Олег Синицын - Битва за смерть
— О чем ты?
— Там над деревьями… в небе… черная как мрак…
— Что, черная как мрак?
— Луна.
— Луна? — переспросил Калинин.
— Да, луна. Черная, мерзкая и противная. Нагло так в небе висит.
— Черная, в смысле накрытая тенью Земли?
— Нет. Не наша это луна, не земная. Чужая какая-то.
Алексей застыл с раскрытым ртом.
— О чем вы говорите? — вклинился в разговор Семен Владимирович. — Вань, ты для чего лазил на дерево? Что ты еще увидел, кроме всякой чертовщины?
— Да, — спохватился Ермолаев. — Я видел гору. Или скалу. Она стоит посреди леса, и просека ведет прямо к ней. На горе не растет ни единого дерева, поверхность ее гладкая, будто лысина.
Калинин и старшина внимательно слушали сибиряка.
— А еще она, как и луна, черная…
Алексей встрепенулся, поднял голову. Он смотрел на изможденного Ермолаева, удивляясь, как тот не догадался.
— Высота Черноскальная, — сказал лейтенант.
— Точно, — ошарашенно произнес Ермолаев, до которого вдруг дошел смысл увиденного.
— Всё-таки она существует, — прошептал Алексей.
— Как же всё плохо! — тревожно вздохнул старшина.
Ждать было нечего, и остаток роты пустился в путь вдоль по просеке.
— Сколько до нее? — поинтересовался Семен Владимирович.
— Километров десять. Трудно сказать, — ответил Ермолаев.
— Значит, просека ведет прямо к ней? — уточнил Калинин.
— Прямиком!
Солдаты пробивались сквозь высокие сугробы. Хотя за сегодня они прошли немного и физической усталости не чувствовали, случившиеся за день события подавили их моральный дух. Нападение тварей, гибель половины роты и последовавшая за этим буря выбили красноармейцев из колеи. Прекратились шуточки и рассказы о довоенной жизни. Даже остроты Приходько раздавались всё реже. Солдаты двигались, увязая в сугробах по пояс; они шли к злополучной высоте Черноскальная, и цель этого похода оставалась туманной даже для командиров. Неизвестность угнетала солдат, они были озлоблены из-за бед, которые свалились на них.
Около пяти часов вечера старшина остановил роту по просьбе Ермолаева. Алексей был рад этому, потому что порядком устал брести по снежным заносам.
— Что случилось? — осведомился он.
Ермолаев без слов указал на едва виднеющиеся бугры на поверхности снега возле деревьев. Алексей не понимал, чем они привлекли внимание бывшего охотника, и пока он думал над этим, старшина отправил туда нескольких солдат, чтобы разгрести снег.
Недоброе предчувствие охватило Калинина. Он не мог объяснить, что его взволновало. Но скорее всего именно вид этих бугров вызвал беспокойство у молодого лейтенанта.
Солдаты начали раскапывать снег. Алексей спросил у Ермолаева, что ему показалось подозрительным, и получил короткий ответ:
— Не знаю.
«Возможно, он предчувствует то же, что и я», — подумал Алексей. Еще он решил, что не стоило трогать подозрительные бугры.
Но было поздно.
Один из солдат в ужасе отшатнулся. Двое других, более крепких и бывалых, поморщились и склонились над находкой. Старшина, стоявший рядом, нисколько не изменился в лице и лишь попросил привести пленного. Вместе со Штоллем по глубоким следам красноармейцев Алексей пробрался к раскопанному сугробу.
— Mein Gott![5] — невольно вырвалось у немца. Калинин подавил застрявший в горле тугой ком.
В разрытом сугробе лежал голый мертвец. Он полностью заледенел и поэтому не подвергся разложению. Труп покоился на боку, прижав ноги к груди и вытянув вверх руки. Глаза раскрыты, на устах замер истошный крик. Тело покрывали кровавые следы от когтей. Такие же Алексей видел у Штолля.
— Матушки-святы, — промолвил один из солдат, что был постарше. — Не дай бог такую смерть!
— Das ist Oliver Klaus, — судорожно произнес немец. — Aus dem zweiten Zug[6].
— Что он говорит? — спросил старшина.
— Он узнал мертвого, — ответил Алексей. — Это один из немецких солдат. Вот, значит, куда твари затащили трупы нацистов!
— Упокой господь его душу, — произнес бывалый солдат, наклонился и закрыл глаза умершему.
Калинина вдруг охватило отчаяние. Такое сильное, что захотелось выть. Что происходит? Где они? Что за твари затаскивают людей под снег?
Вокруг Алексей видел растерянные лица. Красноармейцы сейчас меньше всего задумывались о том, что перед ними труп противника. Лежащий в сугробе немец, исполосованный когтями чудовищ, был обычным человеком, который погиб страшной смертью. И они испытывали к нему сострадание.
К ним подошли другие солдаты.
— Вот еще труп! — в ужасе воскликнул кто-то. — И еще!
Это было целое кладбище из солдат вермахта. Калинину стало трудно дышать. Он сел на снег, не в силах больше смотреть на мертвецов. Ему вдруг вспомнились открытые глаза молодого бронебойщика, погибшего в окопе под деревней Ельцово от пули вражеского пулемета. Они испытующе смотрели на Алексея, и молодой лейтенант знал, что не сможет забыть этот взгляд.
— Дело было так, — прагматично произнес старшина. Казалось, он был единственным, кого не коснулось сочувствие. — Где-то на дороге твари напали на немцев. Затащили под снег, сорвали когтями одежду. Потом несколько километров волокли под сугробами, чтобы бросить здесь. Зачем?
Калинин поднял на него измученный взгляд.
— У меня не хватает сил рассуждать об этом, — тихо произнес он.
— Зачем? — повторил старшина, не слыша реплики.
— Они погибли от холода, — произнес подошедший Ермолаев. — Их тащили под снегом несколько километров без одежды — жуткая и мучительная смерть.
Старшина и Ермолаев внезапно умолкли. До них вдруг дошло.
Случившееся с немцами было ужасно. Но ведь то же самое произошло и с частью красноармейцев. С теми, кто сгинул под снегом во время сегодняшнего нападения.
То же могло случиться с каждым из живых солдат.
С каждым!
— У нас нет выбора, — произнес старшина. — Нужно двигаться дальше и добраться до этой треклятой высоты.
— Стойте! — внезапно воскликнул Калинин. Солдаты повернулись к нему.
Алексей сосредоточенно рассматривал странную позу одного из покойных. Его тело было согнуто под прямым углом, руки вытянуты и раскинуты в стороны. Не может умирающий человек лежать в такой неестественной позе!
— Раскопайте все трупы, — приказал он.
— Зачем? — спросил Семен Владимирович. — Ты думаешь, что здесь может оказаться кто-то из наших?
— Нет, — ответил Алексей. — Наши ребята в другом месте.
Старшина внимательно посмотрел на лейтенанта. Солдаты замерли в ожидании.
— Делайте, что приказал командир! — воскликнул , Семен Владимирович. — Ну-ка! Навались!
Солдаты начали раскапывать тела, разгребая полуметровые слои снега и отбрасывая комья в сторону. И тут выяснилась важная деталь. Некоторые трупы лежали группами. Руки одного касались лодыжек другого. Позы, в которых смерть настигла немецких солдат, были самыми разными. Кто-то распростерся на спине, раскинув в стороны руки, кто-то свернулся калачиком, ухватив себя за пальцы ног. Чем больше вскрывали бугорков в сугробах, тем картина, которая на первый взгляд была ясна, становилась сложнее и запутаннее.
Чуть позже Алексей увидел, что у некоторых мертвецов одинаковые позы.
— Они лежат в ряд! — вдруг воскликнул один из солдат.
— В несколько рядов! — догадался другой. Но Алексей и сам заметил это…
В отличие от остальных, Вирский не рыл сугробы, а только стоял рядом и наблюдал. Откапывать фашистские трупы, каждую секунду представляя, как твои пальцы натыкаются на мерзкую обледенелую плоть? Он готов был терзать мертвые тела нацистов, а не бережно смахивать снег. Руки зудели неимоверно, к тому же начал доставать хриплый грудной кашель. Вирский был без шапки, потому что где-то потерял ее вместе с рукавицами и тонким шарфом.
Только что красноармейцы отрыли труп белобрысого фашиста, верхняя губа которого задралась, обнажив длинные передние зубы. Вирский наклонился к нему, изучая предсмертный оскал.
«Как ты отвратителен, — думал Сергей. — И как прекрасна твоя агония».
Ему вдруг показалось, что труп шевельнулся. Вирский отпрянул.
Впрочем, нет. Почудилось. Немцы мертвы. Мертвее не бывает!
— Гав! — произнес мертвый белобрысый фашист.
Вирский подскочил на месте и испуганно вскрикнул. Стоявшие поблизости солдаты на секунду повернулись к нему и продолжили работу.
Сергей не мог заставить себя оторвать взгляд от двигающихся губ на лице трупа. Теперь ясно видно, что немец не мертв. Он просто лежит в снегу, пусть в неудобной позе, но просто лежит, ожидая чего-то.
— Страшно? — произнес нацист.
— Не очень, — соврал Вирский.
Он посмотрел на другие тела и обнаружил, что они тоже живы. Немцы лежали смирно, держа друг друга за руки и щиколотки. Иногда немного меняли позу, когда становилось неудобно, но шевелились тихо, чтобы этого не заметили раскапывающие их красноармейцы.
