Александр Шорин - Другой мир за углом (сборник)
Про мух я знаю не больше чем вы – не энтомолог. Кто ж знал, что придется… так сказать, на своей шкуре. Шкуре? Хм…
Почему-то вспомнился анекдот, который очень любят молодые лётчики: муха, когда садится на потолок, делает «бочку» или «мертвую петлю»? Вот что я скажу вам, уважаемые летчики: я – муха (или мух? Хрен его знает! Вроде как всё-таки мух!) и я сейчас сижу на потолке, но мне абсолютно до фени эти фигуры высшего пилотажа – как было удобно, так и сел! И не волнует меня сейчас и другой вопрос: как же так я держусь лапками за потолок? Да плевать, как я держусь! Мне куда интереснее то, что сейчас происходит прямо подо мной.
Впрочем, зрелище это не просто меня интересует, а вызывает трепет моих крыльев: потому что, несмотря на слабое зрение и некоторые провалы в памяти, я отлично понимаю – вон то человеческое тело, в чью обритую наголо черепушку вонзается сейчас с визгом электрическая пила, ещё пару минут назад было моим телом. Я не был мухой, и меня совсем не прельщает мысль ею остаться! Я, признаться честно, даже не знаю чем эти мухи питаются… Впрочем, знаю, наверное, но ЭТИМ питаться мне совсем не хочется!
Комната, над которой я вишу – огромна, как дворец. Тело – моё бывшее тело – тоже огромно, а сосредоточенные люди в белых халатах просто внушают мне ужас. Кроме того, я знаю, что вон у того – усатого, сейчас отчаянно болит зуб, а вот у этой медсестрички завтра начнутся месячные. И знаете: мне это совсем не внушает оптимизма! И вообще: нельзя это так оставлять, надо подлететь поближе!
…Николай Иванович взялся рукой, обернутой прозрачной перчаткой, скальпель. Машенька замерла. Она всегда совершенно непроизвольно замирала, когда видела, как эти тонкие, сильные пальцы берутся за инструмент. Сейчас…
Но в этот момент пальцы почему-то отпустили скальпель, и рука Николая Ивановича сделала молниеносное, почти неразличимое глазом движение: рука поймала в воздухе муху и тут же превратила ее в месиво. Левая его рука ловким движением стянула переставшую быть стерильной перчатку с правой и небрежно кинула её на пол, а потом протянулась к Машеньке.
– Развели тут антисанитарию, – прозвучал его ворчливый голос, – дай другую перчатку!
Но Машенька в этот момент смотрела не на своего кумира и даже не на его прекрасную руку: взгляд её в этот момент был прикован к монитору, кривая на котором показывала частоту ударов сердца оперируемого.
– Остановилось, – прошептала она. – Сердце остановилось!
К телу ту же бросился другой врач и, уперев обе руки в грудину, стал пытаться восстановить сердцебиение.
Николай Иванович пожал плечами: он был нейрохирург, а не реаниматолог. Предоставив коллеге полную свободу действий, он снял вторую перчатку, нащупал в кармане халата сигареты и медленно пошел из операционной в коридор: у него с утра разболелся коренной зуб, и только сигарета могла сейчас немного облегчить боль.
Почему-то ему показалось, что сегодняшняя операция уже не состоится.
Про катание на санках
Трое – Вовка, Димка и Олежка – идут кататься на санках. Конец декабря, вечер, на улице – сильно за двадцать в минус, но это их ничуть не пугает.
Димка (тот еще п…бол) рассказывает взахлеб:
– Сеструху вчера уговорили на спор санки лизнуть. Так приклеилась языком, что пришлось вместе с санками домой затаскивать. Сёдня дома сидит.
Байка эта старая: п…т! Ясное дело, запер Вальку, и будет она там сидеть, пока их маманя не придет с работы и не выпустит её тоже гулять. Прибежит вся обиженная…
Вовка смотрит хмуро и неодобрительно, Олежка – с куда большим пониманием: у него тоже есть младшая сестра-зануда, и он понимает Димку куда лучше.
Неподалеку от горки все трое, не сговариваясь, подходят к забору, чтобы отлить. Димка – из троих самый маленький, но при этом задиристый спорщик, вещает:
– На спор, у меня выше всех струя?!! – и делает на обледенелых досках высокую влажную отметину.
Олежка пытается сделать выше, но у него не выходит, зато Вовка без всяких видимых усилий побивает рекорд.
– Нечестно! – вопит Димка. – У меня была выше, чем отметина получилась!
Вовка отвешивает ему легкий дружеский подзатыльник:
– Не гунди!
Димка пробует ерепениться, но недолго: Вовка хоть и добродушен, но силен не по годам: в потасовках Димке до него далеко.
Все трое берут свои санки и подходят к горке. Девчонки: Любка, Танька и Ленка уже там. Там же и Янка – младшая сестра Олежки, и… Валька, якобы лизнувшая вчера санки. Димка что-то шипит, типа: «Опять дверь сломала», – видимо, и впрямь он её закрыл, но здесь, при свидетелях, она в полной безопасности, а потому бесстрашно показывает брату язык: розовый, абсолютно здоровый.
Чтобы отвлечься, Димка презрительно отзывается о способе катания девчонок: те садятся на санки верхом, выставив вперед вытянутые ноги…
– Смотри как надо, – говорит он. – Оп-ля!
Он наматывает на руку веревку своих санок, чтобы не попала под полозья, разбегается, держа санки перед собой, и с размаху падает на них животом, головой вперед. Стремительно скатывается вниз.
Любка, старшая из девчонок, кривится:
– А на спортивных соревнованиях тоже ногами вперед катаются…
Но Олежка и Вовка её не слушают: на соревнованиях пусть катаются как им угодно, а вот с горки нет лучшего способа набрать скорость, чем тот, который только что продемонстрировал Димка: санки становятся продолжением тела, и оно скользит как болид, разбег помогает набрать скорость (спортсмены ведь тоже разбегаются!), а потом ногами можно пользоваться для поворотов. Главное, вовремя шапку поправлять, чтобы не спадала на глаза, закрывая обзор…
Внизу Димка уехал много дальше, чем девчонки (прямое доказательство того, что выбранный им способ катания лучше!), и – все по-честному! – дожидается остальных, не двигаясь с места: если у забора ребята соревновались «Кто выше», то здесь – «Кто дальше».
Санки Олежки останавливаются вровень с Димкиными, а Вовка уезжает дальше на пару метров, почти достигнув дороги на нижней улице.
– Ты тяжелее, вот и несет дальше! – обиженно комментирует Димка.
Все трое понимают: это только разминка. Со второго-третьего раза, раскатав полозья, они все трое будут проскакивать через дорогу. Благо машин в этом захолустье никогда не увидишь… Поэтому Вовка подводит итог:
– Моя взяла!
И Димке:
– А ты не ори! Придешь домой… и там тоже не ори!
Все трое ржут, и идут вверх: на новый заход.
На горке пополнение в составе – пришла Наташка по кличке Дылда. Погоняла прилипла к ней вполне заслуженно: в свои двенадцать она выглядит уже как старшеклассница: сиськи, письки и все остальное… Пацаны из-за этого перед ней немного робеют. Все, кроме Димки: тот влюблён в неё с третьего класса, и, слыша от кого-нибудь кличку «Дылда», тут же ощеряется как ёж, даже дрался из-за этого пару раз…
Димке друзья тайком сочувствуют: с тех пор, как на его избранницу начали заглядываться большие парни, тот явно не котируется. Да и сама Дылда в таких компаниях, как нынешняя, появляется уже редко – вроде как не по статусу…
Сегодня исключение. Только вот пришла она, судя по всему, совсем не кататься, а делиться какими-то супер-пупер новостями: девчонки столпились вокруг неё плотным кольцом, а мелкие ходят вокруг них кругами, пытаясь уловить хоть словечко из их перешёптываний.
Вовка сплюнул и сказал:
– Эй! На второй заход идёт кто-нибудь?
Олежка тут же оторвал взгляд от болтушек, Димка – тоже, но с куда большим сожалением. Он успел уловить нечто совсем для себя неутешительное в девичьем шёпоте:
– …тракторист… предложение делал… напился с горя…
Они скатились ещё дважды к тому времени как девчонки (все, включая Наташу) тоже покатились вниз. Вот только после этого назад на горку подниматься не стали, а плотной стайкой двинулись на нижнюю улицу.
Когда наша троица в очередной раз поднималась наверх, Димка (он зачем-то нёс санки на спине, вместо того, чтобы тянуть их за собой на верёвочке) проворчал:
– К Наташке пошли. Ённые истории об ухажёрах интереснее, чем на санках кататься.
Олежка кивнул понимающе, и даже Вовка на этот раз поддержал товарища: знали, что это правда.
На горке они присели немного отдохнуть перед очередным спуском, и вдруг увидели оттуда необычную картину: по нижней улице пёр, выплевывая из трубы клубы сизого дыма, колёсный трактор. Именно пёр, а не просто ехал, потому, как болтало его из стороны в сторону, как дядю Васю после получки. Стайка девчонок горохом рассыпалась по сугробам, чтоб не оказаться на пути этого монстра, и только Наташка осталась спокойно стоять посреди улицы. Словно укротительница перед львом, словно тореадор перед быком, она – высокая, тонкая – одна перед трактором. И тот остановился! Но, остановившись, начал рычать, из его трубы над тупой мордой вырывались клубы чёрного мазутного дыма. Поревев так несколько минут, он медленно, рывками, пополз прямо на неё…
