Михаил Белозеров - Марсианский стройбат (Войны Марса) (СИ)
– Куда летим? – простонал Жора Генацаревский.
– Надо бы найти полковника, – напомнил Вовка Жуков
– Из-за этого? – Жуков кивнул на крикуна.
– Из-за этого тоже. Ты знаешь, куда лететь?
– Знаю.
Внизу на улицах города, который казался давно умершим, разворачивалось сражение.
***
Тех крикунов, которые управляли роботами, убили быстро. Они даже пикнуть не успели, не то что закричать. И вообще, по сравнению с другими крикунами, эти были какими-то малахольными, как церковные послушники.
– Должно быть, мозгляки… – пренебрежительно высказался здоровяк Мамиконов, перешагивая через труп, от которых поднимался удушливый, синий дымок, словно горела и плавилась электроника. – Что-то я совсем с ними запутался, то они кричат, то они не кричат. Обормоты!
Капитан Парийский возмущённо посмотрел на него, но не возразил, должно быть, ему претила сама мысль убивать инженеров и учёных – пуст даже они и немарсианские инженеры и учёные. Он давно подозревал, что они имеют дело с какой-то неведомой цивилизацией, которая устраивает налёты на Марс. Но эта мысль была настолько смелой, что капитан Парийский ни с кем ею делиться не посмел. Даже с врачом Давыдовым и другом Андреем Лобастовым. Но факты говорили сами за себя, и Мирону Парийскому всё труднее было их игнорировать.
Турес топал копытами по машинному залу и добивал крикунов, стоило кому-то пошевелиться:
– Живучие гады…
Руки и ноги жили отдельной жизнью. Особенно руки. Обрубки шевелил пальцами, и жизнь из них уходила очень медленно. Как из лапок пауков-косиножка, думал Сергей.
– Давай… давай… – согласился с ним Сергей, выплеснув из посоха струю энергии в сторону крикуна, который приподнялся на колено.
В отличие от других помещений, машинный зал был чистеньким и ухоженным, без привычных сталактитов и сталагмитов. Только по углам серебрились кристаллы гематита.
– Я всё не пойму… – произнёс Мамиконов.
– Чего?.. – оглянулся Сергей.
– Из чего крикуны сделаны?
– Из неживой материи… – насмешливо сказал Сергей. – Жора, не задавай глупых вопросов.
– А почему глупых? Я с крикунами хочу разобраться!
Вроде бы уже мёртвые, они вновь и вновь оживали на глазах. «Умная пыль» делала их бессмертными. Одному оторвало голову – крикун нашёл её и водрузил себе на плечи.
– Вот же, бестия живучая! – изумился Мамиконов, поднимая боевой посох, чтобы добить.
– Стойте! – крикнул капитан Парийский. – Он что-то хочет сказать!
Сергей на всякий случай тоже взял крикуна на прицел. Крикун молчал целую минуту, потом зашипел, как испорченное радио:
– Роботов… роботов… не останавливайте, иначе…
Силы, видно, оставили его, он упустил голову, попытался её поймать, но она покатилась по полу, как мяч, а тело осталось стоять.
– Отстрели ему ноги, – сказал Турес, – а то ведь оживёт, зараза.
– Сам отстрели, – сказал Сергей и пошёл вдоль пультов, разбивая их струей энергии из боевого посоха. Помещение наполнилось клубами белого дыма. За толстыми круглыми окнами умные роботы обихаживали термоядерный реактор, похожий на огромную консервную банку. Они возились с чем-то смахивающим на огромные компрессоры и огромные же вентиляторы, а до всего остального им не было никакого дела. У них были не рубиновые, а спокойные глаза зелёного цвета. Вот так-то… – почему-то умиротворенно думал Сергей, настраиваясь на благодушный лад. А у нас на Земле ещё не освоили термоядерную реакцию... У нас только подбираются… Это ж сколько энергии... Еханый бабай! Он стал припоминать и наконец вспомнил, что из трёх ведер воды можно извлечь столько энергии, сколько её во всей Сибири в земле лежит. Ого! – думал он. Ого! Нет, конечно, такой реактор разрушать нельзя. Это было бы настоящее преступление! За всеми этими рассуждениями, однако, он обратил внимание, что впервые за время пребывания на Марсе аппаратура показала наличие радиации. Надо было уходить и заваливать входы, как говорил Пантигера. И делать ноги. А вот что дальше, он не знал. Не обсуждали они это. Никто не обсуждал, как выбраться на поверхность. Нового горизонта событий он не видел. Не у всех скафандры целые, а у Туреса и Пантигера их вообще нет. Как Турес собирается попасть в Городок-Один – великая тайна. Может, у него есть свой тайный план, как впрочем, и у Пантигера?
– Уходим! – скомандовал Сергей. – Время кончается!
В этот момент их и подловили – как заигравшихся котят. Крикуны подкрались незаметно, из-за поворота, из тайных, чёрных дыр, из крысиных нор. Высыпали толпой. Сергею, который глубже всех зашёл в пещеру, не только опалило бок, но и отшвырнуло пламенем. Хорошо хоть он за мгновение до этого опустил шлем скафандра. Одновременно тонко и дико завыли крикуны.
Сергея отбросило на толстое стекло реактора, и он ударился затылком. В голове словно взорвалась световая граната. На мгновение он потерял связь с реальностью. Крикуны проскочили мимо, посчитав его убитым. Они вовсю голосили, периодически изрыгая пламя. От их крика некуда было скрыться. Он лишал воли, забирал последние силы и делал мир нереальным, фантасмагорическим.
Сергей поднял руку, с безразличием разглядывая, как пламя лижет перчатку. Ему показалось это даже смешным, ведь «булат» не горит. А потом, когда оно опало, с трудом приподнялся и плохо соображая, что делает, росчерком боевого посоха срезал толпу крикунов. Все рухнули, а один оказался юркий, как блоха, долго прыгал по машинному залу и даже сумел забраться под потолок, где был боевое пост. В панике, не надеясь на крик, он изрыгал пламя во все стороны. Горели стены, горел потолок, грели трупы крикунов. Сергей вслепую всё же достал его, прежде чем он юркнул за камни. Крикун с протяжным стоном сорвался вниз, но поднялся и, видно, потеряв ориентацию, кособоко пошёл куда-то в глубь пещеры, призывно сипя, как проколотое колесо, и тычась в стены.
Сергей добивать его не стал – времени не было. Где-то внутри горы слышалось ответное сипение. Пятясь, как краб, и ежесекундно ожидая выстрела или парализующего волю крика, Сергей отступил в предбанник. Он был пуст. Белели только обрывки бинта. Под норами хрустнула пустая ампула. Сергей выбрался в коридор. Там тоже никого не было. Позади снова раздался жуткий, душераздирающий вой. Задевая о плечом стены, Сергей поплёлся к лестнице, как водолаз, которому мешает течение. Но люк оказался наглухо закрытым. Под лестницей валялся брошенный посох. Сергей подхватил его и двинулся дальше. Крикуны были где-то рядом. Они кричали. Но, не видя противника, делали это больше для проформы, чем для дела. В этот момент почти погас свет. Фонари под потолком стали не ярче спички в ночи. Должно быть это и спасло Сергея. Он завернул за угол, и крики крикунов стали тише. Потом он свернул ещё раз, и ему стало совсем легко. Туман в голове рассеялся, и сознание прояснилось.
Ага, думал он, вот как оно действует. Правда, тревожное ощущение беды так и не покинуло его. Куда же все делись? – думал он, освещая себе путь огоньком на кончике посоха, и наткнулся на открытый колодец, который вел вверх. На следующем уровне было светлее. Здесь в низком сводчатом коридоре его внимание привлек очень знакомый звук. Там мог двигаться только лифт, задевая за стены колодца. Сергей побежал на звук, держа перед собой боевые посохи, как рогатины. Сводчатый коридор вывел его в знакомые помещения. Да это завод, сообразил он, разглядев в полумраке перила и лестницы цеха. Знакомые роботы с рубиновыми глазами по-прежнему делали аннигиляционные бомбы.
В этот момент дверцы лифта со скрежетом открылись и оттуда высыпали крикуны, вооруженные лазерными винтовками. В темноте Сергей не разобрал и даже окликнул:
– Жора!
И только когда раздался знакомый свист, предвещающий смертоносный крик, выстрелил из обоих боевых посохов.
Никто из них не ушёл. Даже шага не успел сделать. И только один долго смотрел на Сергей, не в силах пошевелиться, пока Сергей не убил его прицельным выстрелом в голову. После этого он заскочил в кабину лифта и нажал кнопку первого уровня. Двери закрылись. Кабина нехотя дёрнулась и поползла вверх.
У Сергея не было сил, он сел на пол и стал ждать. Как назло, лифт двигался долго и нехотя. Иногда он застревал.
***
Полковник Бастрыкин так и не застрелился. Он выпил полбутылки коньяка, посмотрел в небо, ожидая увидеть привычные земные звезды, но вспомнил, где находится, при каких обстоятельствах, и приуныл пуще прежнего.
Я всегда не дотягивал, подумал он. Всю жизнь. Мне потенциально не везло. Я никогда не выходил победителем. Даже здесь на Марсе. Хотя и не проигрывал. Такая у меня судьба, такая натура. Никуда от этого не денешься, потому как некуда. Не стреляться же, действительно, и засунул пистолет в кобуру.
Он воевал одиннадцать лет. Слишком много для одного человека. Вредно для здоровья и души. Душа-то ни в чём не виновата, думал он, вспоминая длинную-длинную войну. Я даже не помню, когда она началась, а главное – когда закончилась. Я словно до сих пор воюю. Иду в атаку с криком «Ура!» А главное – не выиграл. Нелепая привычка жить и думать, стараться впустую.
