Дмитрий Старицкий - Горец. Гром победы
А еще город надо было кормить. По реке снабжать его выходило дешевле, чем по железной дороге. Намного…
Нас еще выручало то, что пастухи весной, отобрав элитных баранов на горные пастбища, выбракованных оставили на лето в степи, постепенно продавая их нам на мясо живым весом. А кто-то из предприимчивых предгорных помещиков стал гонять ближе к городу небольшие пока стада коров. Птица, овощи и фрукты в основном поступали по реке из низовий. Уже отметились особо сообразительные предложениями к администрации о выделении им земли под городом для организации молочных и овощных ферм. Почуяли крестьяне бездонный рынок сбыта.
Так что когда мне объявили, что имперский канцлер князь Лоефорт назначил местом очередного общеимперского совещания правительства с фабрикантами мой отель в Калуге, я остался спокоен. У меня все готово. Но огонек тщеславия все же согрел душу. Это признание.
Конференц-зал в отеле в строй уже ввели. Его открытие прошло с аншлагом. На концерт заезжих знаменитостей билетов не хватило. Пришлось этуалей от культуры еще тормознуть на пять дней. Они не возражали, им со сборов сорок процентов причиталось. Да и публика у нас жадная до зрелищ, неизбалованная. Перед такой выступать одно удовольствие.
Единственное, о чем я распорядился, так это не селить в отель новых гостей – забронировать все номера под делегатов съезда. И ускорить отделочные работы в железнодорожной гостинице «Колесо». Путейцев туда заселим после имперского мероприятия.
И пора подумать о том, что отелей в городе недостаточно, особенно среднего и нижнего ценового сегмента. При продовольственных рынках вообще пора устроить что-то типа Дома колхозника. Чтобы было дешево при минимуме комфорта. Эти люди сюда не отдыхать приезжают и не деньги транжирить. А вовсе даже наоборот. Им бы только переночевать в тепле и сухости, да чтоб было куда надежно товар сложить и стирха с тележкой пристроить.
Вот так оно все в большом хозяйстве – одно цепляет за собой другое, а у того уже на пристяжке третье…
Князь Лоефорт, тщательно выбритый по всей голове, кроме кустистых седых бровей, прикрыл глаза ладонью, когда на стан подали очередной раскаленный добела слиток металла, который мощные валки тут же принялись вертеть и плющить, как хозяйская скалка тесто, протаскивая вперед-назад, сдвигая пред каждым проходом. Постепенно раскат из округлого принял форму прямоугольного «прутка», который затем, прокатывая между все более и более сложными формами, довели до хорошо знакомого в сечении рельса.
И вот наконец готовый рельс сброшен паровым кантователем с роликов на наклонный стеллаж «холодильника», где уже лежали его предшественники, менявшие по мере остывания свой цвет с ярко-красного на темно-серый. Завораживающее зрелище.
Канцлер обратил внимание на этот все еще пышущий жаром рядок рельсов и, чуть ли не срывая голос – иначе рядом с прокатным станом за грохотом и лязгом ничего не услышать, – ехидно прокричал мне в ухо:
– А что это у вас рельсы такие кривые получаются? И разной длины?
– Ваше сиятельство, осмелюсь обратить ваше внимание на то, что, быстро остывая, столь сложная стальная форма неминуемо коробится. В соседнем цеху у нас «прави́льный агрегат» стоит, на котором их выравнивают.
Как по заказу, полторы дюжины чумазых рабочих, повинуясь командам бригадира, зацепили крайний остывший рельс длинными парными клещами и понесли его в ворота соседнего цеха. Править.
– А концы обрезаются уже там большой такой циркулярной пилой. Так что в итоге все рельсы окажутся одинаковые как близнецы, – пояснил я. – Смотреть этот процесс будете?
Канцлер империи покачал отрицательно головой и проорал мне, снова стараясь перекричать звон и грохот цеха:
– Поздравляю вас, молодой человек, вам удалось меня удивить. Так быстро – и готовый рельс.
– Это еще не все, ваша светлость, – поправил его я. Не выдавая, впрочем, того, что технология-то республиканская, ворованная по большому счету. – В этом рельсе надо еще шесть отверстий просверлить. Но это уже на холодную.
– Какие мелочи, право слово… – отмахнулся от меня глава имперского правительства. – Вы даже не представляете, что вы сделали для империи. Империя – это дороги. Главные дороги – железные, так как они круглогодичные и всепогодные. Ваш завод резко приближает нас к будущему. К индустриальному укладу экономики. Вы понимаете, о чем я говорю?
И, развернувшись, пошел к выходу, ни на секунду не усомнившись, что все мы обязательно последуем за ним.
– Понимаю, ваша светлость, – крикнул я уже в спину всесильному князю сквозь звон нового слитка, уроненного на катки прокатного стана. – Но у нас и на реке навигация круглогодичная.
– В империи есть еще и север, молодой человек. Впрочем, кому я это говорю, вы там воевали и сами мерзли.
Вся тройная свита – и князя, и герцога, и моя – вышла на осеннее солнце после полутемного цеха. Глазам стало больно, и все невольно зажмурились. Осенняя прохлада показалась ласковой после жара от мартена.
– Хорошо тут у вас. – Князь протер лысую голову клетчатым платком. – А у нас в Химери уже желтый лист вовсю падает. Дожди противные. Когда вы сможете распространить этот ваш полезный опыт сталеварения на всю империю?
– Только после того, как я поставлю здесь десятую печь, ваша светлость. Но для этого требуется, чтобы весь уголь с Теванкуля и весь известняк из Шора шел только к нам. Тогда я смогу выдать шестьсот тонн стали в сутки и окончательно ввести Рецию в железный век. Только после того я буду готов строить такие печи по заказам, ваша светлость. На коммерческой основе.
– Губа у вас не дура, молодой человек, – повернулся ко мне князь и почесал свою верхнюю губу большим пальцем правой руки. – Но так и быть. Теванкуль и Шор ваши… На коммерческой основе поставок.
И канцлер при этом ехидно усмехнулся.
– Я на другое и не рассчитывал, ваше сиятельство, – ответил я на голубом глазу и соврал.
Рассчитывал, еще как рассчитывал. Но язык мой – враг мой. Ну что мне стоило просто пообещать… Пока… Не оговаривая окончательных условий. Глядишь, и угольный разрез бы упал мне, по крайней мере, в концессию. Впрочем, и так хорошо. В Теванкуле на открытых карьерах уголь и без того самый дешевый в стране. И транспортное плечо по реке небольшое. А баржи у меня свои. Была бы концессия, я бы туда еще и техники подбросил. А теперь бульдозеры и экскаваторы им пойдут только на коммерческих условиях. Хотя есть у меня идея пропихнуть лизинг через «Бадон-банк». Здесь такого вида заработка еще не знают.
– Прекрасно видеть такого молодого, но уже все понимающего человека. Побольше бы нам таких, – похвалил меня князь и, вынув новомодные золотые часы в виде плоской луковички с циферблатом под стеклом без крышки, напомнил: – Однако пора бы и пообедать. Где кормить нас будете?
Это уже персонально ко мне как к принимающей стороне мероприятия.
– В ресторане отеля «Экспресс» только вас и ждут, ваше сиятельство. Но можно накрыть и в Малом каминном зале, если вы желаете обедать в узком кругу.
– Тогда пусть накроют у камина. В большом зале поесть спокойно не дадут. Надеюсь, вы обедаете со мной, ваше превосходительство?
– Как прикажете, ваше сиятельство, – поклонился я.
Тут подали коляски, и, рассевшись в них по чинам, мы покатили на вокзальную площадь. Фотографы и корреспонденты газет остались ждать своей очереди у цеховых ворот. Их я тоже буду бесплатно кормить, но уже в вокзальном ресторане. Отдельно от делегатов.
А фабрикантам свой металлургический завод я покажу также отдельно под закрытие съезда. Кому будет интересно.
Сегодня мы, собрав вокруг прокатного стана рабочих, говорили патриотические речи, резали красную ленточку и пускали «первый слиток». На самом деле рельсы мы катаем уже неделю, но первые четыре дня ушли на отладку оборудования и выверку температурных режимов. А к первому дню Промышленного съезда империи я специально подгадал «пуск» с прессой и фотографами. Начальство это любит, да и мне реклама. Так что торжественная часть открытия основного мероприятия, запланированная для высоких гостей, переместилась на послеобеденное время.
Ремидий в первые ряды на заводе не лез. Разве что одновременно со мной и Лоефортом ритуально перерезал ленточку. А теперь на обед я ехал по его приглашению в герцогской карете.
– Порадовал старика, Савва, порадовал. Пора тебя официально на город ставить, – сказал герцог, когда карета тронулась и мы остались наедине.
– Только не это, ваша светлость. Только не градоначальником, – взмолился я.
– Каким градоначальником? – удивился Ремидий. – Градоначальника ты здесь сам будешь ставить. Отныне ты в Калуге и вообще на севере марки мой наместник, – заявил герцог и передал мне кожаный тубус.
Внутри была хартия о наделении меня в городе Калуге и принадлежащем ему округе правами наместника герцога Реции. В конце рескрипта стояла самая главная фраза: «И все распоряжения наместника исполняются так, как будто бы это я сказал».