Михаил Белозеров - Марсианский стройбат (Войны Марса) (СИ)
– Должно быть, у них был ключ, – предположил он.
– Да нет, – в сотый раз твердил Пантигера, в ярости пытаясь оторвать крышку. – Я бы заметил. Они как-то странно суетились вокруг именно этого места.
Крышка была рифленой, с незаконченными кругами-секторами, ребрами, выступами и непонятными знаками в углублениях. Любой из них мог быть ключом.
– Может, надо посвистеть? – предположил обычно белобрысый Толян Петров.
Он был так перемазан жирной, как масло, глиной, что его с трудом можно было узнать.
– При чём здесь свист? – спросил Мамиконов, подмигнув Сергею, который пытался разобраться со знаками.
Турес устало согласился:
– Мудрено. Выходит, крышку могут открыть только крикуны, а сделана она за тысячу лет до них. Нестыковочка, однако.
– Да… – почесал седую, лохматую голову капитан Парийский, – мудрено…
– А что? – согласился Сергей. – Ведь крикуны мастера свистеть. Какая нам разница, как открыть крышку. Давайте свистеть.
Никто не поверил. Все расселись вокруг, посмеиваясь и радуясь минуте отдыха. Турес с непривычно белым лицом, кажись, что-то жевал.
– Кинь… – попросил Сергей, – жрать охота…
– Ты это не будешь… – отвернулся Турес.
Должно быть, он всё ещё злится на меня, решил Сергей.
– Откуда ты знаешь? Я и мышь живьем сожру.
Сергей посмотрел на реакцию капитана Парийский. Но капитан сделал вид, что ничего не слышал. Пришлось Сергею положиться на собственный опыт. Белый муран кинул – Сергей поймал одной рукой, как птицу в полете. Это был жук с твердыми хитиновыми крыльями. Жук вяло шевелил колючими лапками.
– Чего в нём есть-то?
– На брюхо надави и увидишь, – ответил Турес.
Сергей надавил. Из кончика брюха действительно полезло что-то белое.
– Прямо в рот, – посоветовал Турес.
Содержимое брюшка оказалось совсем непротивным, а напротив – вкусным и сытным. Только мало. Сергей выклянчил ещё штук пять и только после этого почувствовал, что к нему возвращаются силы.
– Ладно… вы как хотите, а я покричу. Большой!
Мамиконов встрепенулся:
– Куда кричать-то?
– Да вот, – сказал Пантигера, уступая место, где в торце виднелось отверстие. – Я уже и ковырялся, и стрелять пробовал.
Мамиконов наклонившись, бессмысленно повозился, вдруг выдернув руку, нервно произнёс:
– Ничего там нет. Дыра она и есть дыра для вентиляции.
Никто даже не подумал, что под крышкой может быть смертоносная радиация.
– У кого из нас самый сильны голос? Турес, иди сюда!
– Чего я лошадь, что ли? – обиделся Турес. – Я кричать не буду!
Сергей хотел ему напомнить, что лошадь для него – неизвестное животное, да вспомнил, что это любимая поговорка Пашки Марфина.
– Ты же песни орал с Пашкой, – напомнил Мамиконов.
– Чего, песни в дырку?! – упёрся Турес.
– Ори, дурак! – приказал Мамиконов. – А то яйца оторву! У тебя яйца-то есть?
Турес посмотрел на него, шмыгнув белым носом, который на кончике стал серым от злости. Хотел по привычке возмутиться, но понял, что ним церемониться не будут и даже лазерная винтовка крикунов не поможет.
– Ладно… чёрт с вами, – сказал он. – Покричу. Но если не получится!..
– Кричи уж давай! – Гоша дернул его за руку так, что едва не оторвал её.
Турес пал на колени, едва не прикусив язык.
– Кричи! – приказал Гоша.
Турес сунул рыжую башку с дыру и закричал так, чтобы от него сразу отвязались. Потом он спросил с иронией:
– Ну и чего?..
Действительно, с минуту крышка казалась неподвижно. Кто-то, похоже, Толян Петров, устало хмыкнул. Мирон Парийский махнул рукой и сел на крышку, но тут же вскочил – наружный из полукругов чуть заметно дернулся, вслед за ним – следующий – только в противоположном направлении. Потом полукруги стали вращаться в разные стороны, пока их сектора не совпали.
– И это всё?.. – разочарованно спросил Мамиконов. – Стоило огород городить. Тьфу ты!
– Да вот же оно! – закричал Турес.
Пантигера оглянулся: напротив, в стене зала, огромного, как мавзолей, зияло отверстие. Пантигера, даже не заглянув внутрь, скомандовал:
– За мной!
Они скатились по вертикальной лестнице и очутились в колодце с выходом в туннель. Откуда-то тянул ветерок и пахло горелой проводкой. Крышка над головами у них бесшумно закрылась, и они поняли, что отступать некуда и что все их разговоры о термоядерной электростанции превратились в реальность и что теперь надо сражаться, чтобы выжить.
Пантигера, возвышаясь над всеми, как скала, произнёс:
– Так, стойте здесь и не высовывайтесь. Старшим остаётся капитан. Серёга, за мной!
Сергей протиснулся между Мамиконовым и Туресом и, оказавшись рядом с Пантигером, спросил так, чтобы другие не слышали:
– Как стрелять-то из него?
Конечно, он полагался на камбуна, но и сам держал нос по ветру: у посоха не было ни мушки, ни целика, ни предохранителя – даже привычного спускового крючка
– Просто наведи на цель и нажми на сучок, как на спуск.
Откуда он знает о спуске, подумал Сергей, но спросил:
– Так?..
– Ну… – не глядя, ответил Пантигера и двинул вперёд.
Сергею молча устремиться следом. Пантигера делал огромные шаги, и чтобы не отстать, надо было почти бежать. В общем, первую стычку за поворотом он пропустил, только услышал звук, который узнал бы сквозь любую какофонию, сквозь взрывы и грохот – шипение боевого посоха – и сообразил, что так льется чистая энергия серо-голубоватого цвета, а потом уж увидел крикунов в предбаннике. Ни у кого из них не было шанса даже подать голос, потому что энергия струи боевого посоха была чрезмерной для них, и понял, почему посоху не нужно было ни мушки, ни целика – энергии было столько, что все, кто стоял в радиусе метра от струи просто валились, как кегли в разные стороны. А было тех крикунов не меньше пяти. Сергей не успел сосчитать. Времени не осталось, потому что откуда-то сверху, из каких-то укрытий в глубине безмерно-огромного коридора сквозь дверной проём к ним потянулась лазерная струйка «спинов», и Камбун, стоящий впереди, осел, как оседают убитые. Сергей подхватил его под руку, но даже не смог приподнять верхнюю часть тела.
– Эй!.. – крикнул он, не имея возможности выглянуть в коридор, – помогите!..
Первым принёсся, едва не потеряв боевой посох, Мамиконов. Чтобы попасть в предбанник, ему пришлось ползти на карачках. Огненные «спины» плавили камень. Больше никто не мог прорваться следом за ним. Стреляло не меньше трёх крикунов. Вдвоём им удалось перетащить Пантигера ближе к стене и лестнице, и «спины», влетая в предбанник, лишь наполняли воздух гудением. Стоял запах, словно из кремня высекали искры.
Схватив свой посох, Сергей перекатился на другую сторону лестницы и попытался уловить ритм стрельбы. А ещё он удивился тому обстоятельству, что крикуны даже не предприняли попытки выбить их из предбанника, что сделал бы любой другой на их месте.. Подспудно он ждал атаки, но ничего не происходило.
Тот крикун, к стрельбе которого он приладился, стрелял нервно и несистемно. Вспышки «спинов», как трассеры, выдавали место, откуда он палил – почти из-под потолка необъятной пещеры. Потом Сергей уловил ритм, высунулся на счёт три, выстрелил из боевого посоха и спрятался. Сбить крикуна оказалось даже проще, чем он ожидал – там, куда попал луч посоха, раздался взрыв и яркая вспышка на мгновение озарила потолок и стены. Оказалось, что пещера не такая уж необъятная. Плотность огня сразу упала, а да и Мамиконов тоже не сидел на месте, а из своёго угла сбил другого крикуна. Поддавшись общему порыву, они выскочили из предбанника и на бегу одновременно сбили под потолком третьего крикуна.
Следом за ними ворвались капитан Парийский, Турес и Толян Петров. Пока они рыскали по пещере, Сергей вернулся в предбанник к Пантигеру, ожидая увидеть бездыханное тело гиганта, но к его радости Пантигера сидел, прислонившись спиной к стене, и неуверенно снимал с себя доспехи.
– Я сейчас… – пробормотал Сергей, – я сейчас… – Толян! Петров! – крикнул он.
Прибежал Петров, у него была серьезная аптечка, а не те скудные, которые выдавали всем остальным. Вдвоем они разоблачили камбуна. Две бескровные дырочки не толще спички были справой стороны грудной клетки, и только та, что слева, обильно кровоточила.
– Ну что? – спросил Сергей.
– Хе-е-е… – ответил Толян. – Если бы я был врачом, я бы сказал, что если бы это были ранения от наших пуль, смерть стопроцентная. А от этих лазеров толку мало. Раны даже чистые. Конечно, по хорошему его надо бы на операционный стол или на худой конец в «машинку гоблинов».
Петров был неисправимым поклонником земной медицины. Сергей даже спорить не стал, но подумал, что ни одна земная медицина не подняла бы его за три дня.
