Дуглас Хьюлик - Свой среди воров
– Косвенно, – возразил я.
– Я несказанно рада этому обстоятельству.
– Какого черта ты от меня хочешь, Ана? Я пришел предупредить – что я еще могу сделать?
– Для начала? Принести мне на блюде голову этого мага.
Я зло расхохотался:
– О, безусловно! Баронессе Сефаде не пристало терпеть неудобства! Я валял дурака, но теперь спохватился! – Я вскочил на ноги. – Попудрите нос, а я живенько свистну Кентов и прочешу город!
– Не паясничай. Я хочу, чтобы человека, который знает о нас, ликвидировали. Это значит, что я помогу. – Она протянула руку. – Давай сюда твои бумажки.
– Что?
– Я была куртизанкой и все еще вдовствующая баронесса, а потому, Дрот, кое-что понимаю в тайнописи.
Я молча смотрел на нее, не решаясь.
– Дрот, зачем ты пришел? – вздохнула Кристиана.
– Предупредить тебя. И поспать.
– Понятно, – кивнула она. – А когда ты в последний раз пользовался парадным входом?
– Я…
– Дрот, ты спишь на ходу. Одним Ангелам известно, сколько ты шлялся, а дома у тебя – джанийский маг и мертвое тело. Но, даже учитывая все эти необычные обстоятельства, я уверена, что ты не полез через стену не потому, что устал.
– Стена изрядно высокая…
Кристиана вскочила на ноги:
– Ну и ступай к черту! Артачься дальше…
Тут я не выдержал и начал смеяться.
Кристиана умолкла и уставилась на меня. Затем ухмыльнулась, как делала в одиннадцать лет. Приятно глазу.
– Сволочь! – сказала она.
– Проста, как прежде.
Я вытащил из кисета клочки. Сестренка или нет, она говорила дело – ей чаще приходилось возиться с шифрами, чем мне.
Кристиана почти небрежно взяла бумажки, но изменилась в лице, когда вгляделась. Она подняла их на свет, нахмурилась, повертела, после чего пошла к саду на солнце.
Я вернулся на скамью и уперся затылком в стену под ликом Релескои.
– Спорим, она не найдет ключ к шифру? – сказал я Ангелу.
Тот не ответил. Наверное, добрый знак.
Я прикрыл глаза.
И очнулся от того, что Кристиана пнула меня в ногу.
– Где ты это взял, черт тебя дери? – спросила она.
Я потер лицо, пытаясь проснуться. Дальше простого прихода в чувство дело не пошло.
– Что?
Кристиана помахала бумажками у меня перед носом.
– Вот это. Где ты их взял?
– Я ж сказал – нашел в вещах контрабандиста и предателя. А что?
– И это все, что ты можешь о них сказать?
Я посмотрел на бумажки, потом на сестру. Она была напряжена за двоих. Я начал наконец просыпаться.
– Что ты узнала?
– То, что ничего не узнала, – огрызнулась она, резко повернувшись и обдавав меня запахом духов. – Здесь нет ни шифра, ни тайнописи – ничего.
Я заметил, что комната изменилась, пока я спал. Принесли низкий стол, кресло и небольшой налой для чтения. На столе лежали книги – открытые и сложенные стопкой в углу. На налое покоились еще две, а также стояли свеча, несколько мисок и набор бутылочек и пузырьков. На сад в зеленой арке уже пала тень.
Значит, время перевалило за полдень. Я проспал не меньше двух часов.
– Это бессмыслица, – пожаловалась Кристиана, помахав бумажками. – Для шифра здесь мало последовательности. Нужно, чтобы текст напоминал письмо или хотя бы повторялись символы. Я проверила их в зеркале – вдруг это оборотный или частичный шифр. Бесполезно. И они совершенно не похожи друг на друга. Они вообще ни на какие буквы не похожи – значит, это не текст.
– Невидимые чернила? – предположил я.
– Испробовала четыре обычных реагента, – ответила Кристиана, махнув рукой в сторону стола.
– А если попробовать необычные?
– Они либо ядовитые, либо очень дорогие, либо то и другое.
Я подумал о зависшем в воздухе трупе убийцы.
– Возможно, для этих людей нет ничего «слишком дорогого» или «слишком опасного».
Кристиана пожала плечами:
– Хорошо, я могу и другие попробовать – потом. Но не думаю, что это поможет.
– Почему нет?
Кристиана подошла и наклонилась ко мне. Пахнуло мускатным орехом и мускусом с солоноватой примесью ее пота.
– Посмотри сюда. Видишь линию, где все каракули обрываются, не доходя до края? – сказала она, передавая мне клочок. – Это значит, что писавший что-то сделал с бумагой, когда писал. Что-то прервавшее или прекратившее письмо.
Она распрямилась и рассеянно провела рукой по выбившейся пряди.
– Если мы хотим разгадать шифр, нам нужно что-то сделать с этой бумагой. Физически.
Я долго смотрел на знаки, на окружавшие их линии с точками и на бритвенно-ровную белую полосу вдоль одного края, рассекавшую метки. Это напомнило мне что-то смутно знакомое. Но нет, догадка исчезала при первом касании.
– Ты ее складывала? – спросил я.
– Без счета. Некоторые знаки повторяются, но остальное все равно чушь.
Я снова прислонился к стене. Плечи взвыли, но я не стал слушать.
– Мы что-то упускаем, – пробормотал я. – Этим пользуется Круг, а не имперские шпионы. Если кто-то писал Ателю и Силосу, то вряд ли шифр сложнее послания.
Кристиана что-то проворчала и выпрямилась. Она отрешенно закусила нижнюю губу, наматывая на палец прядку волос.
Я посмотрел на Релескои.
– Мог бы забиться со мной, ничего бы не потерял, – буркнул я ему.
– Что? – вскинулась Кристиана.
– Ничего.
Я оттолкнулся, встал и подошел к столу.
– Те самые, другие реагенты для невидимых чернил, – произнес я, оборачиваясь к сестре. – Насколько они…
И застыл.
Она стояла и смотрела на меня, скрестив руки на груди. А прядка, которую она наматывала на палец, повисла за ухом и чуть закрутилась спиралькой.
– Волосы, – указал я.
Кристиана смущенно вскинула руку:
– Мои волосы? Дрот, что ты…
Я перевел взгляд на мозаику с Релескои – посох, вокруг вились священные письмена. Символ веры на кольцах пергамента.
Ну конечно.
– Я понял! – вскричал я, указывая на Ангела. – Посох. Твои волосы. И моя скверная привычка накручивать записки на палец. Как я сразу не догадался! – И я торжествующе потряс бумажкой. – Ее не надо складывать, подносить к зеркалу или просвечивать! – воскликнул я. – Ее нужно намотать на что-нибудь, и тогда линии совместятся и образуют буквы!
Кристиана широко распахнула глаза и ахнула:
– «Скитала»… Но… этим шифром уже веками никто не пользуется!
– Тем лучше, – возразил я. – Кто вспомнит такую древность? Тебе, например, и в голову не пришло.
Кристиана хмыкнула, но спорить не стала.
– Это здраво, – признала она. – Для этого всего-то и нужны палочки одинакового диаметра – обматываешь бумагу, а потом пишешь или читаешь. И каждому по уму. А у покойников не было палочки или жезла? Это должно быть что-то безобидное, что-то очень обыденное…
Я не обыскивал труп Силоса, зато Ателевы пожитки перетряхнул не раз и очень хорошо запомнил.
– Трубка, – назвал я. – У Ателя была трубка с длинным чубуком. У Силоса могла быть такая же.
– Ее у тебя, конечно, нет?
– Нет, – признал я. – Но я помню, как она выглядела.
И я принялся запихивать бумажки обратно в кисет.
– Если я прямо сейчас сгоняю на Пепельную улицу, то обойду полдюжины табачников, прежде чем…
– Ерунда, – отрезала Кристиана и хлопнула в ладоши. – Никуда ты не пойдешь. Я не собираюсь сидеть и ждать.
Йосеф вплыл в комнату, остановился на почтительном расстоянии и поклонился.
– Мне нужны курительные трубки, Йосеф, – повелела Кристиана. – Самых разных видов и размеров.
– Очень хорошо, мадам. Сколько табачников мне пригласить?
– Начнем с дюжины, а там посмотрим.
– Когда мадам желает их принять?
– Немедленно, Йосеф.
Дворецкий церемонно поклонился.
– Я сейчас же пошлю курьеров. Собрать их в верхнем зале?
Кристиана величественно кивнула.
– Да, пожалуй. И передай повару, чтобы сервировали нам с Дротом ранний ужин в саду.
Йосеф нижайше склонился в третий раз и поспешил прочь.
Кристиана развернулась ко мне и довольно улыбнулась:
– Вот так, милый братец, занимаются беготней баронессы.
16
Я ворвался к Балдезару, когда писцы уже захлопывали ставни и запирали двери. Старший писец шагнул вперед и заквохтал насчет того, что они закрываются. Я посмотрел на него как на докучливую муху. К лестнице я прорвался, оставив шлейф из растолканных тел и парящих бумаг. Перепрыгивая через две ступеньки, я добежал до кабинета и распахнул дверь.
Стол, пергаменты, книги, чернила и перья, но ни следа Балдезара.
Я развернулся, навалился на кованые перила и оглядел зал. К Балдезару я прибыл прямо от Кристианы. Стойкий недосып не красил ни моего лица, ни настроения.
– Где? – вопросил я.
В зале молчали. Я услышал, как на пол спикировал бумажный лист. Писец выронил пузырек с чернилами, и тот покатился по полу.
