Ротмистр Гордеев - Дашко Дмитрий Николаевич

Была не была! Корчу рожи, стараясь выглядеть как можно уморительнее. Это не то, когти гигантской обезьяны распарывают мне китель всего в нескольких миллиметрах от кожи. Николову удаётся отвлечь монстра на себя, и тварь ненадолго оставляет меня в покое. Теперь уже несладко приходится контрразведчику, долго он не продержится. Монстр на удивление ловок, несмотря на приличные габариты и немаленькую массу. Да и силой его не обидели, вон как легко и просто сковырнул с места наш автомобиль.

И как же мне рассмешить эту мартышку? Палец показать, что ли? Была у меня подруга во времена курсантской молодости, так та хохотала, стоило мне лишь открыть рот. Вот бы у них с этим демоном было бы много общего…

Пока что обезьян категорически не желал веселиться. Ему больше нравилось гонять бравого контрразведчика. Вот доберётся до него, а там и моя очередь. Кстати, есть ещё один важный момент: даже если я насмешу тварь, то от чего она помрёт? Со смеху, что ли, лопнет? А если у мохнатой скотины напрочь отбито чувство юмора? Ну почему я не Джим Керри с его резиновым лицом?!

Николов выбивается из сил, его лицо покраснело от напряжения. Хватит размышлять, пора что-то придумать. А если так? Пинаю обезьянищу в мохнатый зад, резко отскакиваю и корчу новую потешную физиономию – оттопыриваю пальцами уши и показываю язык. Хорошо, кроме Николова и твари никто меня больше не видит, а то позору – на весь мир…

Есть! Хихи хохочет, заливается, верхняя губа вновь закрывает демону глаза.

– Бейте! В лоб его! Да быстрее, чёрт вас дери! – кричит контрразведчик.

Выхватываю трофейный вакидзаси, столь счастливо вернувшийся ко мне, и кидаю его, куда велено – в лоб демону. Не зря в училище я часами тренировался метать в цель всё что ни попадя: от сапёрной лопатки до штык-ножа. Лезвие вакидзаси с глухим стуком пробивает лобную кость недо-Кинг-Конгу. Смех Хихи обрывается на высокой ноте, словно монстр поперхнулся собственным хохотом. Гигантский губошлёп падает на спину и замирает мёртвой грудой.

Николов кидается к павшему демону, вырывает мой вакидзаси из головы чудовища и… перерезает ему горло. Хлещет фонтаном пылающе красная кровища. Николов приникает к струе, жадно пьёт. Меня чуть не выворачивает от отвращения. Что он делает?

Полковник оборачивается ко мне, губы его в крови монструозной обезьяны.

– Ротмистр, пейте!

– Вы с ума сошли, Сергей Красенович?!

– Пейте, это приказ!

Посыл подполковника столь силён, что об отказе не может быть и речи. Перебарывая тошноту, приникаю к разрезу и глотаю, глотаю, с трудом проталкивая в желудок эту терпкую, солёную жидкость.

– Достаточно, – говорит контрразведчик.

С облегчением отхожу от чудовища, утирая испачканный рот тыльной стороной ладони.

– Ну и зачем мы тут вампирили?

Николов достаёт платок, вытирает им испачканный в демонской крови рот. Точно, у меня же тоже где-то в кармане имеется. Шарю по карманам, извлекаю платок с монограммой «Н. Г.», привожу себя в порядок.

– Японцы считают, что если человек напьётся крови Хихи, то сможет видеть демонов и духов без всяких специальных амулетов.

Да? Ну-с, проверим. Смотрю на Николова. Обычный подполковник контрразведки, ничего в нём не изменилось. Прищуриваюсь одним глазом, другим… Ничего не меняется.

Сергей Красенович усмехается.

– Николай Михалыч, во мне ничего демонического нет. Обычный человек. Как и вы.

– Давайте осмотримся, – предлагаю контрразведчику. – В Кузьмина откуда-то стреляли, а демон выперся на нас с голыми лапами.

– Полагаете, у него был сообщник?

Киваю утвердительно. Не похож этот урод на стрелка из лука, так что был кто-то ещё, стопудово был.

Отвязываю своего перепуганного конька от перевёрнутого автомобиля. Слава богу, мой четвероногий друг не пострадал от Хихи, хотя напугался сильно: вон как дрожит даже от моих прикосновений.

– Ничего, родненький, ничего. Тебе больше нечего бояться. Если кто-то на тебя нападёт – беги.

Взгляд у коняшки умный, как будто всё понимает, только сказать не может.

– Николай Михалыч! – кличет контрразведчик.

– Иду!

Мы с подполковником лезем в кусты. Поиски недолги, сразу за кустами находим и место засады – трава притоптана. Судя по следам, кроме обезьяны-хохотунчика тут был и кто-то ещё, более человеческих размеров. Ну, судя по следам обуви. Но ни лука, ни арбалета, ни других осиновых или ещё каких стрел не видно.

Следы ведут вглубь леса. Что, увидел, как мы сделали демона, и смылся, пока не взяли за одно место? Даже не знаю, что сделаю с тобой за смерть Кузьмина, но обязательно придумаю. Одно плохо – мы с Николовым сейчас не в том состоянии, чтобы преследовать ушедшего засадника, да и темно для поисков в лесу.

Выбираемся обратно на дорогу. Опаньки, а это ещё что за шутки? На месте гориллы-переростка лежит тот самый тайи, которого я со своими парнями взял «языком» в нашем первом рейде. Тот самый, чьё самоубийство с помощью вакидзаси чуть было не повесил на меня этот придурок Дзатоев.

– Какого хрена?! – озадаченно чешу я затылок.

Может, это брат-близнец покойного? Или для меня все японцы на одно лицо? Хотя нет, мы ж столько на своём горбу этого офицера пёрли, я его хорошенько запомнил. Короче, дело ясное, что дело тёмное.

– Николай Михалыч, не стойте столбом, – окликает меня Николов. – Лучше помогите.

– Да-да…

Бросаю последний взгляд на мертвеца. Вдвоём с Николовым мы кое-как, с натугой ставим наш автомобиль на все четыре колеса. Кручу кривую рукоятку стартёра в попытках завести мотор. Да, тут техническому прогрессу ещё трудиться и трудиться, чтобы довести автомобилестроение до технологий хотя бы более или менее мне привычных. По лицу с непривычки стекает обильный пот, рука чуть ли не отваливается, и всё-таки кручу-верчу, обма… то есть завести хочу.

Двигатель несколько раз чихает, но никак не хочет схватываться. Пытаюсь вспомнить, как дед возился со своими старенькими «жигулями». Может, свечи залило? Открываю капот. Тот ещё трабл оказался. А нет свечей. Вернее, стартёр, который я крутил кривой рукояткой, и есть своеобразная свеча. Ну, тогда карбюратор… Так и есть. Карбюратор подзалило. Уже легче, теперь хоть понятно, что делать. Прочищаю его, кручу рукоятку – есть, двигатель схватился, и затарахтело.

– Стесняюсь спросить, господин штабс-ротмистр, – вклинивается контрразведчик, – в том вашем будущем мире, откуда вы к нам попали, автомобильная промышленность далеко шагнула?

– Очень. – Не стоит вдаваться в подробности, иначе расспросы затянутся. Да и как объяснить, что ведутся работы по созданию беспилотных автомобилей? – Но в целом всё то же – четыре колеса, руль, двигатель…

– Справитесь с управлением?

– Надеюсь.

Грузим на заднее сиденье останки бедолаги-вампира и демона-тайи. Николов снимает фуражку и трижды осеняет себя крестом, я повторяю за ним.

– Эх, Кузьмин, Кузьмин! Не уберёг я тебя! Прости меня, грешного! – с горечью произносит подполковник. Губы его дрожат. В глазах сожаление.

– Царствие небесное, – вздыхаю я.

Эх, война… Не знаю, куда после смерти обычно попадают вампиры, но русские вампиры должны быть там же, где и остальные наши герои-солдаты.

– Надо будет отписать его родственникам.

Николов надевает фуражку и становится прежним – спокойным и деловитым. Его спокойствие передаётся и мне.

Снова привязываю своего скакуна к машине, занимаю место за рулём, Николов рядом. Трогаю с места. Стараюсь сильно не разгоняться: управляться с этим допотопным механизмом непросто. Один руль без гидроусилителя чего стоит.

Только вампир может крутить эту баранку с утра и до вечера.

– Господин подполковник, – решаюсь спросить я, – как вышло, что японец, – киваю на труп своего бывшего «языка» с перерезанным горлом, – обернулся демоном? Ведь когда мы взяли его в плен, мой амулет на него никак не среагировал.

– Полагаю, после его самоубийства был проведён соответствующий ритуал, дабы душа вашего пленника превратилась в Хихи и изменила тело японца, – спокойно отвечает Николов.