"Фантастика 2025-29". Компиляция. Книги 1-21 (СИ) - Белл Том

Выходец разразился возмущённым рёвом.

— Дурной унар! — выл он, обвиняюще тыча пальцем в сторону Рокэ. — Обманул Арнольда Арамону! Я всегда тебя насквозь видел. Сам дурной и дурного взял! Плохой оруженосец – плохой эр! Хитрый, хитрый, дурной! Убил, убил мою родную доченьку!..

— Соберано! — деликатно окликнул Ворона рей Суавес. В руках у него были четыре четвертушки свечи, которую он нарезал из одной, Создатель знает откуда взятой. — Может, его того – заговором?..

— Подожди, — остановил его Алва и опять обратился к Арамоне. — Так как же ты вернёшься к королеве без короля?

Выходец, как и прежде, разом умолк и его глазки опять воровато забегали. Так, должно быть, он вёл себя, когда покойный Дорак уличал капитана Лаик во взяточничестве.

— Арнольд Арамона верно служит королеве, — забубнил он, словно оправдываясь. — На Арнольда Арамону всегда можно положиться. Он будет охранять короля для королевы. Он не возьмёт никого даже ради доченьки. Арнольд Арамона помнит свой долг!

— Так королева послала тебя охранять? — уточнил Алва, в упор рассматривая расхваставшегося Свина.

— Капитан Арамона отличный воин, — напыщенно подтвердил выходец. — С ним лучше дела не иметь. Враги скоро узнают это!

— Разве враги скоро будут здесь? — спросил Алва.

— Все, — подтвердил Арамона. — Король позовёт – и они придут. Так сказала королева. Плохой унар! — вдруг снова взвыл он. — Хитрый, хитрый, дурной! Убил мою доченьку!

— Рокэ, зачем вы говорите с ним? — не выдержал Робер. Причитания выходца о доченьке (Робер подозревал, что это та уродливая девчонка, которую он видел в Агарисе) нестерпимо действовали ему на нервы. — Неужели вы хоть что-нибудь понимаете в этой ахинее?

— Представьте себе, да, — кивнул Алва. — Полагаю, он говорит, что здесь скоро будут раттоны.

— Раттоны? — поразился Робер.

— Именно. Я думаю, что Оставленная – помните легенду о хранительнице Лабиринта? — послала нам выходца в качестве охраны. Раттоны боятся их. Мы уже имели случай в этом убедиться.

— А мне кажется, — возразил Робер с чувством, — что этот охранник готов съесть нас живьём.

— Несомненно, у него есть свои планы насчёт вас. Но Дракко не позволит ему к вам приблизиться, если вы будете осторожны и не станете называть его по имени.

— Я охотнее бы пустил бы в него стрелу из лука, — возразил Робер.

— Нет. — Алва посмотрел на него потемневшими встревоженными глазами. — Пусть едет за нами. Он может нам пригодиться. Разве вы не слышали, что он говорил? Он заявил, что раттоны придут, когда король позовёт их.

— И что это значит?

— Не знаю. Надеюсь только, что речь идёт не о Диконе.

Робер подумал, что ослышался.

— Дикон? — воскликнул он. — При чём здесь он?

Алва покачал головой.

— А кого ещё кроме меня Свин может звать «плохим унаром»? — ответил он. — Вы сами слышали: дурной эр – дурной оруженосец! Едем! Пока я не разберусь во всём этом, повремените пускать в ход свой лук.

— Соберано! — вдруг воскликнул рей Суавес.

Они обернулись. Впереди них – там, где недавно не было ничего, кроме линии горизонта – возносилась в небо серая башня, похожая на мощные ротонды, стоящие в центре Гальтары. Казалось, что она парит в воздухе совсем недалеко, стройная и грозная, сложенная из грубо отёсанных камней. А на её вершине неуклонно и неумолимо разгорался огонь, будто пожар, дотла уничтоживший недавно Эр-Эпине.

Нет, это был не пожар! Там поднималось огромное, багрово-золотое солнце, похожее на кровоточащее сердце, вырванное из тела самой земли.

Настоящее солнце померкло в его сиянии.

— Блуждающая башня! — пробормотал Робер.

На время все они застыли, не в силах оторвать взгляд от удивительного зрелища.

— Вперёд! — наконец коротко скомандовал Алва, и голос его звенел от напряжения.

Они помчались галопом прямо на видение, и время, казалось, остановило свой ход.

Пылающее сердце озаряло им путь ало-багровыми сполохами, словно кровь земли толчками изливалась в небо, меняя его цвет. Башня парила перед всадниками, не приближаясь ни на бье, но и не исчезая из виду. Мир вокруг превратился в зыбкое марево. Он утратил знакомые очертания и привычный облик, сделавшись чем-то нереальным. Даже выходец на Пегой кобыле, который продолжал понуро плестись следом, теперь не казался странным или пугающим.

Рядом с Блуждающей башней выросли руины Гальтары. Алва, возглавлявший отряд, резко остановился и задрал голову к алеющему небу. Эпинэ последовал его примеру и увидел на фоне багровых облаков летящие чёрные тени, похожие на огромных уродливых насекомых. Они неслись в Гальтару, издавая высокий крысиный визг.

— Враги, — пробубнил сзади Арнольд Арамона.

Алва обратился к Суавесу.

— Хуан, оставайся здесь, — велел он. — Ты присмотришь за лошадьми. И вы тоже, Робер, должны ждать меня тут. Натяните ваш лук и будьте наготове. Если раттоны начнут разбегаться, стреляйте.

— А вы? — хором спросили Иноходец и Суавес.

— Я поеду дальше и попробую найти Дика. Вероятно, он на Башне. Я выведу его обратно. Но ему нужно оружие. Хуан, распакуй кофр и подай мне меч и корону.

— Но как же мы встретимся? — запротестовал Робер. — Не лучше ли мне пойти с вами? Два человека вернее отыщут одного!

— Главная опасность сейчас – раттоны, — возразил Ворон: лицо выражало непреклонную решимость. — В крайнем случае вы способны окружить Гальтару стеной огня и не дать им вырваться. А Ричарда я найду сам. Не забывайте: я Ракан. Мне довольно позвать своего вассала, чтобы отыскать его.

— Что это с выходцем? — вдруг спросил Хуан.

Все трое обернулись, ища глазами капитана Арамону. Но там, где минуту назад стояла Пегая кобыла, больше не было ничего. Только тёмное пятно расплывалось на пыльно-серой земле – сырое и плесневое.

Глава 8. Зверь. 3

3

Каталлеймена сказала правду: Блуждающая башня сама нашла Ричарда.

Она выросла перед ним внезапно, без зова. Ослепший от неистового сияния, которое билось в его руках, Дик не смог бы миновать её, даже если бы не утратил способности зрения. Она стояла у него на пути, куда бы он не повернул.

Он не видел её, но всей кожей чувствовал её холодное дыхание. Ноги сами ступили на каменную лестницу, и он стал подниматься на ощупь, неуверенно, натыкаясь на стены. Багровый жар плыл у него перед глазами – жар, переплавивший все цвета и формы в одно ревущее пламя. Ричард шёл вслепую в самом центре светового смерча, который неистово бушевал в его ладонях.

Ему казалось, что он поднимается целую жизнь.

Наконец, каменные стены отступили, и свежий воздух коснулся его лица. Зрение постепенно возвращалось – медленно, словно нехотя. Мир проступил вокруг Ричарда сумрачными контурами, как рисунок углём на багровой бумаге. Сердце Скал в его руках содрогалось, и с каждым биением выбрасывало в небо сноп тёмно-алого света.

Это кровоточила сама Кэртиана.

Ричард знал: он совершил непрощаемое преступление.

Он поднял Сердце Скал над головой и положил его в каменную чашу, свисавшую на тяжёлых цепях в центре смотровой площадки. На миг ему показалось, что он когда-то видел это во сне. Потом осторожно отступил и отвернулся, пытаясь рассмотреть окружающее. Глаза видели всё лучше, и Ричард заметил, что солнце, недавно поднявшееся над горизонтом, померкло в багровом свечении, словно его золотой диск заволокло кровью.

Утро превратилось в Закат.

Ричард подошёл к парапету и, ухватившись за один из каменных выступов, перегнулся вниз. Земля под ним лежала огромной живой картой: ему казалось, что он видит все Золотые Земли одновременно. Достаточно было лишь сосредоточить взгляд, чтобы рассмотреть детали. Блуждающая башня, молниеносная как мысль, мгновенно переносила его в нужную точку.

Он мог проститься со всем, что любил.

Прежде всего Ричард сконцентрировал взгляд на северо-востоке: там лежал Окделл. Вскоре перед ним вырос старый замок в скалах: суровый и древний, как сама земля. Здесь уже всюду лежал снег, а утреннее небо казалось почти белым, словно выцветшим от холода. Во дворе деловито сновали слуги; в комнатах правого крыла затапливали камины. Но хозяев не стоило и искать: матушка умерла, а сестёр ещё осенью увезли к новому опекуну. Жизнь надолго ушла отсюда, разве что дядюшка Ларак иной раз наведается в замок проверить, не заленился ли управляющий, и втихомолку поплачет о тех, кто больше не вернётся сюда никогда.