Николай Буянов - Наблюдатель
Они оба рассмеялись, и Клайзен почувствовал, как отступает, улетучивается напряженность.
- Проходите же, не стойте на пороге.
Она присела на краешек дивана и жестом указала на старенькое кресло, оставшееся, видимо, от прежних хозяев. Баба… Почему в разговоре с Мияги я обозвал ее бабой? Вот уж неподходящее определение, подумал Клайзен. Наверное, потому, что я слышал, будто она из русских. Баба в сарафане, пляшущая под балалайку… Глупости.
- Угостить вас чаем?
- Благодарю, не откажусь.
Ему просто не хотелось уходить. Женщина была как-то очень по-домашнему мила, и красивы и милы были чашки, из которых они пили свежезаваренный чай, и голубые обои под низким потолком, и крошечная сияющая чистотой кухня.
- Я был бы очень признателен вам, фрау Анна, если бы вы приняли мое предложение… То есть я имею в виду, по обмену комнатами. Мое жилье на втором этаже ничуть не хуже вашего. Комната просторная, а потолки намного выше.
- Да, - тихо сказала Анна. - Я привыкла дома к высоким потолкам. Правда, это было так давно, словно в другой жизни. Я ведь уже шестой год в эмиграции. За это время столько всего пришлось пережить, что… Впрочем, зачем говорить о грустном!
Кажется, ее и впрямь заинтриговал этот чудной симпатичный немец. Чем же, однако, вызвано его желание переехать?
Клайзен смущенно улыбнулся и пожал плечами: - Видите ли, моя работа требует постоянного контакта с людьми. Бесконечные встречи, переговоры, шум, гам, суета. А здесь есть то, чего мне так не хватает, - покой, тишина, уединенность. Иногда просто необходимо сосредоточиться…
- Я понимаю.
Они переехали - он наверх, она на второй этаж - через два дня. Но на этом их встречи не закончились: Клайзена тянуло к Анне помимо его воли.
Художник Етоку Мияги стал связующим звеном между Ходзуми Одзаки и Рихардом Зорге. Напрямую они контактировать не могли - частое общение иностранного журналиста и советника премьер-министра могло вызвать подозрение контрразведки.
Мияги встречался с советником на вилле в нескольких километрах от Осаки, в официальной загородной резиденции Одзаки. Виллу окружал великолепный сад, который казался запущенным, но запустение это было рукотворным и тщательно продуманным: будто уголок девственной природы по мановению руки волшебника чудом перенесся сюда, для того чтобы окружить тишиной и покоем изящный теремок с застекленной верандой. Как художник Мияги не мог не восхищаться талантом создателя этого произведения искусства, ибо только человеку, которого бог наградил сразу несколькими дарованиями - зодчего, поэта, живописца и инженера - под силу вырастить сад, который выглядел бы естественным, но, тем не менее, каждый камешек, каждый бугорок, каждая самая малая тропинка здесь были тщательно продуманы, сконструированы и подобраны так, чтобы не нарушить ни одного закона природного равновесия и гармонии. Советник премьер-министра Коноэ господин Ходзуми Одзаки был первоклассным мастером.
Маленькая Йоко, дочка Ходзуми-сан, с радостным воплем выбежала из дома навстречу Мияги.
- Здравствуй, малышка, - улыбнулся художник и поднял девочку на руки.
- Здравствуйте, господин учитель, - отозвалась она. - Мы будем рисовать?
- Обязательно. Мольберт уже ждет нас.
- А что мы нарисуем?
- Что ты захочешь. Разве мало вокруг интересного?
- Тогда - зайца. Он вчера прибегал в наш сад, я сама видела, правда-правда.
- Ты запомнила его?
- Только уши, - вздохнула Йоко. - Но, по-моему, если нужно нарисовать зайца, можно нарисовать только уши, и сразу всем станет понятно.
- Девочка вас полюбила, - сказал Ходзуми-сан, когда Йоко, получив миниатюрный мольберт, кисточку и краски, умчалась в дом. - Вы ее просто очаровали. Не возражаете против свежего чая?
За чаем принято говорить только о приятных пустяках. Мияги, родившийся и всю жизнь проживший в Японии, тем не менее сидел как на иголках, поражаясь спокойствию главы дома. Только когда Одзаки вежливо предложил побеседовать в саду, Мияги почувствовал облегчение.
Советник, похожий на предводителя знатного самурайского клана, одетый в традиционное японское кимоно с вышитой шелком золотой ступицей, медленно шел по тропинке, заложив руки за спину. Они с Мияги остановились возле миниатюрного водопада, выложенного гладким белым камнем.
- Связь с Центром налажена, - сказал Мияги. - Теперь нет нужды пользоваться эстафетой. Информацию можно передавать через Дугласа.
- Етоку-сан, вы уверены, что этот канал чист? Если тайная полиция сумела нащупать эстафету, то запеленговать мощный передатчик - раз плюнуть.
Он еще не знал, что Мияги «ведут», но за время работы на русскую разведку его чувства обострились и стали во много раз тоньше, чем у обычного человека. Было два пути, по которым ведомство полковника Седзина могло выйти на связного в Йокогаме. Один состоял в том, что тайная полиция имела выход на само подполье, но в пользу этой версии не говорил ни один факт. Другой путь был более вероятен и более страшен. Одзаки был почти уверен, хоть и не признавался себе в этом, что в цепочку Мияги - Дуглас - Центр во Владивостоке проник агент японской контрразведки. Именно через эту цепочку в скором времени в Россию должна была уйти стратегическая информация о планах правительства, возглавляемого принцем Коноэ, об экспансии в Китай и далее - в СССР. Многоопытный Одзаки чувствовал опасность всей кожей, но посоветоваться было не с кем: Старик, то есть Рихард Зорге, находился в этот момент в Шанхае.
- Как по-вашему, кто убил Ворчуна? - словно подслушав мысли Одзаки, спросил художник. - Ведь все имена, названные в шифровке, которую он нес, остались незасвеченными. Эти люди до сих пор на свободе. Подполье в Йокогаме по-прежнему действует.
- А вы полагаете, что это дело рук тайной полиции? - спросил в ответ Одзаки.
- Почерк не тот, - проговорил Мияги, слово в слово повторяя фразу, сказанную прокурором Йадзавой. - И потом, чем для тайной полиции мертвый связной лучше живого? Он ведь не был застрелен при сопротивлении или попытке к бегству. Нет-нет, тут другое. Это убийство, Ходзуми-сан. Хладнокровное и заранее спланированное. Если где-то рядом действует агент контрразведки, то, возможно, он убрал связного, чтобы привлечь внимание к эстафете..
Ходзуми-сан ощутил, как тоненькая струйка холодного пота стекает по спине между лопаток. Мияги только что высказал мысль, которую советник упорно гнал от себя, как суеверные люди гонят черную кошку, видя в ней посланника Сатаны. Потому что единственным объяснением происходящего являлось то, что агент тайной полиции не сумел раскрыть эстафету и придумал простой и гениальный ход: путем убийства связного он мог засветить эстафету в глазах подполья в Йокогаме и заставить русского резидента искать другой канал связи с Центром. В условиях появления «горячей» стратегической информации резидент медлить бы не стал и ухватился бы за предоставленную возможность передать ее своим хозяевам - в данном случае, используя радиопередатчик Макса Клайзена - Дугласа.
- Раз вы высказали свою версию, - проговорил Одзаки, - то, я полагаю, вам и нужно будет заняться ее проверкой.
- Я согласен. Но мне нужен человек со стороны…
- У меня есть такой человек, - ответил Ходзуми-сан и, видя, что Мияги колеблется, добавил: - Он китаец, родом из Шанхая, с подпольем не связан. Бывший медик, из клиники был с треском изгнан за то, что делал подпольные аборты. Тайная полиция до сих пор уверена, что на русскую разведку обязательно должны работать только кристально честные люди и убежденные коммунисты. Этот человек будет вне подозрений.
- Вы уверены в нем, Ходзуми-сан?
- Да. И еще. Этот китаец - член одной из Триад. Он мафиозо.
Макс фон Клайзен не подозревал, что началась его проверка. Не до этого. Монтаж передатчика занимал все свободное время. Приемник он тоже собирал сам, предпочитая самодельный купленному в магазине. Если такой приемник выходил из строя, сразу было видно, где дефект.
Он зашел к Луизе Анне на следующий день. Придумал даже благовидный предлог: узнать, как фрау устроилась на новом месте, не нужно ли помочь чем-нибудь. Полдня он про себя репетировал сцену своего появления, заготавливал реплики свои и чужие, прикидывал разные варианты и чувствовал себя влюбленным юнцом, робеющим перед предметом своего вожделения. Это и нравилось ему, и пугало. Будто вы, в преклонном возрасте мечтая о сказочной машине времени, которая перенесла бы вас в пору вашей молодости, где все кажется прекрасным, легким и беспечным, вдруг на самом деле попадаете туда, куда хотели, и обнаруживаете, что успели позабыть ту жизнь и не знаете, как вести себя, что делать в той или иной ситуации, как не выглядеть смешным. Вы словно шпион в чужой стране, куда выбросили вас, не знающего языка и обычаев. Как только Луиза Анна открыла дверь, все слова вылетели у Клайзена из головы. Он просто стоял в дверях и смотрел на нее.
