Дмитрий Силлов - Тень якудзы
Странно было Витьку наблюдать, как сержант ГАИ протирает у Афанасьевского внедорожника лобовое стекло. Но факты — вещь упрямая. Гаишник протер стекло, получил обратно свой автомат, прыгнул в «шестерку» и ретировался, как сон — сон странный и малоправдоподобный.
— Вот так у нас по городу пацаны ездят, — сказал Афанасий, подходя к машине. — Ну чо, берешь?
Витек молчал, все еще переваривая увиденное.
— Ты еще думаешь? — взревел Афанасий. — А ну-ка, вылазь из-за руля. Я тебе сейчас покажу еще кое-что.
Витек открыл дверь и вывалился наружу.
«Эк меня развезло в тепле! — удивился он, мотая чугунной головой. — И как я еще машину-то вел?»
— Присаживайся, братуха, не тормози, кукушку простудишь.
Афанасий помог Витьку погрузиться на пассажирское место и сам лихо прыгнул в водительское седло.
«Во здоровья у человека, — оформилась в голове Витька вялая мыслишка. — Только что пил как лошадь Пржевальского…»
Афанасий выдавил газ до пола, но…
Впереди по ходу движения была пробка. И, похоже, пробка серьезная. Редкое явление в периферийном городе, но, тем не менее, порой имеющее место быть.
— О! — сказал Афанасий. — Никак один тормоз другого протаранил.
И, решительно вывернув руль машины влево, вдавил в пол педаль газа.
Автомобиль глухо рявкнул двигателем и выскочил на встречную полосу.
— Ну что, лохи? Замерим, у кого кишки толще?!
Внедорожник несся по встречке. Буйно веселился и кричал что-то рядом с Витьком безумный водитель, порой совсем отпуская руль, заражая своего пассажира сумасшедшей удалью. И Витек тоже кричал что-то шарахающимся в сторону встречным машинам, молотя ладонями по торпеде, словно играя с водителем в четыре руки барабанный марш смерти…
Сколько прошло времени? Минута? Десять? Пробка давно осталась позади. Наконец, Афанасий перестал бесноваться и, свернув направо, косо через две полосы пересек шоссе и остановился у обочины.
— Ну как? Берешь точило?
Он улыбался. В надвигающейся темноте ночи его лицо исчезло. От Афанасия остались лишь шумное дыхание, запах перегара и широкий белый оскал зубов на фоне черного овала.
«Своя жизнь…»
Новая жизнь пахла своей кровью, чужим перегаром, духами Насти и смрадным дыханием Ибрагима у лица.
И мечтой. Которая в той, другой, прежней жизни никогда не сбудется.
— Беру, — сказал Витек.
* * *Он проснулся от того, что кто-то мягко трогал его голую ступню. Витек дернул ногой, разлепил глаза, глянул смурным со сна взглядом и заорал дурным голосом. И заорешь, когда на тебя из темноты лупятся два желтых глаза, горящих на рогатом силуэте. Со сна мозг выдал — то ли домовой погостить приперся, то ли сам сатана в миниатюре. Инстинктивно Витек лягнул пяткой жуткое привидение, и оно, вякнув утробно, соскочило с кровати и ринулось в сторону полуоткрытой двери балкона.
«Ох ты, черт!»
Витек упал на обратно подушку. Сердце молотилось в груди, словно автомат Калашникова.
— Ты чего орешь? Тронулся?
— Кошак соседский в гости приходил. Напугал, зараза, — отдуваясь, ответил Витек.
— A-а. Это да. Страшнее кошки зверя нет, — сонно протянула Настя. И тут же засопела снова.
«И чего сопит как паровоз, — с неприязнью подумал Витек, глядя на спящую рядом девушку. — Может, полипы в носу? Франкенштейна что ль позвать, чтоб операцию сделал? И ей польза, и студенту практика. "Страшнее кошки зверя нет…" Деловая колбаса. Жаль, что он не тебя за пятку почесал. Во бы визгу-то было».
Разжиревшая луна, бугрясь целлюлитными пятнами кратеров, тупо пялилась в окно. Сон не возвращался. Витек закинул руки за голову и уставился на гипотетический осколок древней планеты. В мутной после вчерашнего голове роились мутные мысли. Каждый знает — это бывает порой, если ночью с похмелья не отрываясь долго смотреть на луну.
«Машину купил… В рассрочку. Спьяну. Во идиот! А чем отдавать? Понятно чем. Еще четырех замочил — от Стаса десяточка. Живи — не хочу. Только долго ли?.. А, в общем-то, какая разница? Если Стас не брешет, Ксеркс вон царь был, и то нарвался. В палатке что — жизнь? Мух гонять до старости да упаковки с молоком разгружать? А тут — на тебе. И тачка, и кабак, и телка…»
Он повернул голову.
Без косметики лежащая рядом голова была… попроще, что ли. А еще от угла рта спящей головы вниз протянулась тоненькая прозрачная дорожка, отсвечивающая серебром в навязчивом свете луны. Под щекой девушки уже собралось приличных размеров темное пятно.
«Ага. А еще она во сне пускает слюни. Мило. Самому во сне не прилипнуть бы. Хотя, Шарлиз Терон, судя по "Жене астронавта", без штукатурки на морде тоже мышь белая. Так что, слюни — не сопли, Витя, переживешь как-нибудь…»
Внизу на улице раздался звон, как от разбитой камнем лампочки. Потом что-то взвыло надрывно — и тут же смолкло. Внутри Витька шелохнулось нехорошее предчувствие.
«Машина…»
Он вскочил с постели и, на бегу натягивая трусы, ринулся на балкон.
Так и есть. Под потухшим слепым фонарем вокруг его автомобиля копошились темные фигуры.
— Твою мать!!!
Времени обуваться-одеваться не было. Витек выхватил из-под кровати бейсбольную биту — копию сгоревшей в «Караван-сарае» — распахнул дверь и в одних трусах бросился вниз по лестнице.
Вот и подъездная дверь — обшарпанная, битая и драная многими поколениями своих и пришлых алкашей.
«Спокойно, Витя, спокойно, — осадил Витек свой порыв ринуться наружу сломя голову, с криками, воплями и матюгами. — Такого вот бойкого да голосистого заточкой в бочину ткнут — и поминай как звали…»
Он осторожно приоткрыл дверь и ужом скользнул в темноту.
До машины было метров пятьдесят. Луна как раз скрылась за набежавшей тучкой, и угольная чернота ночи была Витьку на руку.
Все получилось. Он прокрался эти метры, прижимаясь к стене дома, и оказался точно за широкой спиной мужика, наконец-то справившегося с дверцей.
— Порядок, — прошептал мужик напарнику, который, затаив дыхание, следил за работой товарища. — И когда, только, падла, успел сигнализацию сменить? О, он и замки на педали соорудил! Вот тебе и лох. Минут двадцать еще провозиться придется…
— Помочь, мужики? — спросил Витек.
«А-а-а-а…» — взвилась у него в голове высокая нота.
Взвилась — и пропала тут же.
Мужики обернулись. У широкого в руке блеснуло что-то длинное типа отвертки.
Но воспользоваться своим оружием он не успел. Бита с еле слышным «ш-шухх!» рассекла воздух и попала ему прямо в лоб. Он рухнул, словно мешок картошки, даже не пикнув.
Его напарник оказался проворнее. Второго акта гуманитарной помощи он ждать не стал, поинтересоваться состоянием здоровья сотоварища тоже не удосужился — только удаляющийся топот подошв от него и остался.
