Алексей Левицкий - Пароль: «Вечность»
Чак сидел у ограждения, глядя на далекий берег кратера. Грязная зеленая вода плескалась за бортом, было пасмурно и прохладно, над палубой свистел ветер. Запахнув куртку, я подошел к карлику.
— Вещает открытым текстом? — спросил он, и я кивнул. — Ну, ясно. Теперь все в округе, у кого есть приемники, будут знать, кто, для чего и в каком направлении пересекает кратер.
— Хочешь сказать, в поселке рыбаков нас будут ждать?
— А чего бы и нет, наемник?
Глаза слипались, соображал я с трудом. Пройдя на носовую часть, встал спиной к будке и оперся на ограждение. Сзади рокотал мотор, свежий ветер дул в лицо. Баркас неторопливо плыл по мелким волнам, на которых дробились отражения облаков в высоком холодном небе. Мы пересекли треть воронки, колесо обозрения приблизилось. Очертания его казались необычными. Дело было не только в том, что оно покосилось и в стороны от него расходились нити канатов, — большой металлический круг усеивали какие-то округлые наросты, будто клубки омелы, растения-паразита, часто висящие в кронах деревьев. Вокруг основания колеса над водой виднелись приземистые постройки, с двух сторон за ними — полоска берега, а прямо за колесом просвет. Ну да, там же устье этой речки, Соколиной. Или нет? Устье — это место, где река впадает куда-то, но Соколиная появляется только после того, как вода разливается по кратеру в сезон дождей и начинает вытекать наружу там, где от воронки через бывшую Соколиную гору идет трещина. Значит, течение в другую сторону, и тогда впереди исток реки, а не ее устье.
Вернувшись на корму, я спросил:
— Где заканчивается Соколиная река?
Чак успел лечь на спину, подложив руки под голову, задрал ноги на ограждение и закрыл глаза.
— Посреди Москвы, — сказал он. — Между домами прямо. Вода расходится по подвалам, стекает в канализацию… Там среди домов вроде озерца такого, куда река впадает.
— Но большую часть времени воды в кратере мало?
Он махнул рукой в сторону центра воронки:
— На самом дне только. Такая лужа круглая, три сотни шагов в обхвате.
— В сезон дождей она разливается на всю воронку, то есть на весь кратер, вытекает наружу через трещину — и тогда получается река?
— Точно.
— Выходит, когда воды мало, место, где стоит колесо, сухое?
— Какой ты смекалистый — страх.
— Но тогда что делают там рыбари?
Чак сел, скинув ноги с ограждения. Из рубки доносился голос Юны, прерываемый помехами и неразборчивым бормотанием в динамике.
— Ну что ты пристал, человече? Рыбари… Надо ж их как-то называть. А так это обычные людишки. В том месте всегда ветруган сильный, у них ветряки, энергию добывают. Пара мастерских там, чинят аккумуляторы, продают. Еще скважина глубокая, вода есть. Живут себе в домиках таких на сваях, между домиками переходы вроде мостков висячих, к ним снизу полые бочки прицеплены, законопаченные. Как в сезон дождей вода подымется — мостки на поверхности плавают, а как уйдет — они провисают между домами. Там, на краю кратера, не сильно глубоко, это дальше уже река глубже становится. И в том месте вьюны плывут косяками…
— Вьюны? — перебил я, вспомнив гибкое тело в воде, которое увидел, когда нырнул к баркасу.
— Рыба такая, мутафаг то бишь. Хищный. Когда воды мало, вьюны там, на дне кратера, в ил зарываются и помирают в нем. Но перед тем икру мечут. Молодые вьюны прям в иле вылупляются и первое время что-то в нем жрут — может, трупы всякие, которые в него опускаются… Трупов-то, понимаешь, много завсегда, этим добром мы их обеспечиваем. Ну вот, а в сезон дождей вьюны всплывают и прут зачем-то всем скопом по реке аж до самого озера. Хотя не все, вроде самцы только, а самки в кратере остаются. Потом те самцы, что выживут, самые сильные и ловкие, значит, возвращаются к самкам, и все дружно обратно в ил закапываются, чтоб сдохнуть там. А рыбари их каждый сезон ловят сетями. Мясо у вьюнов зеленое такое, вкусное… Ну, и зачем оно тебе все надо, наемник?
Я не ответил — из рубки вышла Юна Гало.
— Они высылают нам навстречу катер, — сказала она.
— Это хорошо, — кивнул карлик. — А где встреча?
— В поселке рыбарей.
— Ага. А вот не полагаешь ли ты, сестричка, что там нас и настигнет Хэнк Губа?
— Я думала про это, но что делать? Был способ связаться с Храмом так, чтобы никто больше не услышал?
Чак покачал головой:
— В том-то и дело, что не было. Потому я тебя и не стал останавливать… Ладно, будем надеяться, что у Хэнка в броневике нет передатчика. И что никто другой…
— Не надейся, — отрезала Юна. — Про нас уже знают все. Идемте.
Мы вошли в рубку вслед за ней. Девушка подкрутила ручку настройки, увеличила громкость, и стал слышен грубый монотонный голос, который вещал про трех людей: «крепкого наемника с юга», «девку с темными волосами» и «мелкого человека с наколкой на лбу».
— «Мелкий человек»! — возмутился Чак. — Они, мутанты необразованные, не знают благородного слова «лилипут»? Ну хотя бы «карлик»?
Голос продолжал:
— Южное братство заплатит золотом всякому, кто укажет, где они прячутся. Два золотых — тому, кто доставит нам наемника и девицу живыми. Повторяю: эти двое нужны живыми.
— А я, значит, нет! — фыркнул Чак и ударил кулаком по ручке настройки. Голос смолк, карлик развернулся к нам, уперев руки в бока: — Вы двое понимаете, что это значит?
— Примерно понимаю, — сказал я, — но ты можешь объяснить.
— Могу! Да уж, могу! Вот что это значит! Первое: пока мы там крутились, в туннелях, с тем психом-монахом, из Цитадели сюда прибыл один из старшин Южного братства, этот Сельга Инес. Он вышел на Хэнка Губу и нанял его ловить вас. Вот почему медведковские отважились напасть на заставу — топливные пообещали, что как-то отмажут их. Защитят от мести Ордена. Второе: им теперь нужна не только ты, сестрица, им теперь нужен наемник! Почему? Да потому что они поняли, какая он ценность! Человек, который по некрозу может шастать туда-сюда! Не ведаю, прознали об этом другие или пока только братство в курсе… Но если слухи дальше пошли — так за тобой, человече, теперь вся Москва охотиться будет! Причем вот что еще важно: подружка твоя их и мертвая устраивает. Нет ее — нет переговоров, МехаКорпу конец, топливным выгода. Но если выживет она… что ж, они не прочь ее у себя оставить — вдруг Тимерлан Гало в живых останется после того, как некроз Арзамас накроет? Семья Гало богатая, даже если Корпорация вся погибнет, будет потом с кого выкуп требовать. Но вот наемник точно живой нужен. Живой и в рабском ошейнике. Третье: у Хэнка Губы, насколько знаю, посудин никаких нету, чтоб по кратеру плавать, потому что раньше медведковским оно не надо было. Но раскатать по бревнышкам ту заставу да смастерить плот — дело нехитрое. Весла еще нужны… хотя у монахов там где-нибудь в подвале они наверняка валяются. Короче, уже сейчас плот с хэнковской братвой за нами, может, плывет, надо выйти глянуть. И наконец, четвертое, самое важное! К рыбарям нам теперь нельзя. Потому что у рыбарей хоть один передатчик на весь поселок да имеется и они вот эту объяву Южного братства могут…
Юна шагнула к радиостанции, но Чак схватил ее за руку, протянутую к ручке настройки.
— Сестрица! — фальцетом вскрикнул он. — Какая ж ты все-таки ду… неопытная еще! С монахами собралась толковать опять?
— Ну да, — кивнула она. — Чтобы сказать, что мы высадимся немного в стороне, обойдем поселок и будем ждать баркас дальше на берегу реки.
— Точно, молодец, соображаешь! — притворно восхитился карлик и отпустил ее руку. — Давай, выходи на связь…
Юна растерянно посмотрела на меня.
— …со всей Москвой, — заключил он.
— Тебя услышат и медведковские, если в броневике все же есть рация, и рыбари, — пояснил я.
Закусив губу, она отвернулась. Смилостивившийся Чак сказал:
— Хотя сама мысль правильная, сестричка. Так и сделаем — просто никому о том докладывать по радио не будем.
— Но мы доберемся до берега реки уже поздно вечером, — возразила она. — Как в темноте увидеть катер монахов? Она широкая…
— Не очень-то и широкая, — возразил он. — Да и огни монахи наверняка включат, чтоб не врезаться куда по ночному времени. Окликнем их как-нибудь с берега.
— Если у них будет работать мотор, не услышат, — возразил я. — А он будет работать, они ж против течения сюда пойдут.
— Значит, смастерим плот какой из веток, — отмахнулся карлик. — Это нас потом волновать будет, а сейчас надо поворачивать, потому что течение прямиком к реке, то есть к рыбарям нас несет, плюс мотор туда же…
Он замолчал. Мы все замолчали. Наступила тишина.
И в тишине этой стало ясно, что мотор баркаса тоже молчит.
Причем я даже не заметил, когда он отключился.
* * *
— Смотрите, что я нашла в тумбе. Лежала в глубине. — Обойдя рубку, Юна Гало показала нам деревянную подзорную трубу. По корпусу шла широкая трещина, залитая прозрачной смолой.
