Андрей Орлов - Сибирь 2028. Армагеддон
– Ну, и как он себя после этого чувствовал? – живо поинтересовалась Ольга.
– Да сам-то нормально, – отмахнулся Кузьма. – Башка, правда, вдребезги.
Я украдкой покачал головой. О, времена, о, нравы. Бессмысленно объяснять, что воровать и убивать нехорошо – даже в плане благородной мести. Впрочем, как вести себя в подобной ситуации? – невольно задумался я. – Ждать, пока Бог накажет?
– Засветился я, – сокрушенно вздохнул Кузьма. – Рассмотрели они мою вывеску. Орали, гнались, но я утек. А потом вообще весело было. – Чумазая мордашка расцвела от приятных воспоминаний. – Они у «Ауры» кого-то бомбили, в фургон коробки со жратвой затолкали и повезли к себе в логово – они в бывшем «Мегасе» обретаются. А на подходе чем-то там дорогу засыпало, они попрыгали – и давай расчищать. А я горящую паклю в бензобак – и ходу. Мама моя, как рвануло…
– И снова тебя засекли за совершением противоправной партизанской деятельности, – догадался я.
– Мужик, я ни хрена не понял, что ты сказал, – удивился Кузьма. – Но если ты про палево, то да, меня опять спалили. А как не спалить, если я у них между ног пробежал? Теперь если попадусь Сильвиусу, он страшно обрадуется и будет отрезать от меня в день по кусочку.
– Да уж, теперь ты особо разыскиваемая персона, – задумчиво пробормотал я. – И что нам с тобой делать?
– Слушай, дяденька, возьмите меня с собой. – Кузьма выдавил из себя слезу и взял тональность профессионального нищего. – Честное-пречестное, я не буду воровать и делать вам гадости. Я вам пригожусь – ну, пра-авда…
Я с ужасом смотрел на это чертово войско. Чертова баба, чертов шкет, чертова псина… Лебедь, рак и щука, блин. Три танкиста и собака. Не выйдет! Только через мой труп! И никакой жалости к этому так называемому ребенку!
Я был решительно против того, чтобы взять его с собой! И Ольга была против, и даже Молчун. Но он тащился за нами, разрывая наши каменные сердца, гундел, канючил, приводил какие-то фантастические доводы, почему он должен быть с нами, а не где-то еще. Возникало угрюмое предчувствие, что нам от этого шалопая не отделаться. Но мы же не начальная школа и не исправительное учреждение для малолетних преступников!
– Слушай, ты знаешь, как пользовать эту публику? – вопрошал я у Ольги. – Ты же у нас педагог дополнительного образования, блин.
– Да, я педагог дополнительного образования, блин, – саркастично отзывалась Ольга, – а не офицер из детской комнаты милиции, как твоя мифическая любовь до гроба, к которой ты сейчас направляешься. Вот у нее и спроси, как пользовать эту публику, а от меня-то ты что хочешь? Ко мне ходили крохотные детки от двух до шести – да, не спорю, среди них были будущие Чикатило и Брейвики, но обезвреживать их в мою компетенцию не входило…
Эти люди и животные буквально издевались надо мной! Молчун как-то с юмором похмыкивал и служил посыльным между нами и плетущимся на задворках Кузьмой. Я логично рассудил, что обойти территорию Сильвиуса лучше там, где нет постов и ничего такого, что в темное время может заинтересовать банду. То есть по набережной – в сторону Октябрьской пристани и памятника Александру III, который давно уже не памятник и даже не груда цветмета. Здесь не было ни магазинов, ни жилых домов. Кузьма ворчал, что есть пути и получше, но я его не слушал. Мы медленно двигались краем бетонного парапета, вглядываясь в темноту и прислушиваясь. Бетонная набережная напоминала развалины древней крепости, в которой кое-что уцелело от крепостной стены. Раньше здесь было красивое место отдыха: газоны, клумбы, фонарики с лавочками. Теперь по бетонным надолбам гуляли сквозняки и вздымались клубы пыли. Скрипели и раскачивались от ветра «падающие» столбы. Пыльные облака нас неплохо маскировали, но в них мы могли проглядеть что-то опасное. Не менее получаса ушло на преодоление набережной, финальную часть которой венчала жутковатая композиция – завалившийся набок пролет железнодорожного моста. Он был не настоящий – памятник. Вернее, пролет был настоящий, но возведенный много лет назад отнюдь не для того, чтобы поезда с разбега прыгали в реку. Один из символов некогда мощной и богатой Западно-Сибирской железной дороги. То, что осталось от настоящей «железки», располагалось выше на холме и обрывалось у истоков Красного проспекта, где обрастали тленом развалины виадука. Покорение этой возвышенности было сродни сизифову труду.
– А я же говорил, – трындел в арьергарде Кузьма. – Прямо не пройдем, хочешь-не хочешь, придется сворачивать к автовокзалу. А там уже опасно, можно нарваться на пулю. А пули, между прочим, дяденька…
– Малец, помолчи, а? – изнемогал я.
Как объяснить этому заморышу, что он имеет дело с профессионалом? До сей минуты я не нуждался в помощи посторонних. Цель была ясна, и путь к ней я примерно представлял. За разрушенным виадуком начинался Красный проспект – центральная городская артерия, тянущаяся на север почти на десять километров. Вокруг проспекта концентрировалась деловая жизнь, шло бурное строительство, здесь стояли главные городские объекты, и были заоблачные цены на недвижимость. К проспекту примыкали параллельные улицы, и я резонно рассудил, что воспользоваться нужно одной из них, поскольку и в наше время Красный проспект – клоака. Имелась объездная дорога – по улице Ипподромской, но не думаю, что там мы нашли бы свое счастье. Если банда Сильвиуса обосновалась в «Мегасе», то улицу Ипподромскую он точно контролирует. За виадуком мы бы чувствовали себя увереннее – нужно было лишь пересечь «взрыхленную» Южную площадь и пространство перед недостроенным автовокзалом. Мы ползли, как по фронтовой полосе, перебирались через огрызки рассыпавшейся эстакады. Остался за спиной «лежачий» памятник царю Александру. Потянулись косогоры, украшенные обломками колонн, на которых когда-то держалась эстакада. В ходе катаклизма земные пласты вели себя причудливо: где-то разъезжались, где-то сходились. Южная площадь превратилась в гармошку, что со стороны смотрелось довольно странно. Включился прожектор на крыше «Мегаса»! Ослепительный свет порвал ночную дымку. Казалось, он освещает всю площадь! Ошеломленные, мы рухнули там, где шли! Я прижал Молчуна к земле – парень он, конечно, мозговитый, но собачьи мозги… Включился второй прожектор – дополнительно пристроенный к первому. Если первый равномерно озарял всю площадь, то второй работал точечно, освещая сектор за сектором. Он начал с виадука, яркое пятно смещалось влево. Мне казалось, что я слышу крики с крыши «Мегаса» – но вряд ли, слишком далеко…
Где-то на «камчатке» кряхтел Кузьма – он за что-то зацепился. Сопела, переползая к канаве, Ольга. Я тоже не сидел на месте, начал смещаться к симпатичной выбоине в клумбе, таща за собой вечно чем-то недовольного Молчуна. Когда пятно дошло до нас, я уже скорчился в яме и представлял неразрывный элемент ландшафта. Оно не задержалось, отправилось дальше. Облегченно вздохнула и ругнулась в кулак Ольга. Но снова мне померещились крики. Прожектор работал, но уже в стороне. Потом оба осветительных устройства погасли, и я почувствовал, как липкий пот ползет по физиономии. Не дают расслабиться, черти, даже замерзнуть не успеваешь…
– Ольга, вперед, в темпе… – Я принялся выбираться из ямы, двинулся поступательными рывками. Я не оглядывался – надеялся, что вся компания следует за мной. Через пару минут я свалился в глубокую рытвину, чтобы передохнуть. Принял в объятия Молчуна. Ольга свалилась за нами, откинула голову, отдышалась. Закашлялась – в кулак, с хрипотцой.
– Вот черт…
– Масло нужно поменять, – ухмыльнулся я. – Где пацан?
– Я знаю? Где-то сзади матерился… Надеюсь, ты не собираешься выходить на Красный проспект, Карнаш?
– А это мы посмотрим, как сложится чрезвычайная ситуация…
И снова гром среди тусклого неба! Взревел мотор, и уже освоенное пространство осветили мощные фары! Разразились крики! Я похолодел – похоже, наблюдатели что-то выявили, а «дежурная смена» решила проверить. Обнимая автомат, я полез на склон. Ольга сопела рядом, пристраивая арбалет в выемку камня. Но заметили не нас! Со стороны бесформенной махины под названием «Мегас», испуская стрелы электрического света, приближалось проходимое транспортное средство. «Проходимец» ловко вилял между глыбами земли и бетона – часть полос для движения была расчищена. Он уже въехал на кольцо, стремительно приближался, испуская вопли и рев мотора. Люди на крыше ворочали прожектор, что-то выискивая в бетонно-земляной каше. Включился аппарат рассеянного света на крыше торгового центра, и всю площадь окутало желтоватое мерцание.
– Вот он, попался, гад!!! – завизжал фальцетом бандюган, прыгая с подножки увешанного «прибамбасами» пикапа. Этот индивидуум явно поспешил – машина еще не снизила скорость, и торопыга покатился по обломкам под дружный гогот товарищей по оружию. Я похолодел – в пучке направленного света мелькала низкорослая фигурка в лохмотьях! Кузьма! Вот так не повезло! И на старуху бывает проруха – любой мог оказаться на его месте… Он метался то влево, то вправо, но везде его находил всевидящий глаз. Закрытый пикап сменил направление, взгромоздился на бывшую клумбу, запрыгал по бездорожью. Дальше ехать было невозможно: водитель врезал по тормозам. Распахивались дверцы, повалила колоритная толпа. Кузьма помчался к завалившемуся с высоты блоку эстакады – из него, как колючки из ежа, торчали прутья арматуры. Он мог бы взобраться по ним, как по лестнице. И уже полез, демонстрируя обезьяньи навыки, как пролаял пулемет, пули шибанули по бетону над головой мальчишки, он со страху оборвался, пропорол бок о торчащий прут. Он катался по земле, держась за пострадавший участок кожи, визжал, как поросенок. Удрать он уже не мог, на пацана навалилась толпа, его схватили за шиворот, поволокли обратно к машине, осыпая пинками и затрещинами. Он вырывался, как негритенок из лап Мойдодыра, но его держали крепко.
