Александр Зорич - Стальной лабиринт
— А я из тех людей, у которых стакан всегда наполовину с водкой! — парировал Помор.
— Отставить разговоры! — строго сказал Растов. — Полный вперед!
До огневого рубежа им оставалось проехать тысячу четыреста метров. Но до чего же вредными они оказались!
Стоило гусеницам командирского «Динго» перемолоть в щепу цветущую хурму, как все духи планеты ополчились на непрошеных гостей.
Из-за бокажа слева ударили станковые гранатометы. Над бокажем справа взмыли в небо змеистые белые полосы — стартовали ракеты тех самых комплексов «Аташ-Паланг», которых Растов опасался с первой секунды высадки.
Наконец и две черных акулы крылатых ракет показались на экране обзорного радара их бесценного «Протазана».
Каждая такая ракета обещала вывалить на головы танкистов две сотни убийственных «вертячек» — противотанковых суббоеприпасов. Две гребаных сотни! Хотя и пяти десятков было бы более чем до хрена…
Ответ на все напасти у Растова был один: скорость!
— Гони, лейтенант! Не жалей лошадок! — кричал Растов мехводу.
И две тысячи семьсот лошадиных сил сорвались в карьер.
Сорок семь километров в час…
Пятьдесят…
Пятьдесят два!
Отозвались во всем корпусе характерной вибрацией перегревшиеся турбины. Зафыркала система охлаждения.
— Ну еще минутку поработай, милая… Одну! Единственную! Минутку! — взмолился Растов.
Он краем глаза приметил, как схлопотал в правую гусеницу «Аташ» танк с бортномером 63.
Это была первая боевая потеря. Кроме того, случились две технические. Преодолевая бокажи, надорвали силенки и застряли со сломанными турбинами два танка второго взвода.
Минус три! А ведь еще даже ни с кем не повоевали!
Осознание этого факта не на шутку рассердило Растова.
— Игневич, «Шелесты» запускай! — зло потребовал он. — Пора!
— Как бы их в молоко не выпустить, — осторожно сказал Игневич.
— А ты постарайся, чтобы не в молоко! — нажимал Растов. — А то сейчас пара «Аташей» прилетит — и все, хана. Ни молока нам не будет, ни булочки с изюмом…
— Еще хотя бы девяносто секунд нужно, товарищ майор, — сказал Игневич. — Я зонд ЦУ сейчас подниму, он позиции дивизиона подтвердит — и тогда можно пускать.
В разговор вмешался мехвод.
— Товарищ майор! Второй каменный вал проходить будем?
— Нет. Сбросишь скорость перед ним, плавно оттормозишь, и так же плавно подавайся назад.
Девяносто секунд, отведенные Игневичу, пролетели быстро.
— «Шелесты» готовы, — отрапортовал он.
— Пли!
Универсальный ракетный комплекс «Шелест» располагал такими мощными реактивными снарядами, что при их пуске Т-14 прямо-таки подпрыгнул.
— К-кузнечик… — проворчал Помор. — На сто тонн.
Игневич и Растов приникли к визирам. На них с парящего над бокажами зонда шла телекартинка. Убогонькая, но зато своя, родная, не заемная от разведсредств батальонного уровня.
Именно благодаря этому зонду экипаж «Динго» смог пронаблюдать полет «Шелестов» во всем его великолепии.
Шестерка целеустремленных серо-синих гадюк неслась над бокажами, над садами, подстригая кроны деревьев широко распахнутыми рулями.
Один из «Шелестов» вдруг рыскнул влево и воткнулся в землю, выбросив серый гейзер камуфлета. Это ему досталось лазером от недреманной зенитки «Рату».
Остальные, однако, миновали клонский зенитный огонь вполне благополучно, вслед за чем устроили клонским пушкам-макроцефалам вырванные годы.
Бесшумно — для Растова и Игневича бесшумно — отрывались двухтонные стволы, распахивались под напором внутренних взрывов бронебашни, распадались, как детальки детского конструктора, гусеничные шасси…
А в следующую секунду зонд сбили. И — слепой экран.
— Хорошего понемножку, — резюмировал Растов.
Глава 7 НАСТУПЛЕНИЕ БУКСУЕТ
— Товарищ майор, победа! — орал малоопытный Кобылин. — Доложите на батальон, пусть немедленно присылают подкрепление! Еще немного поднажать — и мы попрем до самого Геля!
«Эх, молодо-зелено», — подумал Растов.
— Погоди, старлей, — сказал он, улыбаясь. — Во-первых, у нас половина машин уже не на ходу… Во-вторых, комбат все лучше нас видит, вот пусть он и решает.
— Но время, товарищ майор! Время! Сейчас огневой налет двумя дивизионами! Потом — батальоном Т-10 сверху! И нас — вторым эшелоном!
— Сразу видно, академию кончал, — вздохнул Растов.
Он был совершенно уверен, что ни Зуев, ни старшие отцы-командиры, один раз нарушив Боевой устав бронетанковых войск в редакции от мая 2622 года, не будут больше рисковать должностями и погонами.
Все дело в том, что применение тяжелых танков прорыва поротно было упомянутым уставом строжайше запрещено.
Зуев, бросив первую роту на подавление клонских самоходок, пошел ва-банк. И ему, и Растову несказанно повезло, что не загубили роту на фугасах, не подставили под налет штурмовиков…
Другое дело, что тактический экран показывал разрастание кризиса на плацдарме «Воронеж».
Прежде анонимный противник, идентифицированный теперь как полк «Саласаров» и до полка егерей, давил десант, точно пресс переспелые фрукты.
Растов будто воочию видел, как гибнут противотанковые взводы, как горят десантные БТРы, как истончается до пунктира тонкая линия передовой.
Это значило, что контр-адмирал Кораблев, командующий операцией «Брусилов», просто обязан лихорадочно искать ответ на вопрос: как и кем контратаковать клонские танки?
По мнению Растова, в запале штабной суеты оперотдельцы могли запросто соединить размашистой красной стрелой танки Растова и правый фланг атакующей группировки клонов.
Приказ нанести удар мог последовать в любую секунду.
А для удара требовалось иметь как можно больше исправных танков. И значит, ближайшей задачей его роты была починка машин…
Но больше в тот день первая рота не воевала.
На удивление оперативно из тыла были поданы свежевысадившиеся многоосные транспортеры. И ПАРМ — передвижная аварийно-ремонтная мастерская.
Три танка подлатали на месте.
Два погрузили на транспортеры и всей ротой отошли на исходные. Перепаханные, к слову, клонской артиллерией до полной лунности пейзажа. Именно в огромных воронках, дооформив их до полноценных капониров танковыми самоокапывателями, рота и заночевала…
Растов долго не мог уснуть. Точнее, не мог он уснуть по-нормальному, глубоким, освежающим сном. Он застенчиво топтался в предбаннике страны сновидений и не мог ни войти в ее расписные двери, ни повернуть назад.
А потом ему приснилась Нина Белкина. Как будто она своим горячим животом прижимается к его спине, как будто она обвила его грудь своими длинными руками. Целует его шею, медленно гладит его ягодицы, невзначай щекочет его плечо пружинистым локоном и что-то шепчет ему, что-то отчаянное и важное, про то, как ей одиноко и как она ждет… О, как же хотелось Растову, чтобы Нина и впрямь ждала!
На следующее утро командованию наконец удалось перекачать на плацдарм челночными рейсами уцелевших «Буревестников» ядро 12-го гвардейского танкового полка.
По левую руку от Растова развернулась рота мобильной пехоты из его же батальона, по правую — Т-14 капитана Снегова.
Еще дальше ворочались тяжелые плазмометные системы. У них в тылу под маскировочной пеной притаились гаубицы «Самум», и уже на самом берегу океана зыбучих песков, едва ли не гусеница к гусенице, скучились Т-12 — тоже тяжелые танки, но не прорыва, а, если угодно, «отрыва».
Вся эта силища представляла собой идеальную мишень для крылатых и бескрылых ракет. А потому над ней сомкнулся непробиваемый купол противокосмической обороны. Вклад в его создание внесли и зенитные самоходки «Клевец», и ракетные комплексы «Вспышка-С», и эпические «Протазаны».
Также командование наконец осознало шаткость положения войск на плацдарме, и к десантному авианосцу «Базилевс» на орбите присоединился тяжелый авианосец «Отто фон Бисмарк» (аплодисменты, Европейская Директория!).
Когда Растов увидел над собой черные кресты на крыльях «Хагенов», он испытал неподдельное воодушевление.
«Гуртом и батька лэгшэ быты», — говорили по такому поводу в Харькове.
Завтракая пловом с тигровыми креветками из усиленного пайка в тени штабной машины К-20, Растов горячо убеждал своего заместителя Лунина, исполнительного двадцативосьмилетнего карьериста, что сегодня-то они точно попрут.
Лунин для виду соглашался, но внутренне почему-то не верил.
Растов так разошелся, что поднял с земли прутик и принялся рисовать им в желто-серой пыли диспозицию.
