Сэй Алек - Рейхов сын
Еда у Генки была. Припрятанная в куче веток и кизяка, вместе с рацией, оружием и биноклем. Им с Рудольфом фон Карловым удалось отыскать недалеко от облюбованного наблюдательного пункта небольшую пещерку, не пещерку даже - так, выемку в скале. А вот одежды теплой не было. Маскируясь под оборванцев-беженцев, которых согнала с насиженного места война, они намотали на себя множество грязных ношенных тряпок, бывших когда-то, наверное, одеждой (не за всю ткань, которая была на нем Кудрин смог бы в этом плане поручиться), однако тепло эти эрзац-костюмы держали плохо. Старая ткань была полна дыр и дырочек, расползалась от ветхости, да и изношена по большей части была до полной прозрачности.
- Л-легенда-да, blin-kompot. - пробормотал Гена, исполняя зубами партию кастаньет во фламенко. - Почему нельзя вести разведку притворяясь каким ни будь barinom, а не такой вот босотой? И подальше от места боевых действий, в тепле и уюте.
- Что поделать, послали б на разведку в Антарктиду, пришлось бы притвориться пингвинами. - ответил Руди, тоже синий от холода. - Их там полно. А здесь полно таких вот бедолаг.
Много в эти дни было в разоренной боевыми действиями Центральной и Южной Турции неприкаянных скитальцев в обносках, чьи дома были разрушены, семьи погибли или потерялись, которых некому было обогреть и приютить. Гораздо больше, не в пример прошлому году.
Некоторые скитались в одиночку, заглядывая в лица встречных воспаленными, слезящимися, голодными умоляющими глазами, трясущимися грязными руками пытающихся ухватить за край одежды каждого, кто казался им чуть более сытым, жалобными слабыми голосами вымаливая себе хоть кроху хлеба на пропитание. Одиночки, правда, в горах и предгорьях долго не жили, тянулись или к жилью, или к лесам, как зайцы обгладывали там кору на деревьях, а если сильно везло, могли и поймать себе на ужин чего - зайчика там, или мышонка…
В самом начале парням попался один такой. Изможденный, тощий словно скелет, он был еще теплый, когда Рудольф и Гена наткнулись на его тело.
Он лежал на спине, запрокинув лысую, обтянутую кожей голову к небу и перед кончиной видимо мучился голодухой, а не дурацкими мыслями, каковые приходят в голову всяким там князьям на поле Аустерлица. В зубах у него, гнилых, изъеденных цингой или кариесом (а может статься, и тем, и другим и еще кучей хворей) застряло несколько изжеванных сухих травинок, а в костлявом кулаке был целый пучок, изжеванной, с мятыми, разлохмаченными но так и не перекушенными стеблями.
Иные из бродяг собирались в целые шайки и промышляли грабежом, нападая другой раз даже на маленькие деревеньки. В большинстве случаев крестьянам удавалось от них отбиваться, но иногда удача улыбалась оборванцам, и тогда уцелевшие защитники, лишившиеся и еды, и крова, пополняли огромную массу скитальцев. Тем же, кто попадался им на дороге спастись, как правило не удавалось - человека лишали всего, даже жалких его обносков, и он умирал не столько от побоев, сколько от холода.
Долго, правда, такие банды не держались. Робинов из Локсли, умных и удачливых бандитов, среди них как-то не оказалось, так что в один, далеко не прекрасный день дело в них доходило до людоедства, а там уж вступал в силу закон крысиной стаи. После убийства и съедения нескольких человек из числа своих же (чего мясу пропадать-то?), бродяги, не дожидаясь появления среди них полноценного «крысиного волка» разбегались в разные стороны. Голоднее, зато можно спать спокойно, не ждать, когда тебе ночью глотку перережут.
Но большинство скиталось, перебиваясь то небольшими честными заработками там, где еще требовались рабочие руки, то подаянием от тех, кому еще было что дать, то помоями с солдатских кухонь, группками по два-семь человек. Обычно это были семьи, бывшие соседи, или иным образом еще до войны связанные как-то между собой люди. В таких группах, впрочем, случаи людоедства тоже случались - голод не тётка.
Под видом такой вот «группы», старшего и младшего братьев, и были заброшены для разведки фон Карлов и Кудрин/Гудериан. Кто заподозрит в шпионах двух мальчишек-оборванцев?
- Лучше уж в Антарктиду. - Генка шмыгнул носом. - Хочу быть этим, витязем в пингвиньей шкуре. Тепло, и не промокает.
- Нишкни. - Рудольф поднял руку, призывая напарника к тишине. - Слышишь? Моторы. Дуй быстро за биноклем!
Когда Гена вернулся к наблюдательному посту за валуном - покуда бегал и согрелся немного даже, - гул моторов автомобильной колонны был уже отчетливо слышен. Вскоре на дороге появилась и она сама.
- Наши. - констатировал фон Карлов очевидный факт. Грузовики были немецкие, это Кудрин разглядел и сам. - Горнострелки.
- Да? - Генка отнял у товарища бинокль, ничуть не смутившись такой мелочью, что тот старше не только по возрасту, но и по званию, и некоторое время вглядывался в него, затем странно хмыкнул. - Да, горнострелки. И очень знакомые горнострелки. Первый батальон сотого горного. Вон, в кабине головной машины Бюндель баранку крутит. А рядом с ним оберлейтенант фон Берне. Поздороваться спустимся?
- Вообще-то не положено. - фон Карлов замялся. - За полторы недели лазанья по горам все ему порядком осточертело, хотелось пообщаться не только с другом, но и другими людьми, такими же немцами, послушать новостей, поесть по-людски в конце-то концов…
Додумать мысль эту Рудольф не успел. Генка охнул, вновь вскинул бинокль к глазам и побледнел (или, учитывая синеватый оттенок кожи от холодрыги, поголубел).
- Руди, они с основной трассы сворачивают на боковую. Там же… там… - парень задохнулся.
- Предупредить не успеем, далеко. - скрипнул зубами его друг.
Кудрин бросился к куче сухих веточек, травы и кизяка.
- Не стреляй! - фон Карлов перехватил его за руки у самого схрона. - Не одни они услышат и капут уже нам.
- Не. - Генка мотнул головой. - Я не стрелять.
Намрун (Турция), штаб 1-ой горной дивизии
28 февраля 1941 г., 20 часов 20 минут
- Должен заметить, господа, что даже на войне добрые дела вполне себе вознаграждаются. - генерал-майор Губерт Ланц, вальяжно развалился в кресле, поблескивая новеньким «Железным крестом с мечами и дубовыми листьями».
Операция «Блау» близилась к своему логическому концу. Горные части коалиции расчистили для войск Киликийские Ворота и 6-я армия, командовать которой перед самым началом наступления был назначен его вдохновитель, Пауллюс, вырвалась на плато Урфа, ведя наступление строго на восток, к Гизантепу. Большая часть истощенных в предыдущих боях немецких и советских войск пока еще оставалась на плато Обрук, но вскоре и они должны были начать выдвижение. От Гизантипа основной массе войск следовало наступать на Алеппо.
А пока к Паулюсу шли подкрепления из румын, венгров, болгар, югославов, ну и турок, разумеется. Горные части покуда оставались контролировать перевал, но это была уже не служба, а синекура. Отбившиеся от своих частей и оголодавшие солдаты Новой Антанты сами выходили к егерям и сдавались.
Соответственно, солдаты, измученные долгими и тяжелыми боями расслабились, да и офицеры тоже. Штабы, где не нужно было принимать почти никаких решений, стремительно превращались в офицерские клубы, где за стаканчиком чего ни будь этакого, с алкоголем, можно было провести вечер. 1-я горная дивизия исключением не была, и сейчас господа офицеры, кроме тех, кто находился в караулах, собрались проводить угасший день обычным образом.
- Вот как, герр генерал? - скептически отозвался ветеран «Пивного путча», оберст Рихард Эрнст, командир 100-го горного полка, поблескивая стеклами очков. - Вы полагаете?
Ланц покосился на вытянутую «рыбью» физиономию оберста, задержал миг взгляд на его оттопыренных ушах, и негромко усмехнулся.
- И это вы спрашиваете у меня, Эрнст? А ведь кому как не вам знать об этом все. Господа, сейчас я расскажу вам события трехнедельной давности, подробности которых узнал только что.
Дождавшись когда все взгляды обратятся к нему и в комнате установится полная тишина, генерал набрал в грудь воздух, чтобы начать повествование, но тут за дверью раздался грохот и громкий смех, а миг спустя дверь отворилась, и на пороге появился донельзя довольный оберлейтенант, за которым виднелось несколько ухмыляющихся нижних чинов с кальянами в руках.
- Господа, - ничуть не смущаясь высокого начальства объявил тот, - прошу разрешения представить вам наш военный трофей, реквизированный у павших.
- Вы что, фон Берне, совсем с ума сошли? - индифферентное лицо Эрнста в кои-то веки перестало быть таковым. Он вскочил в ярости, лицо и шея его пошли красными пятнами. - Вы занимались мародерством, и явились хвалиться этим сюда?!!
- Не совсем мародерством, герр оберст. - названный продолжал ухмыляться. - Так, подобрал кой-какой трофей. Бойцы, заноси!
