Сергей Абрамов - Медленный скорый поезд
Складывалось ощущение — ну, у того же Пастуха оно складывалось! — что муж Марины не торопился с полевыми экспериментами или — если попроще! — вообще не поспешал зря. Он был наверняка хорошим, вдумчивым, осторожным ученым, которому и спешить было некуда и незачем. Дело всей его жизни, а черная коробка и есть это дело — так он ее, как чуткая и опасливая мать, лелеял — да, холил — тоже, развивал — несомненно, но из рук не выпускал. Берег. Зачем — ответа уже не получить. Но вот чем оно, это дело жизни, необыкновенно, диковинно, небывало — это возможно и необходимо узнать. И вряд ли Марина не станет помогать! Уж что-что, а она категорически не дура. Это ж и ее буквально персональное дело, ею с мужем начатое, ею — уж как фишка выпала! — и будет продолженное…
Молчание — оно же безмолвие, оно же затишье, оно же «тихий ангел пролетел» — затягивалось. Марина потребовала конкретизации вопроса, Пастух в принципе оному не возражал, но понятия не имел, как его конкретизировать. Лучше всего, считал он потихоньку, задать вопрос в лоб. Тупой утилитарный вопрос: можно ли надеяться на современную прикладную науку в предельно конкретной ситуации серьезного аларма? То есть боевой тревоги. И не заморачиваться, и не жалеть вдову из вежливости: мол, не бередите ее, не до алармов бедняжке. Вдова, считал Пастух, женщинка куда как сильная и уж никак не бедняжка. Услышь она такое о себе суждение, убила бы судящего, не задумываясь. А дело не ждет. И вряд ли кто-нибудь из дорожной гоп-компании всерьез может представить себе масштаб опасности под кодовым названием «Слим сотоварищи». Разве что сам Пастух и худо-бедно — Стрелок, который не столь близко сталкивался с вариацией аларма по имени Слим.
Поэтому Пастух и сказал, стараясь быть архи-тактичным:
— Марина, извините за назойливость, но ситуация разгорелась не по-детски. Известный вам Слим — уж и не понаслышке известный — в данный момент находится в поезде, в другом вагоне, у него — команда, полдюжины парней, все вооружены, справно экипированы, хотят войны. И Слим хочет. Точнее: ему она просто позарез нужна. А враги — это мы. Я, Стрелок, Шухрат, начальник поезда тоже… Даже проводница Лиза — только потому, что она с нами. А главная цель Слима — это вы, Марина, вы, вы, мы ему здесь все на хрен не нужны, мы ему мешаем постоянно, ему позарез надо заполучить вас живую и невредимую и к кому-то — а он знает к кому! — живой и невредимой вас доставить. Склонен вольно полагать, что этот «кто-то» — наш соплеменник, российский подданный, далеко не бедный и мыслящий широко и богато, типа того…
— Я-то ему зачем? — спросила Марина.
В голосе ее имели место изумление, ужас, тут же — паника в глазах, а одновременно — восторг, круто замешанный на отчаянии, так чуткому Пастуху показалось, а вот если все вышеперечисленное смешать, но не взбалтывать, то тогда, уверенно полагал Пастух, уж точно получится нынешняя Марина, толком не опознанный объект! Или все же субъект…
— Вы — повод, — все-таки так объяснил Пастух, — и ваш муж был поводом, пока не ушел из жизни. А причина — не он и не вы, и не столько он и вы, а ваша с ним работа, о которой мы все… — Он посмотрел на присутствующих, глянул в окно, коридор не забыл, где уже стояла столбиком проводница Лиза, кем-то до кучи высвистанная, и повторил: — О которой мы все ни хрена не знаем, кроме красивого словосочетания «параллельные пространства». Как наши неприятели думают? Вот она, черная коробочка, мы ее стырим у этой замечательной женщины, и весь мир будет в наших руках, ура и бис! Не так ли?..
— Что за хрень голимая?! — некуртуазно и даже грубо сказала Марина. Достали ее, видимо, пастухи, стрелки и прочая шелупонь, как она сейчас наверняка и вполне искренне думала о своих попутчиках. — Да пусть они ее заберут на фиг, эту клятую коробочку! Они ее разломают на молекулы, а все равно ничего не поймут, потому что коробочка — прибор. Всего лишь! Ну нельзя по отдельно взятым клавиатуре и монитору понять, как работает компьютер. Это нереально, господа. Шпионы могут толпами уйти в длительный отпуск. А моя «коробочка», как вы все тупо повторяете, всего лишь пульт управления. Ручной. А то, чем она управляет, вообще не вполне материально. Название? Пожалуйста: пространство. И совсем рядом — время. Но ни то ни другое потрогать руками нельзя. Все. Приехали. Всем — мой большой поклон и уважение!.. — Высказалась длинно, яростно и счастливо. К месту и ко времени вспомнила, всполошилась: — И вообще я обещала девочкам-проводницам устроить им праздник. А то все будни, вагоны, рельсы, дураки-пассажиры и прочие начальники, мать их даже поминать не стану. Все! Так, Лиза? Девочки придут?
А Лиза подтверждающе кивнула: придут, мол. И два пальца показала, то есть две девочки. Плюс, стоит полагать, третья, то есть она сама. Она в дверях стояла. Точнее — теснилась. Народу-то окрестного на купешное представление толково набежало.
Марина встала, лицо сухими руками умыла, сказала:
— Пошли в ресторан. Я сегодня гуляю! — Посмотрела на Пастуха победоносно и независимо. Добавила главное: — Сама!
То есть верные бодигарды нервно курят в тамбуре.
И можно было бы всю эту вольницу акцептовать со спокойной душой, но, понимал Пастух, ни его душа, ни Стрелка, ни даже сторонних в общем-то железнодорожных начальников спокойными не будут. Да и Бог с ними, с начальниками! Создавшаяся в поезде ситуация уже достаточно горяча, и Пастух искренне не понимал, почему Слим не торопится испробовать еще жарче ее разогреть. И — в итоге! — погасить, то есть физически убрать Пастуха и скорее всего Стрелка, забрать Марину и, если надо, еще разок дернуть ручку стоп-крана, сойти в лесополосу и уйти восвояси. И сообщить своим работодателям, что дело сделано, клиент упакован, ждем средство передвижения куда надо.
Теоретически реально и весьма логично. И в целом выполнимо.
Ан не делается и не делается. Почему?
Вопрос, конечно, теоретический и в создавшейся ситуации в общем-то и не главный. Ответ напрашивается один: имеет место заранее определенная финальная точка — точка во времени, точка на местности. Там, где Слима ждут. Скажем так: на остановке по расписанию. Или вне расписания — в чистом поле, плавно переходящем в густой лес. И чтоб автотрасса рядом. И много машин на ней… По теории стоило бы предупредить полицию по всем пунктам стоянки поезда. Или связаться с Москвой, а там уж решат, на какой станции по ходу поезда будет организован захват банды и освобождение теоретических заложников. Пока теоретических. Но теория, здраво понимал Пастух, весьма далека от кондовой реальности. Звонить в Москву Наставнику — это логично. Он поймет на лету и сделает все, что нужно. Эдак виртуально: туда звонок, сюда звонок, там просьба, тут приказ… Но на «все, что нужно» потребуется время, а его как раз у Пастуха нет. Ждать спасителей со стороны — досадное в общем-то занятие. И бессмысленное…
Теоретически можно, конечно, выстрелить первым, но, увы, стрелять придется много. Убей Слима, если получится, так команда его и начнет массированную охоту на убийцу и тем более давнего врага их командира. То-то будет весело в поезде! Хотя… Ну, то есть команда без лидера развалится, рассыплется, растает. Проходили вообще-то…
И тут как раз мобильник у кого-то красиво зазвонил. Оказалось — Лизу кто-то доставал. И сразу все внимание обратилось на нее.
— Алё, — сказала она тихонько и стала слушать.
Совсем недолго слушала, секунд двадцать — тридцать, машинально прикинул Пастух. Отключила телефон, глянула на Пастуха — ничего в ее глазах не было, застыли они пуговками.
— К нам идут, — сказала Лиза. — Тот… белый… и с ним еще… ну, его люди… Вооруженные… — И замолчала.
И все замолчали.
И тихий ангел летал по купе незримо и безнаказанно.
— Что делать-то станем? — спросил начальник поезда.
— Уходим, — прервал короткое молчание Пастух. — Марина, быстро-быстро, пульт управления где?..
— В сумке… — Видно было по ней, что растерялась чуть-чуть. — Я уже беру, беру… — Достала из сумки пресловутую «коробочку», держала в руке, словно демонстрируя прибор, о котором только что говорилось много и не очень по делу. А дело само пришло. — Нас много… нас шестеро… а вдруг…
— Без всяких вдруг, — заорал Пастух, — жмите!
И она нажала клавишу.
Или не успела…
Потому что в купе ввалились двое — ну, здоровые, ну, накачанные, ну, с пристойными вообще-то молодыми мордами, а уж пистолеты у них были в руках большие — толковые израильские машинки «узи-пистол», не юные уже машинки, восемьдесят четвертого года рождения, переделанные под режим одиночного огня из малого пистолета-пулемета «микро-узи», двадцать девятимиллиметровых патронов, стреляй — не хочу.
Очень нечастое вооружение. Но — толковое, знал Пастух. И подумал мельком: откуда эти два орангутанга взялись в поезде? Раньше он их вроде и не видел… Или люди Слима по всем вагонам расселись, разлетелись, растеклись, а теперь вот самый момент стечься… И кстати, Слима-то рядом с орангутангами не видно, он не идиот, чтоб лезть в дурацкую драку и самому светиться…
