Евгений Шкиль - Метро 2033: Гонка по кругу
– Оставшаяся участница команды «Дед и компания» прибыла на Новослободскую! Пока идет третьей! – донесся до Евы то ли громогласный крик, то ли чья-то пронзительная мысль.
Девушка остановилась и испуганно осмотрелась. На платформе находились десятки, если не сотни скандирующих людей:
– Мо-ло-дец! Мо-ло-дец!
Какой-то паренек лет семнадцати махал Еве рукой и, пытаясь переорать голосящую толпу, кричал что есть мочи:
– Нам с Проспекта Мира позвонили! Ты очень красивая и молодец! Мы тут все за тебя болеем! Мы хотим, чтобы ты прошла всю Кольцевую линию! Чтобы ты победила!
– Я не хочу бежать по кольцу, – пошевелила губами Ева, – не хочу бежать по кругу, я хочу к свету…
Девушка оглянулась, пытаясь найти поддержку у Аве, но ее двойняшки нигде не было.
«Маёк, – с ужасом осознала Ева, – это все маёк, наркотик…»
Зеркальная копия в красном платье, стражи туннеля, разговоры о цепях инстинктов, не дающих покинуть этот страшный мир, – все это оказалось галлюцинацией. А вот метро – вполне реально. Уже двадцать лет, как реальней всего на свете.
На глаза девушки навернулись слезы, но она не хотела, чтобы голосящие болельщики видели, как она плачет. Ева рванула вдоль платформы к следующему туннелю. И чем громче были крики, тем быстрее она бежала. Казалось, этот звуковой ад, это ревущее многоголосие никогда не кончится. Ноги девушки ныли от напряжения, дыхание сбилось, она спотыкалась, но продолжала мчаться в спасительную темноту перегона. Там никто не увидит ее боли и разочарования, там можно будет подумать о том, как убраться из этой жизни.
Наконец Ева скрылась от посторонних глаз в холодной мгле туннеля. Она остановилась, упала на колени и, закрыв лицо руками, разрыдалась.
– Не хочу… – шептала Ева, – не хочу здесь быть… и не буду!
Правой рукой девушка потянулась к ножу, висящему на поясе.
«Главное – ударить себя так, чтобы умереть быстро, чтобы рука не дрогнула», – с горечью подумала Ева, глядя на клинок с надписью «My OC».
«Не надо!» – вдруг послышалось у нее в голове, а затем молодой мужской голос принялся читать стихотворение:
В бездне, в ночи рассеянной,
Гаснет закатная линия,
Трудно ей жить уверенной
В мире бесцветного инея.
Трудно ей быть безмолвною,
Но с распростёртыми веками,
С тайной обидой кровною,
Так и поведать ведь некому.
Червям, от смрада млеющим,
Ну же, попробуй, крикни-ка:
«Кто пожалеет жалеющих?!
Кто защитит защитников?!»
Тщетно, у этого воинства
Похоть, жратва и незнание
Числятся в главных достоинствах,
Здесь все известно заранее.
Выйдешь в кромешное марево,
Где только кочки да рытвины,
Глянешь на блеклое зарево,
И открываются истины
В искрах почти уж не тлеющих,
Тонущих в черной обители,
Что не жалеют жалеющих
И не спасают спасителей.
Девушка вздрогнула, осмотрелась и увидела Кирилла. В следующий миг она ужаснулась: ведь парня убили бандиты с Новокузнецкой, он умер у нее на руках. И вдруг – вот он, живой и невредимый, стоит и печально улыбается.
«Это стихотворение Кирилл написал для тебя, оно есть в блокноте, который он передал тебе, – сказал юноша глазами. – Ты должна идти дальше».
«Почему ты здесь? Ты погиб», – удивленно подумала Ева.
«Люди умирают, – согласился парень, – но их отражения в другом мире всегда остаются».
«Это все маёк, – девушка схватилась за голову, – на станции меня отпустило, а сейчас опять, новая волна пошла…»
«Нет, – возразил парень, – ты прошла первый туннель, избавилась от одной веревки, но две оставшиеся все же держат тебя, и мир, который ты пытаешься покинуть, тянет за них и заставляет бежать по кругу, как лошадь на привязи…»
«Ты – галлюцинация, – перебила мысль собеседника Ева, – ты мне кажешься!»
«А может, наоборот, – парень хитро прищурил глаза, – может, это метро – лишь иллюзия? Или внутри тебя живут две реальности, и ты все никак не можешь выбрать, в какой из них тебе быть?»
«Перестань, это все игра моего разума, ты не Кирилл!» – девушка поднялась с колен.
«Я не Кирилл, – согласился парень, – я Ллирик, можно просто с одним «л» – Лирик».
«Лирик? – удивилась Ева, мгновенно забыв о том, что она считала собеседника галлюцинацией. – Ах, ну да, ты ж зеркальная изнанка, и имя твое читается наоборот».
«Да, – кивнул парень, – это изнанка Кирилла. Он всегда был Лириком. Правда, об этом мало кто знал. Но нам нужно спешить, у нас времени мало. Наш разговор по меркам этого мира, который ты хочешь покинуть, длится всего лишь две секунды, хотя кажется, что несколько минут. И тем не менее мы должны двигаться дальше…»
Ева вновь почувствовала прилив сил. Да, теперь она готова была пройти сквозь любые туннели и любых стражей, охраняющих их. Девушка и зеркальная изнанка Кирилла побежали по перегону, то и дело телепатически делясь мыслями. Ева узнала: для того, чтобы навсегда покинуть угнетающие подземелья метро, для того, чтобы никогда не возродиться здесь вновь, она должна порвать со вторым инстинктом. У животных это инстинкт продолжения рода, а у людей – половое влечение.
Зрение девушки с легкостью пронизывало толщи тьмы, в туннеле она видела так же хорошо, как при ярком электрическом свете. Заметив трех стражей, притаившихся в засаде метрах в ста пятидесяти от нее, Ева замедлила бег.
«С этим у меня всегда были проблемы. Они меня не пропустят…» – с грустью подумала девушка.
«Ты решишь эту проблему, – заверил ее проводник, – ведь я Лирик, я с тобой для того, чтобы возвысить этот инстинкт, натянуть его до предела и порвать, вывести на иной уровень…»
Девушка, перейдя на шаг, сощурилась, вспоминая очередной эпизод из своей жизни.
Ева заходит в кабинет Вольфа без стука. За три года это помещение сильно преобразилось. Теперь здесь вдоль стен стоят знамена, сейфы, мини-стенды с атрибутикой нацистской Германии, а прямо за креслом гауляйтера располагается огромный портрет фюрера в полный рост. Все это добро натаскали сталкеры, у которых оно выменивалось за патроны, оружие, амуницию или продовольствие. Ева никогда не скрывала своего непонимания и даже отвращения к увлечению брата. Чем копить всякое ненужное барахло – не лучше ли тратить ресурсы на что-нибудь полезное, да хоть на собственных граждан, к примеру?
Впрочем, пытаться что-либо объяснить Вольфу – дело безнадежное, не в том состоянии теперь находится Ева, чтобы перечить брату. Хотя бы просто потому, что почти с ним не пересекается. После двух побегов из Четвертого Рейха ее фактически держат взаперти, выпуская на платформу лишь в ночные часы, да и то под строгим наблюдением. И вот гауляйтер неожиданно вызывает сестру, с которой не виделся почти полгода, несмотря на то что обитает с ней на одной станции.
Ева, насупившись, смотрит исподлобья на брата, садится без разрешения на стул со спинкой и демонстративно, скрестив руки на груди, кладет ноги на стол. Вольф делает вид, что не замечает бесцеремонности девушки.
– Здравствуй, дорогая сестра, давно не виделись, – говорит гауляйтер, выдавливая из себя улыбку.
– Думаю, ты не сильно расстроился, братец, – отвечает Ева.
– Тут такое дело, – начинает Вольф без обиняков, поскольку не видит эффективных способов смягчить ожесточение девушки, – тебе, моя дорогая сестра, уже восемнадцать лет. Участвовать в работе по строительству нашего Рейха ты наотрез отказываешься, и реальной пользы для дела партии и расы от тебя никакой. Фактически ты у меня на иждивении с самой катастрофы. Но нахлебничество рано или поздно должно закончиться. Ты понимаешь, о чем я?
Ева думает, что понимает. Она убирает со стола ноги, кладет локти на столешницу и упирается подбородком в кулачки.
– Я неплохо готовлю, – говорит девушка, – я вообще люблю готовить, могу помогать на кухне, раз уж тебя так тяготит мое тунеядство.
– Нет, – ухмыляется Вольф, – на кухне ты уже работала и умудрилась оттуда улизнуть, пройти через все посты и оказаться в Полисе.
– Тогда к чему все эти разговоры о пользе? – Ева нарочито равнодушно пожимает плечами.
– Разве ты не знаешь, в чем главное назначение женщины? – Вольф пристально смотрит в глаза сестры.
– Помню, помню: каждый мужчина – солдат, каждая женщина – мать солдата, – отвечает Ева и настораживается. – Ты меня под кого-то подложить хочешь? Солдат-племяшек захотел?
– Зачем же так грубо, сестра? – На лице Вольфа вырисовывается гримаса огорчения. – Я ведь тебе хочу только добра.
