Евгений Красницкий - Отрок. Женское оружие
Арина аккуратно отрезала нитку, слегка разгладила шов и тщательно свернула работу — все это молча.
«Время выгадывает… Для чего? Просто слова нужные подобрать или обмануть половчее?»
— Из близких родственников наследников по мужской линии не оказалось… Дальние нашлись, конечно. А меня за бездетностью в род вернули. Детей у нас с Фомой так и не было…
«Что ж, ответила твердо, хоть и видно — не просто ей про это говорить».
Теперь Анна спрашивала, не прикрывая допрос вежеством и гостеприимством:
— Значит, два с лишним года уже вдовеешь?
— Да.
— И не сватались больше? Почему? Из-за бездетности?
— Сватались, но я сама не хотела, а батюшка меня не неволил.
— А почему не хотела? Вдруг да родила бы деток?
Арина впервые запнулась, будто не зная, что сказать, но все же ответила:
— Я от любимого детей хотела, Анна Павловна, а после Фомы… видеть мужей рядом не желала… не могла себя переломить.
— Так мужа любила, что от детей готова была отказаться?
— Очень любила… Будто часть себя с ним похоронила. Долго как не в себе была, только дома и оттаяла немного, спасибо батюшке. А деток я всегда хотела, да не дал Господь.
«Глаз не прячет, смотрит прямо в лицо, да и руки от рукоделия освободила, на виду спокойно сложила, не мельтешит ими. Значит, в себе уверена, да и отвечает искренне, похоже».
— У нас в Ратном лекарка есть, очень хорошая. — Голос Анны смягчился, будто и не было только что строгой боярыни. — Если ее попросить, она посмотрит, что с тобой. Может, подскажет что.
«Вот и будет повод Настене ее показать да посоветоваться».
— Благодарствую, боярыня. Непременно схожу, коли примет она меня.
— Настена в помощи никому не отказывает… — И опять резкий вопрос: — А чем же ты в родительском доме занималась, коли деток-то не было?
— Матушке помогала хозяйство вести… а еще батюшка, чтоб меня от черных мыслей отвлечь, к охоте пристрастил. Он и сам лес любил, душой там отдыхал, вот и мне помогло.
— Значит, это батюшка твой так тебя из лука стрелять выучил? Лука Говорун и то дивился, сказывают, как ты татю в глаз стрелой попала.
— И батюшка учил, и побратим его, дядька Путята, что у нас тогда почти год жил. Вот он искусный лучник, он мне и лук потом подарил за успехи мои, и хвалил очень… Он для всех нас как родной дядька был. — Арина грустно улыбнулась своим воспоминаниям. — Жаль, не знаю, как ему весточку передать, сообщить, что с нами случилось. Батюшка знал, конечно, но мне не сказывал.
«Что еще за дядька такой? Надо будет Гришу поспрашивать…»
— А татя… случайно получилось, от отчаяния больше стреляла. Хоть и не метила я именно в голову, но тут повезло — повернулся он… — Арина вздохнула, вновь переживая тот ужас, и добавила тихо: — Это он как раз перед тем батюшку мечом добил…
Анна чуть губу с досады не закусила. И жалко ей было молодую женщину, пережившую такой ужас, и до смерти хотелось выспросить у этой странной вдовы все подробности того, что произошло тогда в лесу, узнать, как она решилась подставиться татям и под болты отроков. Да не просто подставиться, а выйти практически раздетой и выманить на себя убийц, лишив их осторожности.
«Да, бабонька, досталось тебе… Не всякая смогла бы выдержать. А уж если вспомнить, что мне Илья нарассказывал про остальные твои подвиги… и мужи бы растерялись. Ха! Мужи! И баба иной раз может мужей в лужу посадить!»
Вопросы прямо-таки жгли язык, но… боярыне невместно проявлять подобное бабье любопытство, да и дело, за которым она пришла сюда, было очень уж важным.
«Тяжела ты, доля боярская… Варвара, поди, никогда не задумывается, спросить или не спросить… Да и девки небось уже мозоли себе на языках набили, все косточки приезжей перемываючи. Только вот ты, матушка моя, не девка несмышленая… да и не Варвара… так что потерпишь».
— Про то, что в лесу было, мы с тобой в другой раз поговорим, — вернулась Анна к тому, что волновало ее больше всего. — Ты мне лучше вот что скажи: Андрея у нас в Ратном и жены, и девки стороной обходят, глядеть на него лишний раз боятся, а ты, говорят, сама ему поклонилась, когда об опекунстве речь зашла. Там же не один он был — и Лука, и другие ратники… Почему же ты именно ему доверилась?
Арина при имени Андрея еле заметно напряглась, но и в этот раз не замялась, твердо взглянула в глаза боярыни — только щеки слегка порозовели — и решительно сказала:
— Сама не ведаю… Я тогда его одного из взрослых мужей и знала хоть немного — он за нами с отроками приезжал, и поняла — надежен. А что боятся его все, так я только потом узнала… и до сих пор дивлюсь, почему даже родня его не видит. — Голос Арины дрогнул, но она договорила: — Он же одинокий очень. А душа — добрая и… трепетная. Я такого еще среди мужей и не встречала…
«Вот тебе, матушка-боярыня, и в твой огород камешек. И не камешек даже, а валун… Надо же — трепетная… Это у Андрея-то? Права Арина — никто у нас даже и не задумывается, что у него на сердце: привыкли, что предан как пес, а до иного и дела нету. А она и не знает, что у нас его все боятся… и почему боятся — тоже…»
— Другие на него годами смотрели и не замечали ничего, а ты, почитай, с первого взгляда разглядеть сумела, — задумчиво, словно себе самой, проговорила Анна. И тут же хлестнула вопросом, как давеча: — Кто тебя так видеть научил?
Арина — по глазам ясно было — поняла, О ЧЕМ ее боярыня спросила. И ответила обстоятельно.
— Бабка у меня была… не кровная родня, ее еще до моего рождения прадед в род ввел. Она и научила замечать не только то, что в людях на поверхности видно, но и то, что у них в глубине скрывается, — и, чуть помедлив, добавила почти что с вызовом: — Знаки Лады у меня на одежде — о ней память.
«Ну-ка, ну-ка… Что это за бабка такая… знающая?»
— Только этому учила? И ничему больше? — Вопрос опять прозвучал резко, но Анна видела — Арина прекрасно понимает, ЧТО ИМЕННО ее интересует и почему. Понимает — и не обижается.
— Почему же только этому? Разному научила, она ведь много чего умела, ее у нас ворожеей считали. Вот только меня ворожить она даже и не начинала учить, говорила, что я свое счастье и без ворожбы встречу. Да и не бывает счастье навороженным… Жаль, до моего счастья она не дожила…
— Бабка крещеной была?
Тут Арина слегка смешалась, затрудняясь с ответом:
— Не знаю… никогда не спрашивала — я ведь тогда еще девчонкой была. От православной веры она меня не отвращала, наоборот, учила любую веру уважать. И с попом нашим мирно уживалась.
