Дмитрий Могилевцев - Волчий закон, или Возвращение Андрея Круза
Там его, мажущего джем, и нашел Михай — скуластый, складный, всегда улыбающийся. Всегда безукоризненный, точный и неуязвимо элегантный, внук полковника и сын генерала. Круз подобрал его умирающим от жажды на полуразваленном ливийском каботажнике, едва держащемся на воде. Из восьми человек, пытавшихся удрать на нем от африканского берега, в живых остался один. Он улыбался, сидя в рубке, и шептал на непонятном языке, а завидев Круза, попробовал встать и отдать честь, приложив грязную тонкую руку к берету. Круз сам откармливал и отпаивал его, а после, опробуя Михаево здоровье на ринге, здорово получил по носу. Михаевой реакции позавидовал бы и богомол.
Михай улыбался и сейчас. Круз выпустил нож, слушая, затем круассан. Потом спросил:
— Неужели прорвались? Через третий пост?
— Через третий, — подтвердил Михай весело. — Накрыли из гаубицы, а после погнали инженерный танк. Сровняли подчистую.
— Мерде, — сказал Круз, вскакивая, — Данилу готов?
— Уже, — сообщил Михай. — Завелись и ждем!
Круз вскочил в джип, дожевывая круассан, и принялся втискиваться в бронежилет. На востоке, в горах, грохнуло глухо. И еще раз.
— Данилу! — заорал Круз в рацию. — Выводи всех! Всех!
— Есть! — отрапортовал Данилу.
Круз с Михаем проскочили первый пост, где суетились трое бородатых угрюмцев, и подъехали по серпантину ко второму, где грохотало, ухало и трещало очередями. За ними, чихая дизелем, вскарабкался «Мистраль», дергая тонким стволом. Встал, высыпая из себя людей в хаки.
— Капитан, моя команда на месте! — отрапортовал Збигнев, прищурившись.
— На пост! — скомандовал Круз, — Михай, возьми двоих — и на верхнюю тропу!
Сам побежал по ходу, пригнувшись, нырнул в бункер.
— Честь! Что тут такое?
— Честь, капитан! — отозвались из сумрака. — Швейцарцы снова. Пока не лезут, притихли.
Круз глянул в окуляры. На дороге, развернувшись нелепо боком, чадил броневик, и свешивался из него кто-то пятнистый, будто дотянуться захотел до гусениц.
— Выжившие с третьего поста? — спросил Круз.
— Никого. Никакой связи.
— Потери?
— У нас трое и двое из команды Нестора.
— Скверно. Полковник в курсе?
— С ним связи нет. Уже с полчаса.
— Как — нет? — поразился Круз. — А Данилу?
— Не отвечает.
Круз набрал сам. Крикнул в трубку. Пообещал в сердцах:
— Ну я ему, безалаберщине латинской! Мерде.
Но Круз напрасно злился. Третий в его команде, бесшабашный Данилу, мелкий, смуглый и сноровистый, лежал на набережной у своего джипа и глядел на солнце остекленелыми глазами. А по крови, запекшейся на его курчавой шевелюре, ползали мухи.
Из города больше не пришел никто. Круз с горсткой людей отбивался до вечера. Швейцарцы, вздумавшие пробиваться по горной дороге, дрались умело и люто. Погнали танки в лобовую, пошли и сверху, и снизу. Збигнев, державший нижнюю тропу, едва успел отойти с тремя уцелевшими коммандос. Громадный «Леопард» с навешенным спереди бульдозерным отвалом расстрелял бункер в упор. Круз, оглохший и придавленный, сжег «Леонард» из базуки, всадив одну за другой три гранаты в тонкий бок у задних катков.
Все закончилось, когда солнце поползло от зенита вниз. Кончилось так же неожиданно, как и началось. Бросив раненых и танки, швейцарцы ушли. Круз видел и знал налоксоновое безумие — упорядоченное, как прилив и отлив. Знал, что второй раз они явятся не скоро — если, конечно, еще одной бродячей банде из Швица или Женевы не вздумается пойти по стопам предков. Можно было вздохнуть спокойно и пересчитать живых.
Девять. Девять способных держать оружие из двадцати трех. И восемь тяжелораненых. И разваленный вдребезги пост. Круз приказал уложить убитых и раненых в машины и отправил в город. С ранеными отправил четверых. Троих оставил на посту, а сам с Михаем вместе отправился на третий пост.
И нашел его целым.
Не то чтобы совсем — видно было, что взорвалось у бункеров что-то крупнокалиберное, нисколько, впрочем, не повредившее, что сваренная из рельсов рогатка, перегораживавшая шоссе, раздавлена и отодвинута на обочину. Но прочее оставалось целым и исправным! Не валялись гильзы на полу, стоял нерасчехленным гранатомет. А на столе у пульта стояла кружка с кофе.
Круз кружку взял, отхлебнул. От горечи свело скулы.
— Это Тарика чашка, — сообщил Михай, — он всегда гудрон делает. Варит полчаса.
— Это он и доложил тебе, что их с поста выбили?
— Он.
— Мерде, — сказал Круз.
Через полчаса, когда первый пост все-таки ответил, Тарик объявил Крузу весело: «Аллах акбар!» И отключился.
Еще через два часа Круз с Михаем и тремя коммандос явились к первому посту на «Леопарде», брошенном швейцарцами в исправном состоянии и даже с включенным мотором. И увидели догорающий «Мистраль», россыпь тел на шоссе.
Первый пост не был приспособлен для долгой обороны. Третий и второй держали танкодоступное шоссе. Первый пост был только застава на городской окраине, без врезанных в скалы дотов, без орудий и мин. Круз разнес его вдребезги, расплющил пулеметное гнездо, развалил дом, разнес в клочья «хаммер», к которому кинулись выбравшиеся из-под обломков люди. А потом Круз с Михаем и коммандос зачистили развалины, вытащили захотевших жить и уложили лицом вниз на дорогу — рядом с трупами тех, кого Круз отправил в город за помощью и спасением.
Тарик тоже хотел жить. Круз поднял его за шиворот как кутенка, тряхнул. Спросил удивленно:
— Ты что? Я же тебя вытащил! Ты же подыхал в своем Танжере! Вы все с ума сошли!
— Мы не сошли, — сказал Тарик, улыбаясь. — Это вы забыли обо всем, нечестивые, грязные фаранги! Вы взялись решать, кому жить, а кому умирать, выбирали тех, кто здоровее, кто вам понравился, и оставляли больных. Вы себе здоровых слуг собирали! Мы не слуги вам, грязные свиноеды!
— Мы выбирали тех, кто может жить, — сказал Круз удивленно. — Тех, кому не нужен налоксон.
— Только Аллах может судить, кто может жить, а кто нет! Вы заставляли нас терпеть нечестие каждый день! Глядеть на ваших гнусных бесстыдных потаскух, делать самую грязную работу!
— Так вы же не умеете делать другую!
— Теперь мы — хозяева! Теперь ваше бабье будет нашими подстилками! А твою шлюху отдали неграм, а потом повесили над помойкой!
— Если думаешь, что я тебя убью прямо сейчас, ошибаешься, — сообщил Круз, подумав. — Мы сейчас отправимся туда и посмотрим. Вместе с тобой.
— Мой капитан, что с ними делать? — Михай кивнул на лежащих.
— Раздеть, в наручники и подвесить на решетку в подвале.
Михай замялся.
— Там раненые есть, капитан.
— Это были раненые, — Круз показал на трупы вокруг коптящего «Мистраля». — Исполнять!
— Есть, мой капитан!
Тарик плюнул. Круз посмотрел на рукав и вытер его о волосы Тарика.
До самой набережной их никто не остановил. Кто-то подумал, должно быть, что прорвались швейцарцы и сейчас начнут расстреливать всех подряд, крушить и взрывать. А кто-то спрятался или убежал, потому что расстреливать и крушить начали еще с утра.
Они лежали рядком на набережной. И Данилу, и старый полковник. И грек Николопоулос. И много других. А над ними на пальме, нагая, грязная и окровавленная, висела Ники.
Тарик рассмеялся. Михай хотел ударить, но Круз остановил. Поставил Тарика перед собой и, аккуратно прицелившись, выстрелил ему в живот. Один раз.
Круз больше не хотел никому мстить и никого убивать. Глядя на измятый, окровавленный труп, висящий на пальме, не чувствовал ровно ничего — ни злобы, ни ярости, ни ужаса. Простой выживательный рефлекс говорил, что в городе еще больше сотни вооруженных мужчин, и если быстро проскочить на танке уличную тесноту, эта сотня не успеет с гранатометами и фугасами. Но рядом был Михай, который хотел убивать, пока не убьют его самого. И были коммандос, видевшие, что случилось у первого поста. И потому Круз, послушав, откуда доносятся выстрелы, скомандовал: «К больнице!»
Те, кто задумал и устроил кровавую баню этим утром, далеко не загадывали. Просто воспользовались удобным случаем. И когда те, кто успел схватить оружие и забаррикадироваться, принимались стрелять в ответ, убийцы на рожон не лезли. Потому в больнице уцелел главный и единственный в городе настоящий хирург Андре, засевший с шестью коммандос и кучей перепуганного медперсонала на втором этаже. Потому выжили запершиеся в гаражах техники, лупившие из пулеметов в сторону любого шороха. Но большинство тех, кого убийцы посчитали врагами, валялись в постели, кушали круассаны, смотрели на море или брели не спеша на работу — необременительную и неоплачиваемую. Даже часовой на почетном посту у «генерального штаба» — бывшего интернет-кафе, ставшего местом винопития всех щеголявших в хаки и в беретах, — только зевнул, глядя на людей с автоматами. И умер, не успев дозевать.
