Лучший из худших - Дашко Дмитрий Николаевич
Так что ран, Форрест, ран! Тебе надо лететь вперёд, как электровеник…
И я полетел, почти не касаясь ногами ступенек лестницы, в любую секунду ожидая пули в лоб или другую часть тела.
На втором этаже произошла короткая заминка – нашёлся храбрец, который попытался проделать во мне несколько нештатных отверстий. Я спинным мозгом ощутил его появление в коридоре и, крутанувшись на сто восемьдесят градусов, превратил в кусок фарша. Пуль не жалел, и нафаршировал парня свинцом так, что он разом потяжелел на пару килограммов. Вот только ему больше никогда уже не похудеть.
Минус пять. А ничего так… Кучно пошло.
Ещё недавно я даже не представлял, как, будучи солдатом, буду стрелять по живым людям, а тут замочил чуть ли не взвод бандосов… И главное, в душе ничего не свернулось и не развернулось. Я давил их, как каких-то клопов, хотя к клопам, пожалуй, больше жалости. Да и чего рыдать над теми, кто начал убивать первым. Видит бог, я этого не хотел, но мне пришлось принять навязанные правила жестокой игры.
Экскурсия по второму этажу показала, что больше желающих изображать из себя ковбоев нет, то есть искать их нужно повыше. Значит, нам туда дорога… Только успел об этом подумать, как рядышком шлёпнулась хрень с уже знакомыми очертаниями ручной гранаты. Етитьколотить… Трюк с замедлением времени уже не получится, маны во всём особняке нет, а копить запасы в себе я не умею. Научусь со временем, конечно… если выживу.
Одна радость – «лимонка» упала на редкость неудачно для того, кто бросил, и весьма удачно для меня: она подпрыгнула и быстро покатилась в другую сторону. Соответственно, я рыбкой полетел в противоположном направлении. Тут пригодились качества кузнечика, приобретенные когда-то на полосе препятствий. В общем, громыхнуло, когда я оказался в соседней комнате, спрятавшись за стеной. На моё счастье, перегородки были капитальные, не пенопласт фирмы «Мухин и Ко», так что осколки прошлись по стенам и потолку, но на мою долю ничего не перепало.
Однако желание идти на штурм третьего этажа сыграло вниз на несколько биржевых пунктов, как акции пейджинговых компаний в момент появления операторов мобильной связи. Понимание, что я не трус, но я боюсь, прошло красной строкой по моему сознанию. Но, к счастью, наметившаяся слабина резко сдала назад, после того как пришла следующая мысль: если сейчас сдрейфлю и смоюсь, буду бояться до конца своих дней, то есть в свете происходящих событий ждать придётся недолго.
Закусив удила, я блохой поскакал по ступенькам на следующий этаж. Там, кажется, стали рано праздновать победу, уж больно удивлёнными и вытянувшимися были морды крепкого мускулистого мужичка лет сорока, всего из себя экипированного, как заправский страйкболист, и второго – гораздо старше, в полосатом костюмчике на итальянский манер, с седой шевелюрой и благообразной внешностью крёстного отца мафии.
«Страйкболиста» я вынес первым, а вот старичок меня заинтересовал.
– Гвоздь? – спросил я, наставив на него дымящийся ствол здешнего «Узи».
Тот с достоинством кивнул.
– А я Ланской, которого ты приказал убить. У меня к тебе один вопрос, старый… Скажи, какого … ты, сука старая, ко мне привязался?
Мужчина в костюмчике действительно оказался мужчиной. Вместо того чтобы упасть на колени и броситься к моим ногам, умоляя сохранить ему жизнь, он распрямился во весь невысокий рост и с полупрезрительной ухмылкой произнёс:
– Ты обидел моих людей, Ланской. В нашем мире это карается смертью.
– Спасибо! – кивнул я. – Значит, концепция не изменилась. Прощай, Гвоздь!
– Прежде чем нажать на спусковой крючок, хорошенько подумай! – произнёс он.
– Ненавижу банальщину, но ладно… Назови хотя бы одну причину, по которой я должен оставить тебе жизнь, – шаблонная фраза из кучи просмотренных когда-то боевиков оказалась как никогда к месту.
– Моё убийство тебе не простят! – грозно выпалил Гвоздь.
– И кто, если не секрет? – заинтересовался я. – Огласи весь список, желательно с адресами. Я пройдусь по ним позже, когда будет больше свободного времени.
– За мной стоят такие люди, что на твоём месте я бы сам пустил себе пулю в лоб, – уже не так уверенно заявил собеседник.
– Конкретней, пожалуйста! Я понимаю, что тебе спешить на кладбище не хочется, но у меня ещё куча дел, – попросил я.
– Дурак! – покачал головой он. – Дурак!
Я понял, что кроме ругательств больше от него ничего не услышу. Обидно, конечно, где-то даже досадно, но ладно.
– Значит, нормально говорить не желаем, предпочитаем обзываться. Давай, Гвоздь, давай к своим! Они тебя заждались. – И я нажал на спуск автомата.
Покончив с мафиози, обессиленно присел на корточки. Чуток отдохну, изображу картину подостоверней и пойду вызывать полицию. Авось проканает версия о невинно похищенном, спасавшем свою шкуру от кровожадных бандитов. Хотя, признаюсь, упоминание некоей грозной силы за плечами Гвоздя не сильно прибавило мне оптимизма. Снова захотелось вернуться в уютный полумрак казармы, где все твои проблемы решаешь не ты, а отцы командиры.
Закончилось заседание сенатской комиссии по бюджету, и председатель одной из самых могущественных фракций, после Остермана конечно, Василий Васильевич Голицын находился в добром расположении духа.
Концессия на строительство крупного порта отошла компании, к которой Василий Васильевич имел самое непосредственное отношение. Ну как непосредственное… Официально, конечно, во главе стоял попка – наёмный директор, и ни в одном из документов компании фамилия Голицыных не фигурировала, но кто в курсе, те знали настоящий расклад, включая и то, кто снимает основные сливки.
Все знали, что порт будет построен точно и в срок, и такое положение всех устраивало. Ну а что по бумагам будет потрачено несколько больше, чем на самом деле… Так и тут претензий к Василию Васильевичу не имелось: он воровал не с убытков, а прибылей. И пока что такая ситуация устраивала всех. Возможно, и государя императора, хотя тот порой начинал выказывать признаки некоторого неудовольствия.
Правда, Голицын понимал: до настоящей грозы и туч над головой ещё ой как далеко, а может, их и вовсе не будет. Уберёт его императорское величество фамилию Голицыных от руля – неужто на их место встанут иные? А если и встанут, давно известно, что от честных дураков куда больше вреда для дела.
После такого события было не грех заехать в «Медведь», позволить себе рюмку-другую – от кутежей с цыганами, гитарами и девками Василий Васильевич давно уже устал, предпочитая шумному гулянию спокойные посиделки.
Но тут в кабинете неслышной тенью появился его секретарь с последним чудом техники – новомодным радиотелефоном в руке. И Василий Васильевич, как умудрённый опытом муж, сразу понял: его ждут дурные вести. У него были по-настоящему звериный нюх и интуиция на такое. Они не раз спасали его от тяжёлых последствий. В голове заиграла мрачная мелодия – «та-да-да-там»…
– Кто? – нахмурил брови сенатор.
– Их светлость новгородский губернатор граф Толстой.
Голицын с тоской поднёс к ушам трубку.
– Слушаю…
– Здравствуй, Василий Васильевич. – Между Толстым и Голицыным была давняя дружба и потому они общались между собой по-простому, без чинов.
– И тебе не хворать. Чую, неспроста звонишь, хотя мог бы и почаще. Мы с тобой хорошо если раз в году на ассамблеях встречаемся.
– Дела, Василий Васильевич… Дела наши скорбные. У нас тут пренеприятный конфуз приключился в губернии.
– У тебя губерния с три Франции, – усмехнулся Голицын.
– И то верно. Нет, в самом Новгороде всё как полагается, в образцовом порядке. А вот в Череповце один тебе хорошо знакомый мизерабль Ланской-младший начудил изрядно.
– Что же он такое натворил? – напрягся Василий Васильевич.
Собеседник на том конце трубки затих.
– Говори, не стесняйся, – с нотками раздражения произнёс Голицын.
– В общем, наделал делов шалопай… Я тебе всего сказать не могу, разговор конфиденциальный, но намекнуть могу: убил, понимаешь, паршивец, мещанина Гвоздикова… Ты о нём, наверное, что-то мог слышать.