Сергей Ковалев - Биотеррор
Он открыл глаза и сел в кровати.
— Правда, то, что при этом погиб Калашников, запутывает ситуацию. Возможно, целью был он. У него явно больше врагов, чем у меня. Какого черта он вообще там оказался?
— Это, как раз, неудивительно, — ответила Алиса. — У него загородный дом дальше по Дмитровке. Калашников панически боялся летать, даже в другие страны ездил на поезде. Вертолет тем более не признавал. У богатых свои причуды.
— Значит, он и правда мог быть целью. Хотя способ, которым спровоцировали аварию, указывает все-таки на…
— На кого?
Данила замялся, ответил нехотя:
— Сама видишь, происходят вещи, которые трудно объяснить естественными причинами. Виктор прав и мы имеем дело с людьми, способными на… колдовство, что ли.
— Не думала, что услышу такое от тебя.
— Почему?
— Ты такой рассудительный, все у тебя по полочкам разложено и обосновано.
Данила усмехнулся:
— Сказала бы прямо: ограниченный тип с нулевой фантазией не может верить в колдовство.
— Эй! Я этого не говорила!
— Но подумала. Это, в общем, правда. Я не верю в колдовство. Вера как метод для меня вообще неприемлема. Я либо знаю, либо не знаю. Сейчас мы столкнулись с тем, что нельзя объяснить естественными причинами. Что выглядит так, как принято описывать колдовство. Нам сейчас не до научных изысканий. Потому введем рабочую модель, в которой колдовство существует. Это позволит прогнозировать действия наших противников.
— Каких противников? — Алиса потерла виски, пытаясь разогнать пульсирующую тяжесть в голове. — Измайловские? Какая-то китайская магия? Это даже звучит смешно. Фэн Цзы применил против нас фэн-шуй.
— Не так смешно, как кажется, — возразил Данила. — Мастера фен-шуй тысячи лет собирали эмпирические данные о влиянии расположения предметов на психику людей. Другое дело, что у европейцев иная психология и на них все это либо вообще не действует, либо действует не так. Но я сейчас говорил о других людях. О тех, для кого ты — Избранная.
Алиса даже зарычала. Но на Данилу эту особого впечатления не произвело.
— Извини, это же не я придумал. Поселок «Воробьиные поля» объективно существует. Из рассказа Радмилы ясно, местные верят, что именно ты можешь найти важный для их общины артефакт. Но рядом крутится тип — это я про себя, если что, — который мало того, что пользуется запрещенной здесь техникой, так еще и может отговорить тебя искать эти самые катрены. Вполне логично от него избавиться.
— Это все только предположения, — возразила Алиса. — Люди здесь, конечно, с приветом, но милые и добрые. Да и зачем им сразу к таким крутым мерам прибегать? Что бы им стоило просто не пускать тебя в поселок? Хорошо, вчера ты вез меня, нас пропустили вместе. А сегодня?
— Они понимают, что тогда я устроил бы осаду. Чтоб искать катрены тебе рано или поздно пришлось бы покинуть «Воробьиные поля», и мы все равно встретились бы.
Алиса почувствовала, что краснеет.
Впрочем, Данила этого не заметил.
— Я не позволю каким-то сектантам делать из нас марионеток.
— А, ты из-за этого…
— А что? По-твоему, спасти мир от чокнутых фанатиков природы — так, пустяк, недостойный внимания?
— Да ничего миру не сделается, — проворчала Алиса, вставая с кровати. — Ты сам подумай, куда этим крестьянам мир захватывать? Что они могут противопоставить хотя бы одному взводу полиции? У них ведь даже оружия нет. Извини, поздно уже, я устала. До завтра.
Она вышла, излишне сильно хлопнув дверью, и уже не услышала, как Данила пробормотал:
— Могут. Еще как могут.
РЕТРОСПЕКТИВА 5
10 ноября 1982 года.
— Я его убью!
Обычно, в таких случаях принято говорить, что некто мечется по комнате, словно тигр по клетке. Но весьма скромные габариты Изи Бронштейна и неуклюжесть движений, присущая людям, далеким от регулярных физических упражнений, делали такое сравнение сомнительным. Даже будучи в гневе, Изя никак не походил на тигра.
— Ты мечешься по комнате, как разгневанный пингвин, — сообщил коллеге Владимир. — Хватит уже. Признай очевидное: никого ты не убьешь. Ты даже не знаешь, кто это сделал.
— Я догадываюсь!
— Ладно, переформулирую. Даже если шутник будет стоять перед тобой с неоспоримыми доказательствами в руках, ничего ты не сделаешь. Даже Моргунчику докладную не подашь.
— А вот и подам! — запальчиво выкрикнул Изя, переставая бегать по кабинету. — Я выставлен идиотом перед всем институтом! Перед всей наукой!
— Да перестань! У всех бывают проколы. Через пару недель об этом случае все забудут.
— Кроме меня! Впрочем, теперь меня все равно уволят. С волчьим билетом! Придется идти работать санитаром в морг! Или еще хуже! Учителем биологии в школу!
Изя упал в кресло, обхватил голову руками и замер.
Владимир сочувственно вздохнул. С того момента, как Моргунчик узнал о феномене Адольфа и поспешил рапортовать о достигнутых успехах, шутка перестала быть безобидной. Сгоряча директор уже обвинил Изю в подлоге и пообещал все кары, которые только смог придумать. Даже если удастся доказать, что сознательного подлога не было, в этой истории Изя выглядел, как минимум, человеком некомпетентным. Хотя отличить одну крысу от другой не так-то просто, а учитывая сильную близорукость Изи — вообще невозможно. Он различал своих крыс только по номерам, нарисованным зеленкой на спинах. Но как это объяснить разгневанному начальству?
Вычислить автора злой шутки тоже было проблематично. Изя отличался гостеприимством, а жена чуть ли не каждый день нагружала его вкуснейшими пирожками и плюшками собственного приготовления. Потому в лаборатории Бронштейна постоянно толклись гости. Кто из них решил ответить черной неблагодарностью на чай с плюшками и подменил Адольфа молодой крысой — поди, угадай теперь.
Но, скорее всего, подмену совершил кто-то из лаборантов Бронштейна. Вряд ли автор шутки собирался всерьез навредить Изе. Просто не ожидал, что новость так быстро распространится по институту и дойдет до директора. И что Моргунчик немедленно бросится рапортовать об успехах.
— Ладно тебе, не кисни. Моргунчик себе не враг, если узнают, что он повелся на такой тупой розыгрыш… м-м-м… Ну, извини, но это действительно был тупой розыгрыш! Правда, я тоже попался… Так вот. Директор наверняка не станет выставлять себя на посмешище. Подкинь ему версию, которая позволит сохранить лицо и он тебя топить не будет.
— Думаешь? — Изя нахмурился, в его печальных глазах сверкнула искорка надежды. — А что? Ведь это мог быть временный эффект. Такое уже иногда происходило. Правда, никогда так явно, но ведь важен сам факт! Результат оказался нестабильным. Обычное дело. А я просто запаниковал. Мне показалось, что у предыдущего экземпляра… э-э-э… то есть, что у Адольфа клык был сколот. Показалось! Тем более, они же растут всю жизнь. Ага. Уф, спасибо, Володь. Пойду, поговорю с директором.
Владимир вернулся в свою лабораторию и стал разбирать заметки, которые делал в процессе чтения отчетов доктора Райзера. На самом деле, определенные умозаключения он сделал уже вчера. Теперь, проверив все, он только убедился в своей правоте.
На островах экспедиция Эллингтона обнаружила нечто — некие микроорганизмы. Все члены экспедиции кроме Элизабет Юсуповой и Цзы Сима были инфицированы. Аборигены-носильщики умерли, что стало с китайцем из записей осталось неясным, а Юсупова повезла Эллингтона и Нойманна в Европу, видимо, рассчитывая вылечить их. Но, как оказалось, подхваченные в Новой Гвинее микроорганизмы обладали высокой инвазивностью, а возбуждаемая ими болезнь имела короткий инкубационный период. Весь экипаж и пассажиры корабля, на котором Юсупова везла своих коллег, заболели в очень короткий срок — где-то между Калькуттой и Египтом. Управлять огромным кораблем в одиночку Юсупова не смогла и «Крейзи Джон» до цивилизации не добрался. Но Клаус Нойманн каким-то образом спасся. Эллингтон, пока был еще в состоянии вести дневник, писал, что Нойманн быстро идет на поправку. Возможно, к моменту крушения немец был уже практически здоров.
Судя по дневнику Эллингтона, на момент их встречи Нойманн был взрослым мужчиной. Ему было около тридцати лет. Допустим, даже меньше — двадцать пять. Тогда в сорок четвертом ему должно было быть уже около шестидесяти. Но судя по фотографиям и антропометрии, Нойманну там не больше сорока. Впрочем, дальнейшие исследования говорят о том, что Нойманн изменился настолько, что сравнивать его с обычными людьми уже не имеет смысла. После чего Райзер начал эксперименты с заключенными. Он вводил им некий «препарат», провоцируя болезнь, сходную по симптомам с болезнью, погубившей экспедицию Эллингтона. И безуспешно пытался ее победить.
Вывод из всего этого очевиден.
