Владимир Стрельников - За жизнь платят кровью (СИ)
— Нахал! — Припечатала меня вспыхнувшая блондинка. — Мы с вами на брудершафт не пили, потому обращайтесь ко мне на Вы.
— Да на здоровье, красавица, идите, готовьтесь — Я придержал плано поехавшую вверх бабушку, не давая раскачиваться креслу. — Выберемся отсюда — имеешь право выпить со мной на этот свой брудершафт, и даже поцеловать в щечку. Топайте, мамзель! Топайте!
— Да как вы смеете? — Разозлилась блондинка, чего, собственно я и добивался.
— Смею! — Легко проскользнув ей за спину (девчонка хоть и явно спортсменка, но не с тренированным некромантом ей тягаться), я развернул стюардессу, и ухватив за талию, и чуть приподняв, быстро, фактически бегом подвел ее к штормтрапу, рывком закинул на третью ступеньку, задрал ей узкую юбку, чтобы не мешала подниматься, и сильно ущипнул за внутреннюю сторону бедра. Не изо всех сил. Так еще кусок тела оторву, но достаточно. Чтобы девчонка сильно взвизгнула. — Наверх, кому я сказал?!!!
От сильгой боли и неожиданности девушка заскочила сразу на пяток зыбких ступенек. Потом чуть опомнилась, но спускаться было глупо и поздно, и потому она быстро полезла вверх, сверкая телом в зазоре между верхним краем чулок и нижним краем юбки.
— А вам что, особое приглашение надо? — Рявкнул я на оставшихся девчонок, что пестрой кучкой стояли неподалеку, ошарашенные этой сценкой. — Наверх, быстро!
И отошел в сторону от штормтрапов, на которые полезли перепуганные мной девушки.
— Парень, а помягче не мог? — недовольно, но тихо спросил сзади мужик годов под пятьдесят, широкие мозолистые ладони которого были в уже несмываемой окалине и копоти.
— Потом прощения попрошу, мороженным закормлю, пирожными. Но сейчас надо скорее наверх, а у девок истерика началась. — извинительно ответил ему я, напряженно глянув на солнце, которое краем коснулось дальнего берега озера. — И вы не застревайте, поторапливайтесь.
После чего, перебросив винтовку на грудь, пошел к приближаещемуся экипажу самолета. З аними полковник и солдаты тащили какие‑то приборы в ящиках, а прикрывал их Илья. Ильшат же стоял со стороны гор, напряженно "вслушиваясь" в окрестные заросли.
— Мы закрыли все люки, все краны перекрыли, всю электрику отключили. Но еще раз повторяю, керосина не хватит, чтобы двигателя прогреть. — Локамп поглядел на самолет, потом на штормтрапы, и гору вещей, которые трое мужиков скидывали на опущенные лебедками сетки. — Помочь?
— если можно. — Кивнул я. Приказать офицеру перебрасывать чужое шматье — для офицера унизительно. А вот добровольно помочь — почему бы и нет? — я с товарищами прикрою, нам еще разъякориваться. Так что поторопитесь.
А сам отошел в сторону озера, и просканировал его поверхность. Блин, лажанулся с этим дэвом жутко, хоть никто мой косяк и не заметил. Не хватало еще с озерной нечистью опозориться. Это может стать последним позором в жизни.
Через пару минут я вызвал командира.
— Кэп — Ромашкину. Прошу причесать из крупняков тростниковые заросли левее самолета, они мне категорически не нравятся. — После чего снял винтарь с предохранителя, и кинул его к плечу.
Наверху гулко ударили браунинги, со звоном упали гильзы на истрескавшийся бетон старой взлетки. Полетел в разные стороны срезанный тростник. Из зарослей раздался вой.
Пара тварей выскочила из зарослей, и рванула было ко мне длинными лягушачьими прыжками, но я снес их двумя выстрелами. После чего камыш немного пошебуршил, и затих.
— Ну, мы пошли? — Локамп и второй пилот застегнули кобуры, и полезли вверх, вслед за бортинженером и полковником.
— Снимаем швартовы, парни. — Я поднял с земли тяжелую свайку, больше похожую на немалый ломик. — Аккуратно!
Вывернув из бедных акаций врезавшиеся тросы, мы придержали их снизу, обтягивая. Иначе они такую бороду могут на барабане намотать, проще срезать болгаркой будет.
Илья и Зиганьшин полезли наверх, а я с винтовкой страховал их. Солнце почти скрылось.
— Ромашкин, заканчивай работу. — ожила на плече рация. — Давай домой.
— Есть. — Ответил я, и поймал проплывающий мимо штромтрап. Встав на ступеньку, я вместе с дирижаблем пошел вверх, и полетел на озером. Внизу, под моими ногами, в тростниковых выла разочарованная нечисть.
— Позер. — Хмыкнула рация голосом старпома.
Какое‑то время я просто балдел, болтаясь над огромным озером. Красотища потрясная, словами сложно описать. То заросли тростника, то заросшие травой развалины многоэтажек, торчащие из воды, приспособленные птицами под гнездовья. Значит, на таких островах нежити нет, проточная вода кругом. Здоровенные косяки рыб, стая огромных толстолобиокв, скачащие дельфинам на зависть, тучи чаек и уток, косяки лебедей, пеликаны и даже фламинго. Так я и болтался над водой, вентилируясь. Ровно до тех пор, пока внизу не увидал огромную щучину, судя по всему. По моим прикидкам, рыбка была длинной не менее пяти метров, и так заинтересованно следила за мной, что я в темпе вальса рванул вверх по балясинам, вплетенным в толстые пеньковые тросы.
Поднявшись, я первым делом нажал на клавишу корабельного переговорного устройства в тамбуре.
— Ходовая — второму тамбуру. Командир, погрузка гражданских и экипажа самолета завершена, проишествий нет. Старший десантной группы Ромашкин.
— Молодец. Отдыхай. Виктора сменишь после полуночи. — ну вот, опять мне собачья вахта. Ввезет. Что скажешь. Ладно, надо одно дело сделать, и спатаньки.
Шагнув в коридор, и получив по загривку от боцмана, правда, сугубо одобрительно, я застал в коридоре здорово растерянного второго пилота, вертящего в руках кобуру с ПМ.
— Это что, мне его никому сдавать не нужно? — Судя по всему, он этот вопрос задал минимум в третий раз. Потому что обычно наш второй мех, Виктор Замятин, на данный момент вахтенный офицер, спокоен как удав.
— Да, оставьте его себе. У нас ручное оружие не регистрируется и не декларируется. Но учтите, все проступки, совершенные с оружием, судом учитываются как отягощяющие. Сейчас идите, разбирайте вещи, которые вы загрузили в грузой трюм номер два. Василий, проводишь? — Замятин повернулся ко мне.
— Провожу. — Кивнул я. — Только, Вить, не знаешь, где та высокая блондинка — стюардесса?
— В третьем трюме. Он же для десанта модернизирован, герметичен и теплоизолирован. Там сейчас рундуки вешают и гамаки.
— Ясно, спасибо. Пойдемте, офицер? — Я повернулся к второму пилоту с Ана.
Проводив его до груды вещей в сетках, я пробежал по гулким пайолам до третьего трюма, наполненого негромким гулом голосов, затихшим при моем появлении.
Сопровождаемый напряженными и испуганными взглядами, я прошел до сидящей около переборки девушки, притянувшей колени к груди, и пытающейся не разреветься. Поглядел на нее, опустился перед ней на одно колено, оперевшись рукой на ствол автомата, который упер в пол приклаадом.