Алексей Левицкий - Пароль: «Вечность»
Я поплыл вдоль причала, оставив бандитов за спиной. Сквозь выстрелы, все еще звучащие в доме, оттуда донеслось:
— Кто это? Плывет, гляньте!
В воду рядом ударила пуля, я нырнул — и вынырнул уже под настилом, между сваями. Ремень с патронташем почти сразу съехал с головы, хотя пистолет из зубов я не выпустил.
Причал закончился, впереди была обитая досками широкая корма баркаса. Качаясь на волнах, он медленно отплывал.
Доски настила ходили ходуном — медведковские бежали сюда. Я опять нырнул и увидел гибкое тело, метнувшееся в зеленой мути перед глазами… Что за твари тут обитают?! Испуг придал прыти — я вылетел из воды, вовсю работая ногами, выбросил над головой руки и едва не врезался лбом в ограждение. Схватился за доски, слыша рокот мотора рядом, перевалился и рухнул на палубу. Выпустив из зубов пистолет, вскочил.
На корме стояли генератор с баком, закрытые листами железа. От генератора связки проводов шли к трем навесным моторам, средний работал, баркас медленно плыл прочь от настила.
Трое бандитов выстрелили, как только я выпрямился. Юна метнулась за будку в носовой части, а я упал, накрыв голову руками.
И увидел Чака, подплывающего к баркасу. Он колотил ножками по воде, вцепившись в корягу, которую нашел в роще.
— Я! — забулькал карлик, выкатив на меня глаза. — Тут! Помоги!
Медведковские добежали до края настила, ругаясь и выкрикивая угрозы. Один, не удержавшись, упал в воду, вынырнул, оглянулся и поплыл за баркасом. Лежа под ограждением, я свесил руку, скользнув пальцами по бритой голове Чака, подгребшего вплотную к борту, схватил его за воротник и потащил. Карлик придушенно захрипел, вцепился в мою кисть, скользя подошвами по борту.
Раздался выстрел, второй. Пуля расщепила ограду возле моей головы. Я вытащил карлика на палубу, швырнул к будке и сам побежал следом.
За будкой, пригнувшись, стояла Юна. Фанерная хибара была ненадежным укрытием — нормальное ружье навылет пробьет обе стены, особенно если расстояние небольшое, но теперь бандиты хотя бы не могли вести по нам прицельный огонь.
Кинжал девушка вонзила в доски, я выдернул его и осторожно выглянул из-за угла. Если упавший в воду бандит догонит баркас и попробует залезть на корму, надо будет как-то разбираться с ним под огнем остальных.
Нет, он уже плыл назад. И медведковские почему-то больше не стреляли. Они расступились, когда на краю причала появились двое: высокий широкоплечий парень в шароварах и с голым торсом, перетянутым патронными лентами, и узкоглазый человек в наглухо застегнутом темно-синем френче со стоячим воротником, в штанах с золотыми лампасами и черных сапогах. Сложив руки на груди, он бесстрастно посмотрел нам вслед и что-то сказал здоровяку. Тот поднял руку — трое бандитов, целившиеся в будку, опустили оружие. Здоровяк повернулся к узкоглазому и заговорил, лицо его было недовольным. Тип во френче молча слушал.
— Святой мутант! — прошептал Чак у меня над ухом. — Это же сам Хэнк Губа.
— Кто? — не понял я.
— Вон тот, здоровый… Хэнк Губа, главарь медведковских. Он, выходит, лично в нападении на заставу участвовал. Но почему?
— Раньше бандиты эту заставу грабили? — спросил я, отползая обратно за будку.
Последовав за мной, Чак покачал головой:
— Чето сомневаюсь я. Хэнк, говорят, умом не блещет, но не совсем же он дурной, чтобы Орден против себя настраивать. Никогда раньше этих монахов никто не трогал, уверен! Что это в Большой Московии происходит, а?
— А кто второй? — спросил я. — Узкоглазый в синем?
— Вот этого не знаю, человече. Впервые вижу его.
— Я знаю, — сказала Юна, и мы повернулись к ней.
— Ну, сестричка, давай, огорчи нас, — проворчал Чак.
— Его зовут Сельга. Сельга Инес, один из старшин Южного братства.
* * *
Гудел дизель, тарахтел подвесной мотор на корме. Как я понял, баркас можно поворачивать, включая один из двух боковых моторов. А если врубить все три, скорость прилично увеличится, но тогда бак быстро опустеет — топлива в нем и так было на самом дне. Это я определил, свинтив крышку с горлышка и сунув внутрь длинную щепу.
В углу будки стоял большой передатчик, перед ним табурет. Усевшись на него, Юна Гало взяла микрофон на шнуре, подкрутила ручку настройки и громко сказала:
— Вы слышите меня? Слышите?
Пока она пыталась наладить связь, мы с Чаком обыскали рубку — наверное, эту будку следовало называть так, — но не нашли никакого оружия, кроме ржавого клинка без рукояти. Зато в тумбе обнаружились скрученный трубочкой лист зернистой желтоватой бумаги и обломок угольного карандаша, и карлик заставил меня выложить все, что я знаю про устройство солнечных батарей. Я рассказал ему то немногое, что помнил про фотоэлектрические преобразователи, про фокусирующие линзы и прочее.
— Ну и где мне взять эти, как их, пластины из кристаллического кремния? — спросил Чак недовольно.
— Твои проблемы, — ответил я. — Хотя наверняка где-то их можно откопать. Неужели в развалинах вы никогда не находили целые солнечные батареи?
— Может, и находили, да кто знал, что оно такое и для чего нужно? А если и знал… либо не работали они, либо топливные кланы старались побыстрее выкупить их у старьевщиков. Топливным все это дело с новыми источниками энергии ни к чему.
Из передатчика сыпанули искры, и шелест помех в динамиках смолк.
— Ктонибудь знает, как починить это? — спросила Юна, поднимаясь с табурета.
— Эх, сестричка… — Чак, оставив на тумбе лист бумаги с моими неумелыми рисунками, посеменил к ней. — Что ты мучаешься?
Она вздернула подбородок:
— Я хочу связаться с Храмом. Неужели не ясно?
— И для этого шастаешь по всем частотам? Если это передатчик монахов, так они только с Храмом и болтали. Значит, должна быть кнопка вызова на определенной частоте.
— Ну и где она? И потом, сейчас он вообще сломался. Почини, если умеешь.
Чак, качая головой, походил перед радиостанцией, потрогал рукоятки настройки и сказал мне:
— Так, человече, а ну отодвинь его от стены.
Когда я сделал это, он снял решетчатую панель со станции, проверил аккумулятор, лизнул клеммы и усмехнулся:
— Ну вот, ток есть.
Навесив обратно решетку, карлик отвинтил боковую панель, поковырял внутри — и шипение из динамика полилось опять. Тогда Чак показал Юне на большую черную кнопку, которая висела на скрученных проводах, торчавших из передней панели.
— Это что такое?
— Не знаю, — сухо сказала девушка.
— Ты ж из МехаКорпа, вы там все умные, в механике разбираетесь с электроникой. Это та самая кнопка и есть! Видишь, машинка старая, еще до Погибели сделанная, а кнопку эту монахи сами привесили. — Карлик осторожно взял ее, прижав основанием к панели, вдавил пальцем черный кругляш.
Шипение усилилось, в корпусе что-то щелкнуло, затрещало, будто сработало лепестковое реле, и в рубке зазвучал голос:
— …На связи. Юрай? Почему внеплановый вызов? Прием!
— Это не Юрай! — Девушка схватила микрофон на проводе, вдавила тангенту. — Монахи убиты! Застава Ордена уничтожена бандитами Хэнка Губы! Вы слышите? Мы плывем на вашем баркасе через кратер. Прием!
— Сначала надо представляться, — проворчал Чак, выходя из будки.
— Кто говорит? — донеслось из динамика.
Я представил себе бородатого монаха в наушниках, сидящего посреди кельи перед похожей радиостанцией, сменщик его спит на лавочке у стены, на шатком столике перед радистом тетрадка, в руках угольный карандаш, он быстро чиркает им по странице, ведя стенограмму радиопереговоров…
Картинка нарисовалась отчетливо, но почти сразу ее сменила другая: блиндаж, с низкого бревенчатого потолка сыплется пыль от близких разрывов, и Костя Верхов по кличке Вершок, склонившись над передатчиком, бормочет в микрофон; на столике перед ним лежит тетрадка в клеенчатой обложке, в руках шариковая ручка, а над блиндажом рокочут вертушки Первой вертолетной дивизии Республики Казахстан… Мой «L39» догорает за барханами на юге, а сам я, катапультировавшись, еле добрел сюда, раненный в ногу и плечо, и лежу теперь у стены блиндажа, накрывшись плащ-палаткой, дожидаюсь эвакуации…
Я моргнул, и картина исчезла.
— …Мы должны встретиться с Владыкой Гестом! — громко говорила Юна Гало в микрофон. — Сообщите ему немедленно! Вмешательство Южного братства задержало нас. Лука Стидич убит. Я уполномочена…
Мне вдруг захотелось спать — будто пыльным мешком ударили по голове, загудело в ушах, ноги сделались ватными. Широко зевнув, я вышел из рубки.
Чак сидел у ограждения, глядя на далекий берег кратера. Грязная зеленая вода плескалась за бортом, было пасмурно и прохладно, над палубой свистел ветер. Запахнув куртку, я подошел к карлику.
— Вещает открытым текстом? — спросил он, и я кивнул. — Ну, ясно. Теперь все в округе, у кого есть приемники, будут знать, кто, для чего и в каком направлении пересекает кратер.
