Гарри Тeртлдав - Великий перелом
— Вывод кажется обоснованным, — сказал Кирел, — но здравый смысл не всегда является решающим фактором в тосевитских делах. Например, насколько я помню, американские Большие Уроды принадлежат к тем сообществам, которые пытаются решать свои дела путем подсчета особей, которые высказываются «за» и «против» по различным проблемам, представляющим для них интерес?
Атвару пришлось снова заглянуть в сообщения, чтобы убедиться, насколько прав командир корабля. Проверив, он сказан:
— Да, все именно так. И что же?
— В некоторых из этих не-империй используется подсчет особей для утверждения законности руководителей точно так, как у нас используется императорское наследование, — ответил Кирел. — Это может привести к минимальному уровню беспорядков, которые возникнут в Соединенных Штатах в результате смерти Рузвельта.
— А, я вас понял, — сказал Атвар. — Однако здесь все иначе: вице-регент Рузвельта, самец по имени Уоллес, также выбранный посредством фарса с подсчетом особей, скончался раньше — он умер, когда мы бомбили Сиэтл. Для этого Халла подсчет особей в пределах не-империи не проводился. Его вполне могут счесть незаконным узурпатором. Вероятно, в различных регионах не-империи появятся и другие возможные правители Америки, оспаривая его притязания.
— Если дойдет до этого, будет, несомненно, превосходно, — сказал Кирел. — Я отмечаю, что такая ситуация соответствует тому, что мы знаем о тосевитской истории и об особенностях их поведения. Но поскольку мы слишком часто разочаровывались в отношении поведения Больших Уродов, то об оптимизме пока говорить рано.
— Я понимаю и соглашаюсь, — сказал Атвар. — Впрочем, в данном случае, как вы заметили, докучливая склонность Больших Уродов работает на нас, а не против нас, как в большинстве случаев. Мое мнение: мы можем ожидать установления контроля над значительной частью не-империи Соединенных Штатов, которая отпадет от их особенеподсчитанного лидера, и мы даже сможем использовать мятежи, которые возникнут там, в наших целях. Сотрудничество с Большими Уродами раздражает меня, но потенциальный выигрыш в этом случае перевешивает.
— Принимая во внимание выгоду, которую Большие Уроды получили от Страхи, использовать их лидеров против них самих было бы отличной местью, я думаю, — сказал Кирел.
Атвару хотелось, чтобы Кирел не упоминал о Страхе: каждый раз когда он думал о командире корабля, ускользнувшем от справедливого наказания путем побега к американским тосевитам, адмирал чувствовал, как у него начинала чесаться кожа под чешуей, где он не мог почесать ее. Впрочем, он должен был согласиться, что сравнение удачно.
— Наконец, — сказал он, — мы определим пределы тосе-витской гибкости. Наверняка никакое скопление Больших Уродов, не обладающее стабильностью имперской формы правления, не может перейти от одного правителя к другому в разгар военных действий. Да и мы были бы подавлены во время кризиса, когда умирает Император и менее опытный самец занимает трон. — Он опустил глаза, затем спросил: — Истинно?
— Истинно так, — сказал Кирел.
* * *Лесли Гровс вскочил на ноги и заставил свое грузное тело вытянуться в струнку.
— Мистер президент! — сказал он. — Это великая честь — встретиться с вами, сэр.
— Садитесь, генерал, — сказал Корделл Халл.
Сам он сел напротив Гровса. Уже сам вид президента Соединенных Штатов, входящего в его кабинет, потряс Гровса до глубины души. Потрясения добавил и акцент Халла: слегка шепелявая теннессийская певучая речь вместо патрицианских интонаций ФДР. Новый глава исполнительной власти был, впрочем, сходен с предшественником в одном: он выглядел бесконечно усталым. После того как Гровс сел, Халл продолжил:
— Я не ожидал, что стану президентом, даже после того, как был убит вице-президент Уоллес, хотя и знал, что следующий в президентской очереди — я. Я всегда хотел одного: делать свою работу самым наилучшим образом, вот и все.
— Да, сэр, — согласился Гровс.
Если бы он играл с Халлом в покер, он мог бы сказать, что новый президент передергивает. Он был государственным секретарем, когда Рузвельт стал президентом, и был сильной правой рукой Рузвельта с начала сопротивления человеческим врагам Соединенных Штатов, а затем — завоевателям-чужакам.
— Тогда все в порядке, — сказал Халл. — Перейдем к военным проблемам.
Для Гровса это прозвучало не слишком по-президентски. В его глазах Халл смотрелся скорее пожилым адвокатом из маленького городишка, нежели президентом: седой, с лысиной на макушке, с клочьями волос, зачесанными так, чтобы прикрыть ее, широколицый, одетый в мешковатый темно-синий костюм, который он явно носил немало лет. Но независимо от того, выглядел он как президент или нет, он выполнял свою работу. Это означало, что для Гровса он — босс, а солдат всегда делает то, что велит командир.
— Что вы хотите знать, сэр? — спросил Гровс.
— Вначале — очевидное, — ответил Халл. — Как скоро мы сможем получить еще одну бомбу, затем следующую и еще одну? Поймите, генерал, я не имел ни малейшего представления об этом проекте, пока наша первая атомная бомба не взорвалась в Чикаго.
— К сожалению, система безопасности теперь не так устойчива, как должна быть, — отвечал Гровс. — До нашествия ящеров мы не хотели, чтобы до немцев или японцев дошли хотя бы намеки на то, что мы работаем над атомной бомбой. Ящеры ими располагают.
— Да уж, — сухо согласился Халл. — Если бы в один прекрасный день я случайно не уехал из Вашингтона, вы бы вели сейчас эту беседу с кем-нибудь другим.
— Да, сэр, — сказал Гровс. — Мы не можем скрыть от ящеров, что работаем над проектом, но должны скрывать место, где мы это делаем.
— Я понял, — сказал президент. — Хотя президент Рузвельт не сообщал мне об этом до нападения ящеров. — Он вздохнул. — Я не осуждаю его. У него было достаточно проблем, о которых следовало беспокоиться, и он работал — пока они не убили его. Он был великим человеком. Один Христос знает, — он произнес «Хвистос», — когда ботинки ФДР придутся мне по ноге. В мирное время он прожил бы дольше. Тяжесть страны — клянусь Богом, генерал, тяжесть всего мира лежала на его плечах. А еще эти постоянные переезды с места на место, жизнь затравленного зверя — все это сожрало его.
— Такое впечатление сложилось у меня, когда он был здесь в прошлом году, — кивнув, сказал Гровс. — Напряжение было больше, чем мог выдержать его механизм, но сколько мог, он его выдерживал.
— Вот уж точно — не в бровь, а в глаз, — сказал Халл. — Но мы, однако, забыли о военных материях. Итак, бомбы, генерал Гровс, — когда?
— Через пару месяцев у нас будет достаточно плутония для следующей бомбы, сэр, — ответил Гровс. — Затем мы сможем делать по нескольку штук в год. Мы почти подошли к пределу того, что можно делать здесь, в Денвере, без риска, что это станет известно ящерам. Если нам требуется гораздо больше продукции, мы должны организовать второе производство где-нибудь еще — и у нас есть причины, по которым нам не хотелось бы идти на это. Главная из них та, что мы вряд ли сможем удержать его в секрете.
— Это место по-прежнему секретно, — отметил Халл.
— Да, сэр, — согласился Гровс, — но здесь мы запустили производство до того, как ящеры узнали, что мы серьезно занимаемся созданием ядерного оружия. Теперь они будут настороже — и если заподозрят что-то, они разбомбят нас. Генерал Маршалл и президент Рузвельт не считали, что риск стоит этого.
— Я очень высоко ценю мнение генерала Маршалла, генерал Гровс, — сказал Халл, — настолько высоко, что я назначил его генеральным секретарем. Полагаю, он справится с этой работой лучше, чем я. Но не он является сегодня главнокомандующим и не президент Рузвельт. Это я.
— Да, сэр, — сказал Гровс.
Корделл Халл мог не ожидать, что станет президентом, он мог не хотеть становиться президентом, но теперь, когда груз лег на его плечи, они стали достаточно широкими.
— В использовании атомных бомб я вижу два вопроса, — сказал Халл. — Первый: понадобится ли нам их больше, чем мы сможем произвести в Денвере? И второй, связанный с первым: если мы используем все, что производим, а ящеры ответят тем же, останется ли что-нибудь от Соединенных Штатов ко времени окончания войны?
Это были хорошие вопросы. В самую точку. Вот только их не следовало задавать инженеру. Спросите Гровса, можно ли что-то построить, сколько понадобится времени и сколько это будет стоить, и он сможет ответить, или немедленно, или после того, как поработает с логарифмической линейкой и счетной машинкой. Но он не обладал ни подготовкой, ни наклонностями, чтобы заниматься не поддающейся учету политикой. Он дал единственный ответ, который мог дать:
— Я не знаю, сэр.
— Я тоже не знаю, — сказал Халл. — Я хочу, чтобы вы были готовы разделить команду вашего завода, чтобы начать организацию нового. Я еще не знаю, приму ли я такое решение, но если я это сделаю, я хочу иметь возможность сделать как можно быстрее и эффективнее.
