Иван Тропов - Шаг во тьму
Гош невозмутимо кивнул, соглашаясь.
– Но… – Я еще раз поглядел на больницу. Потер бровь.
Больница… Никак у меня не складывались воедино чертова сука и больница.
Может быть, потому, что я ни разу не видел ни одной чертовой суки, которая была бы больна. Да что там больна – я их даже старыми не видел. Словно все они, когда достигают какого-то возраста, уезжают куда-то… Уходят?
Я поежился. Даже думать не хочется, куда они могут уходить.
– Подожди, Гош… Ты хочешь сказать, что она была здесь ради больницы?
– Ее машина стояла здесь. – Гош дернул подбородком назад. На обочину перед воротами больницы, мы чуть проехали их.
– А сама она? Ты видел, как она входила в больницу?
– Выходила, – поправил меня Гош.
Так… Значит, он нашел машину, когда она стояла здесь. А сука была в больнице…
– Бред какой-то… Зачем ей больница?
Больница… Какая ей, жабе, может быть нужна больница, когда ее не то что болезни – пули не берут! Подпиливаешь их, чтобы раскрывались в теле, чтобы рана была больше, но даже это не всегда помогает. Если в голову не попал, а жаба сильная, то даже подпиленные пули могут не спасти. Хоть всю обойму в нее всади… Старик уж сколько этих чертовых сук передавил, а спалился именно на жабе.
И вдруг вот такая же вот жаба, а то и не такая же, а еще покруче, чем наши, провинциальные, – и вдруг ей понадобилась больница? Это даже не смешно.
Но даже если и понадобилась. Почему она выбрала эту? Древняя развалюха у черта на куличках. С соответствующими врачами, можно не сомневаться. Почему ее выбрала?
Чертовы суки живут, как им нравится. Берут от жизни все, что хотят. Лучшее. У нее же в подружках паучиха! Ну, была в подружках… С помощью паучихи она могла бы без особого труда получить врачей из лучших столичных клиник. Или из каких-нибудь швейцарских. Паучихе какая разница, кого хомутать…
Могла бы. Но почему-то выбрала эту провинциальную развалюху.
Почему?
Я поглядел на Гоша. Гош невозмутимо наблюдал за больницей.
– Ты говорил, что мальчишка жив. Он был с ней?
Гош кивнул.
Та-ак… Час от часу не легче…
В конце концов, можно было бы предположить, что хотя пули их не сразу берут, но какие-то болезни им все же страшны… Но зачем ей мальчишку-то с собой сюда тащить?
Это он заболел? Допустим. Хотя ей он нужен ровно на две недели, до ритуала, а выглядели они с братом совершенно здоровыми, но – допустим. Вдруг простудился, воспаление легких, мало ли… Но почему, дьявол ее задери, из всех больниц она выбрала эту?! Какая тут, к черту, быстрая квалифицированная помощь?!
– А тот усатый? Был?
Гош кивнул.
– Да Гош, в самом деле! Где он был? В машине сидел или с ней ходил?
– С ней.
И он тоже в больницу ходил…
Хм… Может, она все свое с собой возит? Тогда это хоть что-то объясняет.
– И долго она здесь была?
– Сорок минут, – сказал Гош. Поглядел на меня, нахмурился и на всякий случай добавил: – При мне.
Мне снова захотелось врезать ему. И не обязательно в плечо. Но я сдержался.
Так… Он нашел ее машину здесь. Как именно – спрашивать бесполезно, я из него это и за сутки не выпытаю с его манерой отвечать на очевидные – для него очевидные! – вопросы. Но в принципе понятно. Их, когда он в конторе работал, этому учили.
Главное, нашел. Неделю искал, но все-таки нашел. Тут, у входа. Сорок минут машина стояла, потом из больницы вышла та жаба с тем усатым водителем, а может, и не только водитель он для нее, – и вторым близнецом. Села и уехала.
– Ты ее выследил?
Гош оторвался от больницы и уставился на меня. Скептически, чтобы не сказать подозрительно.
– Тот мужик? – сообразил я. – Из-за него? Думаешь, заметил бы?
Гош невесело покивал. Похоже, он того мужика высоко оценил.
– Думаешь, он тоже… из ваших?
Я был почти уверен, что Гош опять кивнет.
Но Гош мотнул головой. Сразу и уверенно. Нет, не из их.
Черт возьми… Все веселее и веселее!
– А тогда чего? – раздраженно спросил я. В самом деле перестал понимать Гоша. – Если тот мужик не из ваших, то чего ты его так боишься?
– Не боюсь, – сказал Гош. – Опасаюсь. Он не из наших, но… – Гош сморщился и замолчал.
– Повадки?
Гош, поморщившись, склонил голову к плечу. Прислушивался к чему-то в глубине себя, взвешивая.
– Ухваточки, – наконец нашел он ярлычок.
Мне показалось, что он еще что-то хотел сказать – была у него какая-то догадка. Но нет. Если и была, Гош не стал ею делиться.
* * *
Я умею ждать.
Но одно дело ждать, когда у гнезда, когда уверен, что рано или поздно она появится… А вот сюда, вернется ли…
Время тянулось невыносимо медленно. Дождик то сходил на нет, то припускал с новыми силами. Потемнели последние окна в двухэтажном доме сбоку от больницы.
Пару раз подъезжали «скорые», санитары утаскивали внутрь носилки. Вышла парочка – судя по специфическому виду, врач с медсестрой после дежурства, – погрузились в старенькую «девятку» и укатили.
Пришагала молоденькая тетка, спешным, но твердым шагом, совсем не больная. Подъехали новенькие «жигули». Выгрузился поджарый молодой человек, уверенно взбежал по ступеням и скрылся в больнице.
Ни чертовой суки, ни ее усатого, ни мальчишки.
Ни просто подозрительной машины.
Ни-че-го.
– Во сколько ты ее видел?
– С половины до часу.
Я покосился на приборную панель. Половина третьего. Поглядел на Гоша.
– Уже не приедет сегодня, думаешь?
Гош, конечно же, промолчал.
Я уставился на больницу. Сегодня… А что, если она вообще больше сюда не приедет? Что тогда?
Гош искал ее машину неделю, пока вышел на это место. Что теперь? Еще неделю?
Это будет уже после полнолуния. После жабьего ритуала. Он у паучих в новолуние, у жаб – в полную луну. После полнолуния мальчишка будет мертв.
Слева что-то двинулось, я обернулся, вгляделся, но по ту сторону забора никто не прятался. За кустами по дорожке задумчиво брел молодой человек, длинноволосый, в черном длиннющем кожаном плаще, лишь носки ботинок со стальными набивками поблескивали из-под пол. Рядом с ним грустно семенил розовомордый питбуль, в кожаной жилетке и в подобии строгого ошейника наизнанку – в темноте молочно светились хромированные шипы.
Погуляли и ушли.
«Скорые» больше не подъезжали.
Все замерло.
Белесые отсветы в холле за стеклянными дверями, робкий голубоватый из бойниц меж лестничных пролетов и три ярких желтых окна во втором этаже казались ошибкой. Просто забыли погасить свет, когда все уходили.
Еще одно окно горело за углом справа. Самого окна не видно, но вбок на землю падал длинный прямоугольник света. Облепил и пустую клумбу, и голый газон, и косой забор…
Дальше, за забором, когда-то была дорога в объезд больницы. Ныне такая же символическая, как и сам забор. От дороги остались лишь невнятные куски растрескавшегося асфальта да проплешины щебенки, занесенные землей и гнилой листвой. Не обновлялась с самого строительства больницы, наверно. Скоро кусты, наступающие со стороны леса, съедят и ее останки…
Я поглядел назад. Слева от больницы, между ней и домом, тоже шла дорога. Я думал, это ради дома – отгородить от больницы. Но если и справа от больничного здания была дорога, за него… Куда-то же она вела?
Если Гош не ошибается насчет усатого, может быть, это и есть ответ?
– Гош…
Гош молча покосился на меня. Я кивнул на дорожку.
– Может, они за больницей встали?
– А въехали как? – спросил Гош. – Мимо нас?
– Ну… С той стороны вроде не лес – так, полоса деревьев. Там вроде метров через сто шоссе проходит?
Если бы мы ехали прямо по той дороге, по которой въехали в этот городишко, выехали бы как раз куда-то туда. А если ехать в ту сторону еще дальше, то упрешься куда-то в северо-западные пригороды Москвы. Не самое плохое местечко, как я слышал. Может быть, чертова сука как раз оттуда и приезжала?
– Там нет съезда, – сказал Гош.
– По карте? – уточнил я. Карты, бывает, устаревают еще до момента составления, особенно у нас, особенно теперь.
– Ножками, – сказал Гош. – Вчера.
– А если…
– Посиди, – сказал Гош и вылез из машины.
– Ты куда?
Но он уже захлопнул дверцу, лишь дернул рукой, чтобы я не высовывался.
Обошел машину, протиснулся в решетку парка – возле столба, где литье то ли скололось, то ли лопнуло от зимних морозов. Пошел выгуляться до ближайших кустиков…
Но Гош прошел мимо кустика, прошел и мимо второго. Пересек дорожку и ушагал в глубину парка, потерялся в сплетении голых ветвей и темноты.
Чертов Гош! Весь он в этом – вот так вот взять и уйти, не предупредив! Ничего не объяснив. Ни куда пошел, ни когда вернется. А что, если эта сука прямо сейчас приедет?
Но она не приехала.
Гош вернулся, плюхнулся на сиденье и вздохнул.
– Ну и куда ты ходил?
– Подозрительный он был.
