Игорь Федорцов - Сталкер-югенд
− Видит она! А это видишь? — Паха ткнул пальцем в обойденное им ровное пространство. − Ни одного следа нет. Ни птицы, ни ящерицы, ни букашки. — И повысил интонацию. — Ни травинки не растет!
Чили кивнул так и есть.
Для наглядности Паха кинул на песок половину раковины беззубки. Ничего не происходило. Секунд десять. Потом песок стал быстро оседать, образовывая воронку. Оп! и нет ротозея.
Паха развел руками — комментировать надо? Она прокомментировала. Про себя. Что-то вроде «заеб…л!».
Время к полудню. Печет немилосердно. Куртка от пота прилипла к спине. Рюкзак (не зря его Паха припарком обозвал) горячее печки! Чили кажется, ноша вот-вот её одолеет и придавит к песку. Она поглядывает на Паху в надежде, что тот шестым или десятым чувством поймет — пора отдохнуть!
И, правда, Паха бодро отмахавший не один километр, стал сбиваться с шага.
− Сейчас привал сделаем, − проговорил он, осматривая в бинокль пройденный путь, складки обрыва и берег впереди. Долго отслеживал полет редких птиц.
Чили заметно, парня повело на бок. Тот, что в свежих шрамах.
Еще полкилометра к пройденным, и Паха рухнул на ближайший камень.
− Пять минут, − объявил он и полез за своими пилюлями.
Отстегнул фляжку и протянул Чили.
− Первый глоток во рту подержи.
Питье с горчинкой. Чили покатал воду во рту, и только потом сделала еще пару глотков.
Паха разжевал лекарство и сморщился. До слезы проняло. Слепо потянулся за фляжкой. Чили не торопясь приложилась отпить и лишь потом вернула. И то не в руки, а мимо. Паха «нашарил» фляжку, выхватил, наскоро запил. Задышал. Словно пил не воду, а крепкое спиртное. Потом облегчено выдохнул.
− Что меда поел, − признался он, вытирая навернувшиеся слезы.
− А куда это мы топаем без компаса и карты? — отстранено спросила Чили. Если бы не жара, порадовалась бы − солоно гаду!
− Мы не топаем. Мы удираем. Тут ни компас, ни карта не помогут, − попробовал пошутить Паха.
− И далеко ли мы удираем?
Вместо ответа он смотрит в бинокль и спрашивает у Чили.
− Рюкзак как сидит?
− Облако, а не рюкзак, − сладким голосочком произносит она. Надо же джентльмен. А если нет, на руках понесешь?
− Ноги? В норме?
− Согласно природе-матушке. От ягодиц и ниже, − Чили продемонстрировала откуда и куда. — Кривизна отсутствует.
Отдыху пять минут. Ни больше, ни меньше. Паха поднялся. Осмотрел-подергал лямки на рюкзаке Чили. Подтянул.
От предложенного Пахой темпа она была готова расхныкаться через час. И устала, и лямки терли, и ноги заплетались, а пить хотелось — реки мало! Спасительную идею попросится по нужде, не реализуешь! Нечем! Жара! Влага потом выходит. И не подумаешь, что человек способен так потеть. Течет ручьями! Тельник хоть выжимай. Да что тельник!? Трусы — тряпица малая и те мокрые.
Хорошо Паха все чаще останавливался и осматривался в половинку бинокля, а то сдавайся, просись на заплечья ехать.
− Вороны, − показал он девушке черную россыпь в ярком синем небе.
− И что? — перевела дух Чили. Ей только и дел ворон (или воронов) считать.
− Долго не садятся.
− Птицы. Куда хочу, туда лечу.
− В жару-то? Только если человек потревожил.
− Мы и есть человеки, − Чили не удержалась ввернуть колкость. — Одна во всяком случае точно.
− Позже выяснится, − задумчив Паха, — каких и сколько человеков на побережье.
Побережье? Неужели море? Почему вода не соленая? Или это водохранилище? Чили вспомнила открытку. Остров и пальмы, и водопад, и странный росчерк на обороте, похожий на каравеллу под парусами. Ей стало жаль утерянной открытки. И фото. Мужчина, женщина с ребенком и мальчик.
− Это море? — спросила она не в силах утерпеть любопытства.
Ей очень хотелось, что бы было море.
− Река, − разрушил её надежду Паха. — Там, − он махнул в сторону оставшейся позади лодочной станции. — Тут приток.
− А чего же не купаемся? — намекнула Чили. − Смыть пот, усталость, напитать сушь в организме. Благодать…
− Искупаемся, если нагонят. Уж лучше в воду, чем им в руки.
− Я плавать умею, − похвалилась Чили.
− А я колун колуном.
− Кто-кто?
− Колун. Топор. Бульк! и на дно, − рассмеялся Паха, глянув в растерянное лицо девушки.
Берег истончился до узкой полоски. На смену чистому песку пришла пестрая галька, ржавый металл конструкции и водоросли у кромки воды. Стала видна и противоположная сторона. Заросли тростника поднимаются стеной. В ней как тараном пробиты многочисленные ходы.
Обогнули несколько крупных камней, попрыгали по растрескавшимся плитам съехавшей с опор эстакады, пропетляли между бетонных быков. За ними развалины. Толи сами по себе, толи при активном участии человека. Скорее второе. Кое-где видна копоть, а выжженные участки не смог осилить ни один сорняк. Прямо за руинами небольшой пляж с заливчиком. Неуютный и каменистый. Бедный родственник пройденного.
Прошло три-четыре часа ходьбы по сорному берегу в отвалах щебня, прежде чем Паха выбрал место отдыха. Небольшой круг камней и кустов в качестве защиты от ветра и чужого глаза. Скинули опостылевшие ноши. Чили плюхнулась поверх. С наслаждением ощутила покой. Ничего не надо, только не тревожьте!
Недалеко нашелся пруд-лягушатник. Сколько сигануло в него лягушек? С тысячу, не меньше. Паха долго всматривался, черпая воду в ладони. Выдирал прибрежную осоку и разглядывал корни. Ковырял прибрежный ил. Качество воды одобрил и нацедил в котелок. Наломал и натаскал хвороста. Не смотря на усталость, с удовольствием возился у костра. Поставил варить похлебку. От помощи Чили, хотя она и не предлагала, отказался.
− Сиди, отдыхай.
Сказать бы спасибо, да сил нет. Выдохлась. А ведь по физ-ре пять и грамота за победу в спортивной школьной олимпиаде. Потому сидела, наблюдала, как он помешивал суп, черпал пробу, дул, сербал, вытирал губы рукой, а руку о штаны.
− К окончанию готовки, что-нибудь останется? — есть Чили хотелось, а вот двигаться нет. Может с ложечки покормит, гад этот.
− Останется, − пообещал повар.
Обжившись на новом месте, Паха разулся и толокся вокруг костра босиком. Чили покривилась, запах не очень столовый.
Закончив шаманство с варевом, достал ложку для Чили, покрутил, поковырял пальцами, ополоснул в кипящем супу и признал чистой. Чили согласилась и с этим. Чистая, значит чистая.
Не понятно, чего он набросал в котелок, со стороны вроде пустую воду кипятил, но получилась отменно. Впрочем, с голоду и черствая корка торт!
Чили простила ему «босоногий» шанель и с удовольствием ела, цепляя гущу. Черпали по очереди. Паха одну, но с толком, она две, но торопясь.
− Отличненько! — отвалился повар, поглаживая живот. — Надо же столько сожрать! − и поглядел на округлившийся у Чили. — Надеюсь, это жирок завязался?
− Нет, от тюхалы, − злопамятно отыграла Чили.
Паха лишь улыбался и жмурился. Блаженствуя, глядел в синие небеса. Удивительное ощущение глубины. Будто нет ей дна. Одно счастливое солнце купается в неизмеримой глыби.
− Помыть бы, − предложила Чили. Над котелком уже вились мухи, ползали по краю подбирая остатки.
− Завтра водичкой зальем, вскипятим, − рассуждал Паха. − Жир со стенок оттает и по новой все готово.
− С мухотой? — к Чили вкралось подозрение, говорит всерьез.
− А чем плохо? Дичина.
Слушать его — затошнит.
На десерт обязательная веточка полыни. Для пищеварения и противоглистное.
Чили перебралась в тенёк. Примостилась поудобней. Тело приятно ноет. Когда сыто брюхо, усталость убаюкивает. Глаза слипаются − не устоять. Но пускать сладкие слюни не позволили.
− Разувайся, − со вздохом сел Паха. — Ноги посмотрю.
Просьбу от него Чили восприняла негативно. Заботливый какой! Помним-помним!
Паха обреченно вздохнул. В того ли я попал из Последнего Поцелуя.
Она разулась. На Паху грешила, а у самой?! Ноги источали удивительное амбре[16].
Паха, с житейским спокойствием, буркнув сама сказала от жопы растут, осмотрел ей ступни. Отошел, надрал ярко голубых цветочков. Всунул Чили.
− Намни и разотри. Не так потеть будут.
Чили не стала спорить, помяв цветы, втерла их в кожу.
После этого никаких беспокойств. Сытая дрема на свежем воздухе и при чадящем костре. Мухи, занятые ползаньем по котелку, не слишком донимали.
Бездеятельность Пахи закончилась, как только солнце склонилось к закату. Он еще раз обследовал в свою одноглазую оптику окрестности, подбросил дровин, расшевелил оживил костерок. То, что дым увидят с дальнего расстояния, тревоги большой не выказывал. Увязав повыше понягу, надел на нее свою бандану.
− В общем, он это я, − Паха поправил головной убор на своей придумке. − Садись рядом и создавай компанию.
− Просто поразительное сходство!
