Артем Рыбаков - Зона Тьмы. 1000 рентген в час
У стоящего на столе «Панасоника» («Ох, как же радовались ребята, когда в кювете на ленинградской трассе нашли фургон, набитый оргтехникой! Только вот на налаживание телефонной сети ушло потом целых три года…») замигала лампочка вызова.
— Да, слушаю! — А в голове вертится: «Да пропадите вы все пропадом! И пяти минут спокойно посидеть не дадут!» И тут же другая мысль: «А кто тебя трубку поднимать заставлял? Пушкин, что ли?»
— Виталий Андреевич, это Терёшин, — голос Валерки звучит бодро, хоть парень уже третьи сутки без сна и на ногах, точнее — спит урывками и на колёсах. — К приёму гостей всё готово, от попов весточка пришла, что они наших приветили и дальше по железке отправили, так что можно ожидать — до места в срок доберутся.
— Это хорошо, Валера. Очень хорошо. — «Надёжные союзники посадские. Хоть первое время и пугали их тараканы. В молодости и с большого перепою привидеться не мог такой симбиоз — монахи и милиция. Всегда Стругацкие, с их всеобщей интеллигентской страшилкой — Святым Орденом, на память приходили. А на поверку оказалось очень даже ничего — душевно, можно сказать». — Что-нибудь ещё?
— Да, Виталь Андреевич, есть и печальные новости. Отец Андрей Зайченко умер. Два дня назад.
«Ну вот, ещё один ровесник, соратник, друг! Скоро и мне пора… — резанула предательская, почву из-под ног вышибающая мысль. И тут же вслед — другая, яростная: — А вот хрен вам по всей морде! Не дождётесь! Как и положено боевому коню — на бегу сдохну, так что сам не замечу! Капитана Сибанова просто так не согнуть!»
— Жаль, хороший мужик был. Умный, — это уже вслух и в трубку. Голос твёрд — не хватало ещё, чтобы ближайший помощник, воспитанник, почти сын, подумал, что врачей в кабинет шефу звать пора. — Кто теперь вместо него?
— Отец Владимир. Илюха с ним пообщался, и он сам на нас вышел — сообщение по «мылу» прислал. Предлагает через недельку-другую встретиться, обсудить ситуацию.
— Да? Хорошо! — «Надо интонацией Валерке показать, что очень работой доволен. Орденов-то у нас с медалями нет. Да и что все эти побрякушки по сравнению с настоящей, искренней благодарностью? Побрякушки и есть. О, чуть ещё об одном деле не забыл…»
— Валер, Лизонька сейчас на месте?
— Да. Полчаса назад в коридоре у медблока встретил.
— Будь добр, попроси её ко мне через… — быстрый взгляд на массивные настенные часы, — через час, без пяти минут шесть, зайти.
— Хорошо, Виталь Андреевич, попрошу.
— Ну и ладненько! Кстати, от пскопских ответ не пришёл?
— Пока нет, но у них там обрыв кабеля случился.
— Диверсия?
— Нет, что вы! Один молодой «баобаб» трактором на столб наехал — с управлением не справился, когда перед молодухами выпендривался.
— Точно?
— Точнее некуда. Я лично по радио с майором Гавашели разговаривал. Вы ж «особистов» тамошних знаете — душу вынут, под микроскопом рассмотрят и назад через задницу засунут!
«Смешно и очень точно псковичи описаны! Старая школа всё-таки. Оттого, наверное, мы во времена оны… Ну вот, я уже и думать начал как в спокойнейшем, если с нашими временами сравнивать, девятнадцатом веке! А что поделаешь? Старые романы так перед сном успокаивают! Мысли в порядок приводить помогают. Читаешь про треволнения какого-нибудь осташковского помещика или калужского предводителя дворянства — и млеешь. Старость это, наверное».
— Ну и ладно, а то мне всё хитрые прибалтийские диверсанты мерещатся. Помнишь, как в том старом анекдоте: «Эстонский спецназ подкрадывался к противнику…»
— … И посмотреть на это эпическое зрелище в течение двух месяцев съезжались туристы со всей Европы! — продолжил шутку Терёшин. — Нет, всё чисто, ничьих следов не обнаружили. А Лизавета вам зачем? А то я могу ц.у. ваши передать.
— Спасибо, Валера, но это личное…
— Про Илью с ней говорить будете? — Догадался чертяка!
— И про него — тоже. А тебе, чтоб таким умным в глазах начальства и оставаться, поручаю к семнадцати двадцати предоставить мне намётки по поводу встречи с отцом Владимиром. Давай, пыхти, Следопыт. У тебя двадцать восемь минут осталось!
— Постараюсь, Виталий Андреевич. И мы ещё закончили разработку материалов по интеркулерам[106] — нужна ваша санкция на подготовку групп.
— Напомни, в чём там проблема была?
— Научники пришли к выводу, что если на наших газогенераторных[107] машинах применять промежуточные охладители газа, то можно очень существенно поднять КПД…
— Хорошо, а мы тут при чём?
— Мы покопались в источниках и выяснили, что такие охладители до Тьмы ставили на доработанные, «тюнинговые», как их называли, машины. А дальше — дело техники, нашли адреса контор, этим занимавшихся, списочек составили.
«А ведь у Васьки такая машина была… — опять накатили воспоминания. — „Ниссан“, как его? „Скайлайн“, да… И кулер этот там был, точно… Он как-то хвастался, что поставил…»
— Ну и много их, этих контор?
— В Столице с десяток был.
— Так это для трёх, максимум — четырёх стандартных групп работа! Моя санкция вам зачем?
— Мы ещё один список составили. Моделей, на которые такие охладители ставили, а тут уже групп десять или пятнадцать посылать надо.
— Слушай, Валерка, голову мне не морочь! Их уже разобрали на металлолом давно, машины твои!
— Виталь Андреич, нет! Они тогда никому на фиг были не нужны — низкие, спортивные… так и стоят небось в развалинах… А учёные божатся, что прирост эффективности чуть ли не в двадцать процентов будет.
— Чёрт с тобой! Но выкладки наших шибко умных товарищей мне принеси! Через… — снова взгляд на часы, — двадцать шесть минут! Что-нибудь ещё?
— Да, но это уже из Экономсовета заявки. Им там какое-то оборудование для нефтянки надо, вот и прислали заказ нам.
— Ну так и приноси, чего по телефону-то? Всё, жду!
«Теперь, когда с основным на сегодняшний день разобрались, можно и подумать о том, как, когда и, самое главное, зачем сконтачились потомки янычар и викингов? В то, что это испанцы или арабы (из тех, кто мог в песках Северной Африки выжить), верится с трудом. Ещё понять, что южанам от нас, грешных, понадобилось? И почему они на посадских первым делом не вышли, на милость божию рассчитывая».
Глава 19
Саламандр поворошил палкой угли в костре и, сплюнув в сторону, спросил:
— Ну, командир, куда теперь отправимся?
— Назад, откуда приехали. В Коломне ещё одна точка намечена. А сейчас давай спать, Серёга. Завтра рано вставать.
* * *Самое смешное, что памятник с вертолётом мы нашли. Пронеслись по пустырям к панельным многоэтажкам, пугающим случайного наблюдателя закопчёнными стенами (от района, где тридцать лет назад взорвались американские боеголовки, их ничего не прикрывало, вот и выгорели снизу доверху), и собрались нырнуть в глубь квартала, но тут Тушканчик крикнул:
— Тормоз! Там «девять часов» какая-то странная штука блестит!
Андрей сбавил скорость и вывернул руль влево.
«Хм, действительно, что это может быть?» В прогалине между домами, сверкая в лучах закатного солнца, на высоком каменном столбе стояла странная статуя. Машина проломилась через высокий кустарник и, снеся массивным бампером какой-то странный металлический столб с непонятными рогульками наверху, остановилась метрах в пятидесяти от колонны. Тускло блестела золотом фигура женщины с поднятыми вверх руками, поддерживающими небольшую птицу. За спиной виднелось одно крыло, второе валялось чуть поодаль — ударная волна прошлась или мародёры дикие отломали, кто же сейчас скажет? В высокой траве виднеются каменные плиты с какими-то надписями.
— Это что, языческое капище? — с удивлением спросил Чпок.
— Сейчас прочитаем, что там написано, и узнаем. — Мистер Шляпа открыл дверь и, подхватив автомат, вылез наружу. Я последовал за ним.
В небольшой рощице (явно уже после войны тут всё так заросло) было тихо, только порыкивали моторы «Тигров» и перекликались спугнутые нашим появлением птицы.
Ребята из второго экипажа тоже вылезли из машины, но подходить не стали, а, повернувшись к нам спиной, образовали «внешнее оцепление».
Так, «гэху» можно повесить на плечо, прикрытие есть. На вывороченных корнями деревьев и кустов каменных плитах видны потускневшие за прошедшие десятилетия буквы. Чпок читает чуть не по складам:
— Доб-ры-й Ан… гел… Ми-pa! Добрый ангел мира? Заноза, это что за фигня?
— Не имею ни малейшего понятия! — совершенно искренне ответил я. — Поехали к вертолёту.
Когда машина разворачивалась, я бросил ещё один взгляд на эту сюрреалистическую картину — в центре выжженного атомным пламенем города, рядом с огромным многоподъездным домом, набитым костяками умерших жильцов, на высоком постаменте сиял тусклым золотом Ангел Мира.
