Вадим Проскурин - Добрая Фея
Пару месяцев назад кто-то ему рассказывал, что видел свежезащищенную докторскую диссертацию с этим словом в названии.
— Да хотя бы, — сказал Олег Дмитриевич. — Да хоть наноживотноводство. Я вообще не понимаю, чем ты возмущаешься. В кои-то веки государство начало выделять деньги на науку, надо радоваться, а не придираться к формулировкам. Радуйся, что лженаукой пока еще ничего не объявили.
— Ага, радуюсь, — проворчал Костя.
— Что на заводе? — спросил Олег Дмитриевич. — Устранили протечку?
— Устранили, — кивнул Костя. — С Романом Васильевичем надо договор разрывать, он не справляется. Это чудо, что закваска не испортилась.
— Коней на переправе не меняют, — заявил Олег Дмитриевич. — Да и вообще сейчас торопиться не надо, тут ребята бизнес-план набросали, посмотри.
Минут пять Костя смотрел бизнес-план, а затем спросил:
— А зачем так долго раскачиваться? На тысячу доз в день можно выйти уже к Новому году, даже на одном биореакторе. И еще, Михаил Григорьевич говорил, можно дозу уменьшить раза в два, я же ее приблизительно рассчитывал, с запасом, чтобы точно хватило.
— Ничего уменьшать мы не будем, — сказал Олег Дмитриевич. — Эксперты не дураки, вот, прочитай внимательно экономическое обоснование.
— Прочитал уже, — сказал Костя. — Они хотят поднять цены как можно выше и удерживать их в таком положении как можно дольше. На больных им наплевать, они только о прибыли думают.
— Привыкай, Костя, — сказал Олег Дмитриевич. — Это капитализм.
— Это гадко, — заявил Костя.
— Гадко и подло, — согласился Олег Дмитриевич. — Но ничего не поделаешь, такова жизнь. У бизнеса свои законы, если не будешь их соблюдать, значит, не будешь заниматься бизнесом, конкуренты выпрут в момент. Думаешь, ты один хочешь осчастливить весь мир? Я бы тоже хотел сразу вылечить миллион больных, а не тысячу, но надо реалистично смотреть на вещи. Инвесторам на больных наплевать, им важен только один показатель — объем продаж, умноженный на цену дозы. А этот показатель легко рассчитывается, вон, начиная с тринадцатой страницы, сплошные таблицы и графики. Или ты ошибку в расчетах углядел?
Костя помотал головой и ничего не ответил. В самом деле, что тут можно сказать?
Ему было гадко и противно. Это было связано не только с тем, о чем они сейчас говорили, это чувство стало постоянным, оно никуда не уходило с того самого момента, когда ему позвонил Саша и Костя понял, что Инна вовсе не ушла, завершив свою миссию. Ее похитили, кровавая кобня ставит над ней жестокие эксперименты, а Костя ничем не может ей помочь. Саша делает вид, что пытается помочь ей, но это только видимость, кровавая кобня всегда заодно, это всем известно. Правда, он позвонил перед тем, как Инну похитили, велел прятаться… Наверное, это была провокация, типа, пусть глупый обыватель думает, что среди кобнюков есть приличные люди. Знаем, проходили, это в любом детективе описано — плохой следователь, хороший следователь… И не сделаешь с этим ничего, формально они правы, нет в стране закона о правах инопланетян, а значит, руки кобнюков развязаны, можно делать с Инной все, что захочется, посадить в тюрьму без суда и следствия, проводить над ней всякие людоедские опыты… Страшно даже подумать, какие желания они заставят ее исполнять… Зачем он только рассказал этому Саше про свойство Инны? Поверил, дурак, что он хочет помочь, а он хотел только информацию выведать, и выведал, гад. Непонятно только, зачем он стал потом расспрашивать про машины на стоянке, если бы он не спросил, Костя бы и не понял, что Инну похитили… Впрочем, какая разница, зачем он стал спрашивать? Нормальному человеку логику кобнюков не понять, она у них нечеловеческая. А самое страшное здесь то, что эти твари считают себя людьми, а Инну нелюдью.
Очень тяжело переносить разлуку с любимой девушкой. Когда вчера Костя вернулся в свою квартиру, его встретила звенящая тишина полного, беспросветного, безнадежного одиночества. Раньше Костя не ценил близких людей, наоборот, он любил сидеть за ноутбуком, чтобы никто не трогал и не приставал, как-то раз он рассказал Ольге про фантастический роман, в котором к каждой женщине приделывалась кнопочка для временного выключения. Ольга тогда обиделась и стала говорить, что она не мебель и не кибернетическая игрушка, которую можно выключить кнопкой, что она никогда не позволит так с собой обращаться… Бла-бла-бла… А теперь Костя один, никто не мешает ему запустить на ноутбуке "Цивилизацию" или бездумно лазить в Интернете до посинения, но он сам не хочет этого. Он привязался к Инне так, как никогда не привязывался ни к одной женщине, и дело тут не в сексе (хотя и в этом тоже), а в том, что Инна его понимала, как не понимал никто. Его мысли и чувства не были тайной для нее, она видела всю грязь на дне его души (а там ее немало скопилось), но она не брезговала его сущностью, она принимала Костю таким, какой он есть, и это было прекрасно. Костя не раз слышал и читал, что любовь пьянит, но раньше он думал, что это просто поэтическое иносказание. А теперь он узнал, что любовь не только пьянит, но и дает похмелье, а вернее, не просто похмелье, а самую настоящую наркоманскую ломку. Как же тяжело…
— Что-то ты мрачный сегодня, — сказал Олег Дмитриевич. — У тебя, вообще, все нормально? Здоровье, Инна…
Мелькнула безумная мысль — а может, рассказать ему про всё? Потребовать, чтобы он связался с Юлием Моисеевичем, заставил его надавить на кобнюков, пусть вернут Инну… Нет, глупости это, на кобнюков никто не может надавить, разве что президент, да и то непонятно, кто из них на кого надавит. Нельзя ему ничего рассказывать, только хуже будет. Отстранят от проекта, он ведь уже почти не нужен им, всю информацию он им сдал, в патентной заявке есть правильная формула ТДМ, а синтез белка по формуле любой лаборант проведет. Скажут: "Гуляй, Костя, изобретай еще", и ничего с ними не сделаешь. Олег Дмитриевич вроде человек порядочный, но кто его знает, до каких пор простирается его порядочность, большие деньги любому глаза застилают, и вряд ли он исключение, во власти все люди такие, другие там не держатся.
— Все нормально, — сказал Костя. — Просто устал сильно.
9
— Вот, Юлий Моисеевич, извольте взглянуть. — Олег положил перед мэром бизнес-план.
Мэр взвесил на руке толстую и тяжелую книгу в красивой кожаной обложке. Раскрыл, перелистнул несколько страниц и поднял на Олега недоуменный взгляд.
— Ты мне лучше вот чего скажи… — начал он.
Олег не стал дожидаться окончания фразы, а просто передал мэру три листа бумаги, скрепленные степлером.
— Вот, тут основное содержание кратко, — сказал Олег.
— О, то, что надо, — сказал мэр и углубился в чтение. Через минуту он поднял взгляд и спросил:
— Может, не стоило так рано этот, как его… биореактор запускать? Цена упадет сразу…
— Все просчитано, — сказал Олег. — Могу предоставить таблицы и графики, я их не распечатывал, но в электронном виде они есть. Потери в прибыли не такие уж и большие, могу показать.
— Не такие большие — это сколько? — спросил мэр.
— Процентов двадцать-тридцать, — ответил Олег.
На самом деле предлагаемый план срезал с максимально возможной прибыли проекта процентов пятьдесят, но этого Олег говорить не стал. Маркс в свое время правильно сказал, что нет преступления, на которое капиталист не пошел бы из-за сверхприбыли, а Юлий Моисеевич — тот еще капиталист, настоящая акула империализма. Обычно он понимает, где нужно драться за каждый рубль, а где лучше проявить щедрость, но когда цифры настолько велики, инстинкт бизнесмена может возобладать над разумом, а это плохо, могут быть неприятные побочные эффекты. Понятно, что клиент заплатит любые деньги за исцеление от смертельной болезни, но также понятно, что если цена окажется запредельной, клиент пойдет на любые ухищрения, лишь бы не платить. А если таких отчаявшихся клиентов наберется слишком много, может сработать эффект критической массы. Объявят организаторов проекта кровопийцами, наживающимися на народном горе, и потом рад будешь, если в конечном итоге останешься при своих. Статья 159, часть 4, мошенничество в особо крупных размерах, до восьми лет лишения свободы. Конечно, никакого мошенничества здесь и в помине нет, но люди, которые отбывают сроки по этой статье, тоже раньше так думали. Осторожнее надо быть, нельзя сразу раскрывать все намерения, надо делать вид, что вот-вот начнется массовое производство, и цены сразу упадут. Но при этом быть в готовности, чтобы, когда соловей поймет, что его кормят баснями, сразу выбросить препарат на рынок по умеренной цене, тысяч эдак по тридцать-сорок за дозу.
Все равно много, — заявил Юлий Моисеевич. Олег развел руками.
— Если вы уверены, что президент вас поддержит, можно рискнуть, — сказал он. Немного помолчал и добавил: — Но я бы не стал.
