Виталий Сертаков - Кремль 2222. Юго-Восток
— Самопалы готовь.
— Уже, держи.
Молодец Голова, самопалы быстрее всех снаряжает, и осечек после него почти нет. Я сперва по кустам с аркебузы врезал, по тем дурням, что там прятались. Ох и завыли, сволочи! Сразу второй курок спустил, пока дурни глазья по кочкам подбирали. Двоим точно дырок наделал, ага, весело они катались. Голова — умный, это ведь он придумал аркебуз двуствольный.
Ясное дело, той силы убойной, что от пороха, нет, да вблизях и не надо. Трое выпали с куста, один только воевать мог. Замахнулся, копье метнул. Страшный, длинный, волосня на башке — ну точно гнездо воронье, а наверху еще череп прикручен.
Хорошо метнул, силы у мута много, далеко в реку копье улетело. И тут же заголосили, заорали хором, ну вроде как пугали. Удивился я — ну кто ж с криком на врага идет?
— Славка, они будто тура загоняют, — заржал рыжий и поднял двуствольный самопал.
Это он точно сказал — муты не воевали, а охотились. Воевать они вовсе не умели, мне их позже даже маленько жалко стало. Я навстречу им побег, чтобы в реку нас не скинули. Удивился, там не только мужики, бабы тоже с кольями выскочили. Голова пальнул дважды, те от страха присели, но не разбежались. Видать, к пороховым стволам привычные, битые. Назад подались, я смекнул — поумнее вонючек будут, в драку не лезут, заманивают. Рожи грязные, глазья больные, а были и совсем слепые, я уж позже разглядел. Слепые, а все равно в драку лезли, ага! Как их, ешкин медь, угораздило на кладбище поселиться? Мне Голова потом лодку ихнюю показал, они на лодке, видать, приплыли, на берег ее вытащили да за церквой спрятали.
— Рыжий, прикрывай!
Голова из двух самопалов снова ка-ак шарахнет! Ох, закричали, один за пузо двумя руками взялся, с него кровь ручьями льет, он, смешной, еще на меня зубами скрипит. Бабе одной рыжий ногу пробил под коленкой. Та на одной руке ко мне ползет, ножом машет, обрубок волочет, там кости всмятку. Ну и бабы у них, подумал я, до чего ж крепкие!
Я тоже пальнул, но стреляю я хуже Головы, маленько их пощипал, никого не убил. А второй самопал уже некогда поджигать стало, слева мне в ухо копьем нацелились. Баба кидала, ага! Зверь, а не баба, зубья во все стороны, во рту не помещаются. А поперек сисек длинных — веревка, на веревке пальцы сушеные висят, вот такая красавица!
Я нагнулся, меч потянул, успел копье отбить, но не разрубил. Тяжелое, ешкин медь, железное целиком, у меня чуть рука в плече не вывихнулась.
Голова взади заорал что-то, эти гады в ответ как завоют, а тот, антиресный, с черепом поверх макушки, как залопочет не по-русски! Я сперва решил — это он так просто орет, без слов, но ошибся. Дык много ж их по Москве шастает, дурней всяких. Батя вон говорит — есть и такие, что от вражьих солдат в бункерах народились и все двести лет свой язык детям передавали да ненавидеть нас учили. Есть такие, вот и довелось свидеться.
Двое лежать остались после пулек Головы, ножками смешно дрыгали. А один на коленках ползал, под волосами рожи не видать, но похоже, брюхо ему вывернуло. Ползал, по камешкам коленками голыми скользил, весь в кровище своей и дерьме. А вот тебе, не будешь церкву поганить!
Одно копье я отбил, два других ловко кинули. Дык по ногам метили, эти отбить не успел. Хорошо, в защитке сапоги крепкие, хрен проколешь. Другое в ногу под коленкой угодило, больно, ага.
— Славка, у них сети! — Рыжий последний раз пальнул, отстрелялся, заряжать некогда.
Тут в меня разом три копья полетели. Ешкин медь, едва назад отскочить успел, да одно все равно зацепило, по кольчуге вдарило, кожу почти пробило. Пробило, да не совсем, ага!
Двое слева заходили, клинки грамотно держали, я поздно заметил. Еще двое справа, ноги у них серые, словно копыта толстые, корявые. Я теперь не сомневался, как раз такого урода живоглот на Лужах прожевал. Ну чо, видать, решили маленько владения расширить, ага, да только не в ту сторону расширять кинулись. В Лужи-то точно лезть не следовало, и не таких там обламывали!
Голова взади охнул, прыгает, пальцами машет. Дурень потому что, кто ж легкий щит на прямой руке подставляет, да еще под тяжелое копье. Хорошо еще, совсем пальцы не переломал! Но в Голову они не целили, видать, сразу во мне старшего почуяли, что ли. А я дурак, не сообразил вниз-то поглядеть, на железяки ихние. Только когда волосатые гады по кругу побежали, бабы ихние зубы заскалили, тогда я на ноги себе глянул. Хитро они на зверя ходить выучились, хитро, ничего не скажешь! Я сперва подумал, что нашим мужикам надо рассказать, да и пасечникам тоже, они хоть и умные, а до такой хитрости не додумались. Копья у мутов были ржавые, тяжелые, с зазубринами, ага, а за каждым тонкая такая витая проволока тянулась. Я сперва не разглядел. Проволокой мне уже ноги опутало, хрен руками разорвешь. Трое вокруг меня бегали, проволоку наматывали. Я шаг сделал, другой, мечом стал на себе рвать, да не тут-то было, они снова кидать наметились.
— Славка, не шевелись, вконец запутаешься!
— Дык чо делать-то?
Я к ним, они — от меня, на кулачках драться не хотят. Тот, с черепом, снова залопотал, кулаками трясет, слюной плюется. Я все же разрезал путы, да не все, на коленки грохнулся, а они визжат! Я думаю — чего ж дальше не кидают, вон у них еще копья есть. Потом Голова мне растолковал, они же вроде как охотились. Им зверя хотелось живьем заловить, живьем шкуру спустить да на костре поджарить. Вот такие некультурные люди нам повстречались!
Как увидали, что я упал, заржали, обрадовались, ага, ну прямо как мальцы трехлетние. И давай на меня с сетью прыгать. По счастью, сеть у них не из проволоки была, мечом крест-накрест отмахнул — клочки полетели. Самому шустрому пальцы вместе с сетью отрубил, запрыгал он, ну смехота! Трое поглядели на клочки у себя в руках, озлились, видать, за ножиками полезли. Воняло от них вблизи, животы да спины голые блестели, видать, салом тухлым намазались.
— Славка, окружают тебя! — Рыжий еще раз пальнул. Судя по вою в ответ — удачно, попал. Муты, наверное, думали, что Голова может без конца стрелять, не совались пока к нему, издалека железяками грозили.
Один кучерявый меня отвлекать стал, ну чисто обезьян, только щуплый — прыгает, клыки кажет, ножом кривым тычет. Дык я взад и глядеть не стал, ясное дело, что дружки его горло мне вскрыть наметились. Стал ждать, пока полезут, ноги все равно запутались, нормально ходить я не мог. Наконец дождался, ешкин медь, в плечо тупым клинком ткнули. Ясное дело — не пробили, плечо мне пробить непросто. Этот дурилка в горло целил, прямиком в вену. Ну, куда целил — туда и получил. Локтем я ему в харю заехал и с левой мечом шейку насквость проткнул. Он у меня на острие еще повисел маленько, подрыгался, пока я дружку евонному ножом кишки выпускал.
Тот тоже сильным оказался. И умным, поумнее дружка. Понял мигом, что взади ловить нечего, стал в глаза целить. Уж не знаю, из чего ножик он сладил, кривой, зазубренный, такой завидишь — и сразу бежать хочется. Но чтоб по глазам попасть, пришлось ему вплотную приступить. Я еще пособил, на коленки на обе упал, словно в проволоке ихней совсем запутался. А ноги и правда стянуло, не разомкнуть, не шагнуть, непонятно, как дальше драться. Но муты все за меня сделали. Самый наглый удивился, когда на мече застрял. Я еще меч довернул, захрустело так забавно, позвонки, видать, ему покрошил, что ли. Второй на батином штыке повис, ножками дрыгает, кровью пузырит. Тут третий их приятель на меня побежал. Глазьями закрутил, заорал дурным голосом, будто ему в штаны лысого ежа подложили. Только штанов на нем не было, на них на всех шкуры козлиные, облезлые намотаны были. Наверняка коз украли где-то, сучьи дети, потому как живого стада я потом нигде вблизях не приметил. Ну чо, орал мут недолго, я сгреб дурня в охапку, едва от смрада евонного не блеванул, и, пока он мне ножичком в живот тыкал, я ему так славно нос в щеки вбил. С двух ударов вбил, ага, ровная такая рожа стала, плоская, как мамкина сковорода. Отпустил я его, чо держать-то дальше, он и пошел куда-то. Передумал, видать, драться, а может, решил где житуху свою глупую один вспомнить, посоветоваться сам с собой, как сталь культурным и телигентовым человеком. Дык заодно зубы выплюнуть и ртом дышать научиться.
Другие маленько разволновались, подмогу позвали. Старикана два в помощь молодым вылезли. Седые, кривые, у нас таких только на стене в дозор ставят, и то редко. Ну чо, я распутывался, они снова меня запутывали, по кругу бегали. Упал я, не удержался. Снова сеть полетела, за ней — другая. Чую — уставать стал, дык не железный же, и меч опять же, рессора. Поди рессорой-то помаши, поглядим, кто не устанет! Голова меня спас, умный у меня друг все-таки. Не полез в бучу, молодец, к воде отбежал, последний баллон подсоединил. Жаль бензина, конечно, но себя жальче.
— Славка, ложись, харю спрячь!
Едва успел я рожей в землю ткнуться, жаром поверх обдало. Лежу и ржу нервно так, слушаю, как эти дурни по кирпичу битому катаются.
