Владимир Марышев - Полет валькирий
— Ну-ну, дорогой Франклин! — Козырев покачал головой. — Для человека, которому скоро поставят прижизненный памятник во весь рост, вы настроены чересчур пессимистично. Как только вернемся, сразу и начнут мрамор искать. Это же вы «вычислили» Мака! Впрочем, надеюсь, что и меня не забудут — все-таки, как говорится, оказался в нужное время в нужном месте. Авось, медальку и прицепят… — Он посерьезнел. — Ладно, поговорим о деле. Кого вы считаете нужным пригласить?
Разрешить спор без капитана действительно не было никакой возможности. Как и предполагал Ермолаев, в его шефе после постигшего «тарелку» конфуза взыграл дух Реконкисты. Замысел Эрикссона не отличался оригинальностью — обрушиться на Мака всей мощью, обезвредить его или даже уничтожить, а затем пожать заслуженные лавры. Однако на пути наполеоновских планов (и это тоже легко просчитывалось) встал Иджертон. Командир десантников обхаживал его и так и этак, а к концу дня был готов разорвать своего тихого, но неуступчивого оппонента на куски. Однако, по выражению Ольшанцева, «нашла коса на камень» — ученый упорно отказывался дать «добро» на рискованную операцию. Воцарилось двоевластие. В принципе, оно существовало давно, но выполнению общей задачи это не мешало. И вот теперь ситуация зашла в тупик. Выйти из него можно было единственным способом — подключив «третью голову».
На этот раз, кроме командиров десантных групп, в зал пригласили не всех научников, а только главных специалистов. Конечно, принятие окончательного решения от них не зависело, но перед тем как вынести свой вердикт, Козырев хотел выслушать несколько мнений.
Иджертон был явно не в ударе. Чувствовалось, что он уже почти не в силах отбиваться от напористого шефа десантников. Лишь сознание того, что дело не из тех, когда можно спокойно умыть руки, заставляло его вновь и вновь приводить свои аргументы. «Возможности Мака не изучены, — говорил он, — его способность наносить внезапные удары из-под „шапки-невидимки“ пугает. То, что пока удалось избежать человеческих жертв, еще ни о чем не говорит. Мы можем потерять все, вплоть до корабля, если переоценим свои силы».
Родриго, не отрываясь, смотрел на Козырева. Что на уме у капитана? «Мирфак» никогда не подвергался реальной угрозе, и даже прожженные скептики не представляли, что найдется нечто, способное сокрушить этот символ земной мощи. Да, случалось, экипаж нес потери, но только на поверхности планет. Люди могли пасть в поединке с чудовищной формой жизни, подцепить неведомую заразу, погибнуть в катаклизме. Наконец, тронуться рассудком, попав в среду, где самый жуткий ночной кошмар был лишь бледным отражением реальности. Но космическая цитадель, порождение изобретательного человеческого ума, всегда оставалась неприступной. Скорее всего капитан был просто не в состоянии представить врага, способного покуситься на его звездолет. Не сочтет ли он мрачные пророчества нагнетанием страстей, не ухватится ли за звонкую погремушку близкой победы?
Лицо Козырева выражало живой интерес к выступлению главного научника и в то же время — легкий скепсис. Несколько раз капитан кивал, но порой — Родриго был готов поклясться в этом! — с трудом скрывал улыбку.
— Хорошо, Франклин, — сказал он, когда ученый закончил. — Ваши опасения мне понятны, но планета земного типа, прекрасная, с изумительным климатом — это такой подарок судьбы, от которого невероятно трудно отказаться. Вспомните, сколько раз нам попадались безжизненные каменистые миры. Тут надо все тщательно взвесить! Что же, послушаем доводы вашего оппонента.
Эрикссон неторопливо размял свои ручищи и поудобнее уселся в кресле. Весь его вид говорил: «Ну, выслушали страшноватую сказку, а теперь давайте вернемся к реальности».
Начал он издалека, очень издалека.
— Когда-то Колумб, располагая тремя утлыми суденышками, открыл для европейцев огромный неизведанный мир: Так вот, время каравелл не прошло, разве что стали они помощнее и понадежнее. — Эрикссон сразу взял верный тон, играя на самых чувствительных струнах Козырева. — Можно разводить бесконечные дискуссии, произносить всякие умные слова, но человечество нуждается в новом жизненном пространстве, и никуда от этого не деться. Капитан прав: просто взять и отступиться от такой планеты, как Оливия, невозможно. Мы прошли через такие миры, где сам дьявол сломал бы зубы, но даже там не показывали спину. Вспомните, сколько наших парней полегло на Синтии, на Фризии! Разве мы не предадим их память, если уйдем сейчас?
Ермолаев и Ахвен смотрели своему командиру в рот. Лицо Сайто было непроницаемым. Родриго поморщился. Он сам чуть не погиб на Синтии, но не считал ту вылазку героической и не любил о ней вспоминать. Однако следовало отдать шефу должное: он умел работать на публику, используя любые факты, даже такие общеизвестные, как открытие Америки.
— Научный руководитель боится неизвестности, — продолжал Эрикссон. — Но мы всегда шагали в неведомое, нам никто не постилал ковровых дорожек. Давайте трезво оценим степень опасности. Она может быть огромной, если нам противостоит абсолютно чуждый разум. Но мы же, если я не ошибаюсь, будем иметь дело с собственным творением! Кто создал этого Мака, кто вложил в его железную башку плазменные мозги? Или вы уже отказались от этой гипотезы, доктор Иджертон? Может, Мак вообще не долетел до Оливии, а «тарелку» скушал какой-то местный гурман?
Ученый молчал. Он сидел потупившись, седые пряди волос свисали на лицо. Эрикссон, напротив, выпрямил спину, развернул плечи — явно чувствовал себя героем.
— Во что бы ни превратился Мак, изначальную программу в его черепушку вбили мы! Вы верите, что он превзошел создателей? Хорошо, давайте разберемся. Что он умеет? Генерировать силовое поле? Создавать монстров, перекраивая генетический код? Все это для нас не ново. Мы могли бы точно так же разрушить «тарелку», применив пульсирующие поля. Что еще? Невидимость для приборов? Это тоже старый фокус, хорошо известный нашим физикам. Да, Маку удалось взломать защиту «черепахи». Но если мы доставим с корабля дополнительные силовые установки, наша мощь многократно возрастет. В общем, не вижу, чем бы он еще мог нас удивить.
— Так-так, — сказал Козырев. — Что же конкретно вы предлагаете, Лейф?
— Мы должны нанести удар и уничтожить Мака! Это единственный способ избежать дальнейших потерь и закрепить права на планету. Война, так война!
— Но как вы собираетесь это сделать? Ведь Мак, некоторым образом, невидим!
— Не проблема. Координаты места гибели «тарелки» установлены. Я допускаю, конечно, что Мак, обосновавшись на Оливии, мог заметно подрасти, занять два, три, четыре гектара. Но это не важно. Пошлем еще два аппарата, подешевле, с разных сторон. Они будут приближаться к расчетной точке на минимальной скорости. Если все повторится, то места их гибели и будут означать границы Мака или, если хотите, его защитного пояса.
— Но вы хотя бы приблизительно представляете, с кем имеете дело?
— Приблизительно представляю. «Тарелка» успела передать кое-какую информацию, в том числе и показания детектора массы. Она колебалась, наибольшее зафиксированное значение — сто двенадцать тысяч тонн.
— Однако! — Капитан опешил. — Сдается мне, что дичь несколько… гм… великовата. Как же вы собираетесь покончить с Маком? Сжечь корабельными дюзами?
— Я ценю ваш юмор, но есть куда более эффективный способ. — Эрикссон выдержал многозначительную паузу и добавил: — Кварковый деструктор.
В зале воцарилась тишина. Ученые смотрели на Эрикссона с каким-то мистическим ужасом. У командира десантников был богатый выбор оружия, но он еще ни разу даже намека не делал, что готов выпустить самого устрашающего джинна. Даже аннигиляционная бомба была детской игрушкой по сравнению с деструктором: он разрушал то, что еще не так давно считалось первоосновой материи — элементарные частицы.
— Вы это серьезно? — спросил Козырев после продолжительного молчания. — Насколько мне известно, у нас нет деструктора.
— Его можно смонтировать. На корабле есть все необходимое.
— Вы предлагаете разрядить главную двигательную установку?
— Только один блок, да и то на время. Заряд можно восстановить, вы же знаете.
Капитан потер переносицу.
— Вас не устроит антиматерия? Помнится, ее довольно успешно применили против плазменников. К тому же вы только что не очень лестно отзывались о способностях Мака. Если не ошибаюсь, он вряд ли может вас чем-нибудь удивить?
— Опыт войн показывает, что лучше действовать наверняка, применив самое разрушительное оружие. Ларозьер понимал это очень хорошо.
Иджертон поднял голову.
— Это безумие! Вы представляете себе последствия взрыва? По возвращении на Землю я лично…
Козырев привстал с кресла.
— Пожалуйста, успокойтесь, Франклин. Не надо волноваться. Ваше мнение, Ласковский?
