Михаил Тырин - Отраженная угроза
– Хорошо, – просветлел Валенски.
– А теперь скажи: тебя уже успели обработать?
– Э-э…
– С тобой говорили эти деятели из корпорации?
– Ну, конечно, – удивленно ответил биолог. – Еще вчера.
– Вчера?!
«Вот суки, – подумал Сенин. – Издалека меня проверяли. По-тихому подбирались».
Он даже не стал спрашивать, о чем был разговор, – и так всё ясно.
– Они просили соблюдать полную секретность, – тихо проговорил Валенски.
– Ага, и меня… тоже «просили». – Сенин горько усмехнулся.
– Как вы думаете, – его голос стал совсем тихим, – это законно?
Сенин приложил палец к губам и выразительно посмотрел по сторонам.
– Законно, – ответил он. – Не волнуйся, делай свое дело. И не «выкай» мне, я же просил.
– Да, извините… извини.
Сенин смотрел на ящик с камнями. Интересная штука, это шанко. Вот так посмотришь – целая жизнь в этом ящике. И не одна. Сразу видно, что человек повидал и вообще чего он стоит. Наверно, нужно обладать особым характером, чтобы с каждой планеты увезти такой сувенир. Обычно живешь и по сторонам не смотришь, думаешь, что всё еще успеешь. Тут по-другому. Тут надо уметь остановиться и присмотреться. Прислушаться, оценить настоящее. Окинуть взглядом будущее, понять, что там еще многое произойдет и немало камней прибавится в этом ящике, но сегодняшний день не повторится. Поэтому именно сегодня нужно поднять камень и придумать для него рисунок. Сенин вздохнул.
– А я вот еще не знаю, что оставлю сыну, – сказал он.
– А что оставили родители тебе?
– Ничего. – Сенин грустно рассмеялся. – Вообще ничего. Я их не знаю. Они были записаны в одну из больших переселенческих программ и улетели, как только я родился. Меня воспитывало государство. Тогда многие так делали. Грудного ребенка ведь в космос не возьмешь. А Федерация поощряла переселение и даже специальные дома ребенка открывала. Для таких, как я.
– И ты про них ничего не знаешь?
– Думаю, их могилы где-то там. – Сенин ткнул пальцем в потолок.
– Так уж сразу могилы?
– Надеюсь, что они умерли. Мне проще думать так, чем считать свою жизнь следствием дырки в гондоне.
– Злишься на них?
– Злюсь? – Сенин расхохотался. – Валенски, у меня еще нет своих детей. Но я кое-что понимаю. Я видел, как мать закрыла своей спиной ребенка за секунду до взрыва топливного бака. Я знаю семью, которая потеряла пятилетнего мальчика во время аварии «Соляриса», помнишь? Так вот, они до сих пор его ищут, все эти годы ищут, на всякий случай. Потому что знают – крошечному человечку в этом мире не на кого надеяться, кроме тех, кто его породил на свет. И мне тоже надеяться было не на кого. Когда я в своем интернате стоял у окна и смотрел на улицу, я знал, что никто не поведет меня погулять по городу, никто не расскажет, как жить, не обнимет, если мне плохо.
– А воспитатели?
– Дурак ты, Валенски… Бери стакан и пей.
Они выпили, помолчали. Валенски понимал, что разговор зашел в неприятную сферу, и нервно ерзал. Он думал, как сменить тему.
– О воспитателях плохого говорить не стану, – произнес Сенин. – Детства у меня, конечно, не было, но… Знаешь, они не позволили нам стать человеческими отбросами. Почти никто из наших не спился, не залетел в тюрьму. А знаешь, что там было самым тяжелым?
– Что? – осторожно произнес Валенски.
– Там у человека нет ничего своего. Ни в карманах, ни в мыслях. Там, как голый, – весь на виду. Абсолютно весь. Ну и ладно. Зато в полиции потом служить легко было. Там тоже ничего своего.
Валенски выжидал, что еще скажет Сенин. После выпивки ему хотелось есть, он заказал бы обед в номер, но боялся вторгнуться этой приземленной темой в воспоминания товарища.
– А, плевать, – сказал наконец Сенин. – Ни о чем не жалею, всё к лучшему. Возьму сейчас отступную у корпорации и отправлюсь в усадьбу. Там дела найдутся, одного ремонта небось на год.
– А усадьбу можно передать детям? – спросил Валенски.
– Нет, – рассмеялся Сенин. – Усадьба – государственное жилье. Социальная гарантия, что-то вроде койко-места в доме престарелых. Пожил – освободи. Мне рассказывали, что один из наших приехал на пожалованную усадьбу с новыми документами, весь в мечтах – а там похороны. Прежний жилец только-только умер, еще кровать не остыла.
– Как жестоко, – покачал головой Валенски.
– Что жестоко? Все мы – заготовки в этом бесконечном конвейере. Некогда сентиментальничать, новые люди дышат в спину.
Валенски поглядывал на него с любопытством. Он еще ни разу не видел такого Сенина – расслабленного, чуть пьяного, погруженного в воспоминания и размышления.
– Я пойду посмотрю меню в ресторане, – сказал биолог, вставая. – Пообедаем здесь?
Он ушел, не забыв закрыть свой ящик на ключ.
Оставшись один, Сенин налил себе почти полный стакан и чуть ли не с наслаждением опрокинул его в себя. В желудке было уже нехорошо, такую дозу спиртного следовало чем-то заесть. Он всегда много пил, возвращаясь из экспедиций. Все пили.
В дверь осторожно постучались. Сенин усмехнулся: не Валенски ли робко скребется в собственный номер?
Но это был не Валенсии, а тот самый тип, что прилетел вместе с Макреевым.
– Не помешаю?
Он остановился в дверях, с интересом глядя на початую бутылку и не совсем трезвого инспектора.
– Заходи, – сказал Сенин.
– Отдыхаете? – Гость деловито потер ладошки и сел на краешек кресла. – Правильно, после хорошей работы надо хорошо отдыхать.
Сенин налил в чистый стакан и без лишних слов подвинул ему.
– А я вот зашел посмотреть, как вы устроились, – сказал гость.
Сенин с трудом сдержал ухмылку. «Ага, конечно, – подумал он. – Делать тебе больше нечего, только ходить по номерам, беспокоиться, как кто устроился».
– Неплохая гостиница, да? – с преувеличенной бодростью проговорил гость, покрутив головой.
– Давай ближе к делу, – сказал Сенин.
Гость примолк, не ожидая такого поворота, но затем оживился.
– Отлично, будем на «ты». – Он приветственно приподнял свой стакан, но к спиртному не прикоснулся. – Дружище, – продолжал он, – ты, кажется, чем-то озабочен?
– Ни капли, – холодно усмехнулся Сенин.
– Но вид у тебя невеселый, – заметил гость.
– Ну, давай, повесели меня. – Сенин налил себе еще.
– Да я, собственно, не клоун. – Гость с укором склонил голову.
– А кто?
– Я помощник господина Макреева. Меня зовут Арсений, фамилия – Радов. И я пришел сказать то, чего не сказал мой шеф. Так вот, Ганимед, твоя работа очень высоко оценена в Секторе. Сам Мелоян сказал, что не ошибся в тебе. Он сказал, что сразу разглядел профессионала, да и просто решительного и мужественного человека.
– А теперь поплачь у меня на груди, – издевательски улыбнулся Сенин. – Пусти скупую слезу.
Радов сделал вид, что оценил юмор. Но Сенин чувствовал, что тот едва не скрипит зубами от злости. Ну и плевать. Сенин не боялся ни его, ни Макреева и даже ни малейшего почтения к ним не испытывал. Он уже сполна оценил ситуацию и понял, кто здесь кому больше нужен.
– Ты, кажется, немного расстроен, что твои планы пришлось скорректировать, верно?
– Мои планы полностью осуществились, – возразил Сенин и показал пустой стакан. – Кстати, где тут установлены телекамеры? Я хочу, чтобы и этот эпизод вошел в мое личное дело.
Радов, похоже, решил не обращать внимания на ерничанье собеседника.
– Видишь ли, дорогой Ганимед, – продолжал он, – мы все вынуждены принимать правила игры, в которой согласились участвовать. У вас сложилась система личностных ценностей, но при этом существуют ценности, на которых базируются мощь и устойчивость корпорации. Пересекаясь взаимно, они образуют иерархическую пирамиду, и если они друг другу противоречат, то этим нарушается стабильность системы. Степень взаимоадекватности доминирующей иерархии ценностей и преобладающих способов их реализации зависит от сопрягаемости составляющих ее элементов. Здесь мы наблюдаем полярные степени соответствия – интегративная и дезинтегративная. Функционально-ориентированная ценность реализации функционально заданных алгоритмов осуществления вашей профессионально-трудовой деятельности и статусно определенных моделей поведения…
– Дать водички? – спросил Сенин.
– Что? – удивленно поднял брови Радов.
– Мне показалось, тебя заклинило.
– Почему, я просто хотел сказать, что…
– Ладно, хватит. – Сенин с грохотом поставил стакан на стол. – Нечего меня уговаривать, успокойтесь все. Передай начальству, что я доведу дело до конца и ничем их не расстрою. И хватит меня опекать.
– Но я и не думал…
– Хватит, говорю. Я уже понял – ты штатный психолог корпорации, и ты пришел, чтоб засирать мне мозги.
– Но…
В этот момент вошел Валенски.
– Ой, – растерянно произнес он. – У нас, оказывается, гость. Подождите, я закажу для вас обед.
