Александр Афанасьев - У кладезя бездны. Часть 2
Британский канал не так уж велик, его ширина в самой узкой его части составляет всего тридцать два километра, что заставляет отважных экстремалов переплывать его, есть даже клуб людей, переплывших пролив. Если один человек может его переплыть — значит, он не так уж широк, верно? В семидесятые годы в европейском концерте наций муссировалась идея постройки через Ла-Манш либо моста, либо тоннеля — тоннель кстати предполагал построить еще Наполеон Первый. Но все это — было сметено резким похолоданием отношений в начале восьмидесятых и сейчас — о постройке никто и не заикался, потому что одни боялись вторжения на острова, а другие — на континент. Таким образом, существовало два основных способа перебраться с островов на континент: медленный — с помощью огромных паромов, ходящих из Дувра в Кале и перевозящих железнодорожные составы целиком и с помощью судов на воздушной подушке, гораздо меньших по размеру и более дорогих — но развивающих в несколько раз большую скорость. Думаю, не стоит говорить, какой способ оказаться на континенте выбрал для себя двенадцатый граф Сноудон.
Алан Сноудон, двенадцатый граф Сноудон, отставной лейтенант двадцать второго полка специальной авиадесантной службы, а ныне егермейстер Его Императорского Величества[56] ровно за пять минут до отхода очередного скоростного судна на подводных крыльях подкатил к бетонному пирсу на своем мотоцикле…
Дальнее путешествие на мотоцикле — дело не такое простое, как может показаться на первый взгляд, хотя дороги сейчас намного цивилизованнее, чем в прежние времена. Да и автомобиль у графа был, путешествовать на мотоцикле было вовсе не обязательно. Повинуясь напутственному слову командира полка, граф приобрел себе машину. Это был Порше — 911 девяносто первого года выпуска, один из последних настоящих старых Порше, в которых то, улетишь ты в канаву или нет, зависит от мастерства водителя, а не от срабатывания АБС. Гениальное творение германского конструктора, доктора Вильгельма Порше, на островах оно было подвергнуто настоящему остракизму, и граф Сноудон был одним из тех немногих, кто ставил эту машину выше британских скоростных двухместок марок Триумф, МГ и ТВР. Все дело в разной культуре вождения. В Британии дороги мало того, что уже чем на континенте, так они еще часто обсажены зелеными изгородями, так что повороты не просматриваются. Поэтому, британцы при скоростной езде проповедовали полный контроль над машиной и отрицали такой способ прохождения поворотов, как контролируемый занос. Британские машины делались максимально легкими и с очень острым и отзывчивым рулем, так что даже относительно маломощный по континентальным меркам мотор от обычного седана, поставленный на британское гоночное шасси мог породить настоящий спорткар. Европейцы же — жили при куда меньшей тесноте, их дороги были намного шире, с просматриваемыми поворотами — а потому они могли ездить по таким дорогам на мощных машинах, используя для прохождения поворотов занос. Доктор Вильгельм Порше создал специфическую, но, в сущности, отличную машину. Мотор Порше 911 располагался сзади, и нагружал задние же ведущие колеса, отсутствовали потери мощности на длинном, проходящем через всю машину коленвале, а центр массы машины был сдвинут максимально назад. Столь неправильная развесовка — требовала специфических приемов вождения — но если ты их осваивал, то становился настоящим монстром дорог. Граф Сноудон вполне освоил вождение норовистого германского автомобиля и даже взял второе место на любительском кузовном заезде, проходившем на трассе Дансфолд в Суррее, той самой которую использует для гонок журнал Top Gear. В принципе — он мог бы взять и первое место, если бы дополнительно потренировался и лучше подготовил машину — но он не сделал ни того ни другого. Графа не отличала усидчивость и дисциплинированность в колледже, не отличался он ими и сейчас. Он действовал по принципу: пришел, увидел, победил — а если и не победил, то хрен с ним. Второе место его совсем не расстроило, тем более что это было второе место среди полупрофессионалов, которые серьезно готовились к гонке, а он так, можно сказать — мимо проезжал…
Отходящее судно было уже заполнено и офицер палубной команды разговаривал с таможенником, собираясь поднимать трап, когда черный Триумф Тайгершарк[57] прокатился мимо них, без разрешения и досмотра и вкатился на заполненную машинами палубу. Таможенник просто опешил от такой наглости.
— Эй, мистер! — крикнул он слезающему с мотоцикла водителю — документы предъявить не желаете, а?
Мотоциклист подошел ближе и снял шлем. У него были длинные, до плеч волосы и светлые, ястребиные глаза.
— У меня нет выбора, не так ли? — скал он, протягивая свой паспорт с обложке из настоящей свиной кожи.
— Да, мистер, можно и так сказать…
Путешествие к восточному берегу канала было хоть и быстрым, но не таким роскошным, как на пароме, в частности здесь не было бара, а завывание четырех ходовых двигателей вызывало головную боль. Достав из нагрудного кармана обтянутую кожей фляжку, лейтенант причастился коньяку и поймал на себе заинтересованный взгляд сидевшей неподалеку дамы. От тридцати до тридцати пяти, короткая стрижка, холеное, красивое лицо, вероятно, потомственная дворянка. Про таких говорят: любовь подобной женщины сродни гуманитарному образованию. Если это так, то за последние полтора года лейтенант стал одним из самых образованных людей на земле, ибо при Виндзорском Дворе было полно тайных и явных педерастов, неспособных оказывать дамам должное внимание. Эти педерасты женились, дабы не создавать в обществе скандала, потом снова предавались своему омерзительному пороку, их супруги готовы были лезть от этого на стену и зачинать ребенка хоть от конюха — так что лейтенанту приходилось трудиться за троих. Труд этот был приятным, хотя и обременительным, и лейтенант понял, что стоит только кивнуть этой даме — и через пару часов они уже будут в номере мотеля, наскоро снятом в одном из очаровательных прибрежных местечек континентального побережья. Несколько часов любви без обязательств и без продолжения, даже не зная имени партнера. Но у лейтенанта было задание и для его исполнения следовало действовать с минутной точностью. Поэтому — он возвратил даме холодный, равнодушный взгляд и посмотрел на часы. Примерно в это время — в знакомом до последнего закутка аэропорту объект садится в трансконтинентальный Бристоль, не зная, что ее сопровождают четверо неприметных, но отлично подготовленных мужчин. Это были его люди, двадцать второй полк САС, отряд контрреволюционной войны. С ними он, главный егермейстер Его Величества — должен был встретиться уже в Риме.
К счастью — ветер был попутным и катер на воздушной подушке прибыл в Кале даже раньше, чем было указано в расписании. Кале — потрясающе красивое место, пирс для судов на воздушной подушке оборудован прямо посреди песчаных пляжей. Лейтенант оседлал свой Триумф и выехал первым, немного задержавшись на бетонном выезде на трассу, чтобы посмотреть и запомнить пейзаж: бледно-желтые пески, чахлые кусты, остатки рыбацких сетей и бледно-голубое небо. Перед тем, как отправиться в путь через весь континент — он бросил взгляд назад и увидел, как заинтересовавшаяся им дама осторожно выезжает из темного чрева "ховеркрафта" на роскошном Даймлере-купе. Он махнул ей рукой, переключил передачу и рванул с места. Догнать его стального зверя — было практически невозможно, даже на мощном Даймлере.
Путь его был долог. Он лежал через всю Нормандию. В Нормандии дороги были хуже — несмотря на почти век германского господства немцам так и не удалось научить французов серьезному отношению к таким прозаическим вещам, как качество дорожного покрытия. Доходило до того, что французы, которые до сих пор помнили, что они французы, а не норманны, потомки свирепого народа воинов — умышленно портили дороги, проложенные немцами чтобы показать свое гражданское неповиновение. Впрочем… еще канцлер Бисмарк со вздохом сказал: а вы попробуйте править страной, где двести пятьдесят сортов сыра[58]…
Мотоцикл на дороге стоял просто отлично: а чего вы хотели, сверхлегкое шасси и тяжелый мотор, размещенный в самом центре мотоцикла. Тяга двигателя была просто тепловозной, как только граф пришпоривал своего коня — ответом ему был утробный рокот, переходящий в рев и Ниагара тяги. Машины законопослушных континенталов, плетущихся на своих ста десяти — он обходил как стоячих. Поддерживая двести — двести двадцать в час, он уже через полтора часа влетел на Периферик, кольцевую автодорогу, окружающую старый Париж и отделяющий его от современных, безликих, построенных уже при немцах пригородов…
Вероятно, за ним было уже двадцать — двадцать пять штрафов за превышение скорости от автоматических камер, расположенных на дороге — но графу на это было плевать. На острове — дорожные штрафы, выписанные на континенте, не признавали и не взыскивали.
