деле, − проговорил Варуша самому себе, оценивающе оглядывая зал забегаловки.
В список «все» Головача не включил. И Паху тоже. К чему парень вспомнился?
7
К полудню местность потеряла всякую привлекательность. Останки цивилизации повсюду. В провалившийся асфальт дороги вылезли тополя и сорняки. На обочине разбитый и сожженный пикап, ткнулся мордой в столб. Кабина всмятку. У водителя и у пассажира ни шанса остаться в живых. Чуть дальше, задрав колеса, лежит минитрейлер. В кювете − БМП. В борту пробоина от кумулятивного снаряда. Машина выгорела изнутри. Прострелянные мешки блок-поста вытекли песком. Пулеметное гнездо смяли направив бензовоз. Разорванная цистерна похожа на причудливый цветок. Железные лепестки торчат в стороны, выржавев от непогоды до дыр. На перекрестке причудливое месиво из легковушек, школьного автобуса и армейского грузовика. В транспортную пробку, на всем ходу врубился танк. Сама бронетехника, разувшись обеими траками, сползла в яму от авиабомбы, задрала ствол в призыве помощи. В придорожной кафешке выхлестали стекла. Металлический каркас похож на чудовищного паука, увязшего в бетонной луже.
Деревянная пристань…. Пирс снесен. Сваи поломаны. Остальное сгнило от времени. Затопленный катер торчит в середине протока. На корме, сквозь ржавые натеки, проступает надпись «Амелия». Выше по течению, днищем на берегу самоходка. В прореху борта виден трюмный хаос. Сорванный ударом двигатель, собрал переборки в носовую часть судна.
Бывшая транспортная развязка — груда обломков из бетона, кусков железа, пластов асфальтового покрытия, сплющенных кузовов и клочья фюзеляжа истребителя.
Разрушенный взрывом склад…. Контейнера покорежены, раздавлены, разорваны, разваляны. Козловой кран ассоциировался со сторожевой собакой. Мост задран. Опоры со стороны кабины стоят на рельсах, вторые разъехались.
