Джеймс Дашнер - БЕГУЩИЙ В ЛАБИРИНТЕ
Томас обнаружил, что его руки, лежащие на коленях, стиснуты в кулаки. Он разжал их и вытер вспотевшие ладони о штаны. Потом заговорил, не успевая обдумывать слова:
— Я ничего плохого не сделал. Просто увидел двух парней в отчаянном положении — они старались добраться до Приюта, но у них не было шанса. Стоять, смотреть и ничего не делать только потому, что какое-то дурацкое правило это запрещает... ну, это казалось мне трусостью, эгоизмом и... да просто глупо! Если вы хотите упрятать меня в тюрьму за спасение чьей-то жизни, то вперёд и с песней. В следующий раз, обещаю, буду стоять, тыкать в них пальцем и смеяться, а потом пойду как миленький наворачивать обед.
Томас вовсе не пытался шутить. Его вообще поражало всё это разбирательство.
— Вот моё предложение, — сказал Ньют. — Ты нарушил наше чёртово Правило Номер Один, так что в качестве наказания отсидишь один день в Кутузке. Я также предлагаю избрать тебя в Бегуны — со вступлением в действие сразу же после окончания собрания. За одну ночь ты доказал свою пригодность к этой работе полнее, чем другие кандидаты — за много недель. А что касается того, чтобы тебе стать Стражем — забей на фиг. — Он перевёл взгляд на Минхо. — Хотя бы насчёт этого Гэлли был прав — только дурак мог такое предложить.
Слова Ньюта задели Томаса, хотя, конечно, заместитель вожака был прав. Томас воззрился на Минхо — что тот ответит?
Страж, судя по всему, не удивился решению Ньюта, но всё же ринулся в бой:
— Это ещё почему? Да он самый лучший из нас, клянусь! А кто лучший — тот и Страж.
— Отлично, — отчеканил Ньют. — Если это правда, то мы можем сделать перестановки позже. Скажем, через месяц. Посмотрим, как он себя проявит.
Минхо пожал плечами.
— Замётано.
Томас тихо выдохнул и расслабился. Ему по-прежнему хотелось стать Бегуном — странное желание, если принять во внимание всё, что случилось с ним в Лабиринте. Но вот так сразу оказаться Стражем — нет, идея, конечно, смехотворная.
Ньют обвёл присутствующих взглядом.
— О-кей, у нас несколько различных предложений, так что давайте обсудим...
— Да ладно! — вмешался Котелок. — Давай голосовать! Я за твоё!
— Я тоже, — отозвался Минхо.
К ещё большему облегчению Томаса все остальные — почти все — присоединились к этим двоим. Сердце Томаса наполнилось гордостью. Единственным, проголосовавшим против, оказался Уинстон.
Ньют уставился на него.
— Твой голос не играет роли, но очень бы хотелось узнать, что происходит у тебя в башке?
Уинстон пристально посмотрел на Томаса, потом перевёл глаза на Ньюта.
— Как по мне, так и ладно, но в словах Гэлли что-то есть, не стоило бы так от них отмахиваться. Я не думаю, что он просто ляпает языком, что попало. Ведь правда — с тех пор, как здесь появился Томас, всё идёт через пень-колоду.
— Справедливо, — согласился Ньют. — Пусть каждый из нас поразмыслит над этим, а если что толковое надумается — соберём Сбор и обсудим. Лады?
Уинстон кивнул.
Томас, снова почувствовавший себя невидимкой, застонал:
— Парни, я просто балдею: вы тут толкуете обо мне, как будто здесь и духу моего нет!
— Слышь, Томми, — отозвался Ньют, — мы только что сделали тебя Бегуном. Кончай ныть и пошёл вон отсюда. Минхо будет тебя тренировать, так что берись за дело.
Только сейчас до Томаса по-настоящему дошло, что он теперь Бегун, и сможет исследовать Лабиринт. Несмотря ни на что, он ощущал трепет радостного возбуждения; его наполняла уверенность, что больше они не попадутся в ловушку и ночь в Лабиринте станет первой и последней. Может, на этом его квота неудач исчерпана?
— А как насчёт наказания? — спросил он.
— Завтра, — ответил Ньют. — От подъёма до заката.
«Один день, — подумал Томас. — Ну, это куда ни шло».
Собрание объявили закрытым, и все Стражи, кроме Ньюта и Минхо, поспешили убраться из комнаты. Ньют не двинулся со стула — так и сидел, черкая в блокноте.
— Н-да, ну и заваруха, — пробормотал он.
Минхо подошёл к Томасу и шутливо ткнул его кулаком в плечо:
— А всё из-за вот этого шенка.
Томас двинул его в ответ.
— Стражем, да? Хочешь сделать меня Стражем? Да у тебя дыра в башке ещё больше, чем у Гэлли.
Минхо состроил хитрющую мину.
— Но ведь подействовало же, а? Целься выше, тогда попадёшь. Благодарности принимаются позже.
Томас не мог не улыбнуться, отдавая должное умной тактике Стража Бегунов. Но тут его внимание привлёк стук в дверь, и он повернулся посмотреть, кто там. На пороге стоял Чак, и вид у него был такой, будто за ним гнался по крайней мере десяток разъярённых гриверов. Улыбка сбежала с лица Томаса.
— Что случилось? — спросил Ньют, поднимаясь со стула. Тон, каким он задал свой вопрос, встревожил Томаса ещё больше.
Чак мялся, заламывая пальцы.
— Меня послали Медяки.
— А что случилось?
— Да Алби там мечется и сходит с ума. Говорит, что ему позарез нужно кое с кем побеседовать.
Ньют направился к двери, но Чак остановил его, подняв руку вверх.
— Э-э... Ему нужен не ты.
— Как это не я? Ты что мелешь?
Чак указал на Томаса.
— Он требует его.
ГЛАВА 27
Второй раз за этот день Томас потерял дар речи — так он был поражён.
— Ну ладно, пошли, — обратился Ньют к Томасу, хватая его за руку. — Чёрта с два я пущу тебя туда одного.
Томас поспешил за ним, и в сопровождении Чака они покинули комнату и направились по коридору к узкой винтовой лестнице — раньше Томас её не видел. Ньют поставил ногу на ступеньку, затем обратил холодный взор на Чака:
— Ты. Стоп.
И странное дело — Чак только кивнул и не стал возражать. Томас понял: Алби, наверно, в таком состоянии, что даже любопытному Чаку невмоготу на него смотреть. Ньют продолжил свой путь вверх по лестнице.
— Не горюй! — сказал Томас мальчику. — Они только что назначили меня Бегуном, так что теперь у тебя в приятелях скаковой жеребец.
Это он так пытался шутить — боялся признаться даже самому себе, что от перспективы увидеться с Алби его бросает в дрожь. Что, если тот, так же, как и Бен, набросится на него с непонятными обвинениями?
— Да уж, — шепнул Чак, уставившись, как заворожённый, на деревянные ступени лестницы.
Томас пожал плечами и пошёл наверх. Ладони у него опять вспотели, по виску, он чувствовал, тоже скатывались капли. Как же ему не хотелось идти туда!
Ньют, мрачный и сдержанный, ожидал его на верхней площадке. Они стояли в конце длинного тёмного коридора. С противоположной его стороны находилась та самая лестница, по которой Томас поднимался в свой первый день в Приюте — когда увидел больного Бена. При этом воспоминании у него засосало под ложечкой. Он надеялся, что мучения Алби теперь позади — уж больно ему не хотелось вновь стать свидетелем той же душераздирающей сцены: несчастный парень с зелёной, неестественной кожей, испещрённой выпуклыми венами, корчится на кровати... Но скорее всего, ничего хорошего его не ждёт, так что Томас постарался собраться с духом.
Они подошли ко второй двери справа, Ньют тихонько постучался, в ответ из комнаты донёсся приглушённый стон. Бывший Бегун отворил дверь — она издала тоненький скрип, вновь возродив в Томасе смутное детское впечатление — кинофильмы про дом с привидениями. Вот, опять — крошечные проблески прошлого. Он помнил фильмы, но лица актёров ускользали, как ускользали и воспоминания о тех, с кем он ходил в кино. Он помнил также о существовании кинотеатров, но представить, как конкретно выглядит хоть один из них, не мог. Разумно объяснить эту непонятицу он уже и не пытался. Даже самому себе.
Ньют вошёл в комнату и поманил Томаса за собой. Тот настроился на страшное зрелище, но когда поднял взор, то увидел лишь измождённого юношу, с закрытыми глазами лежащего в постели.
— Он спит? — прошептал Томас. Так он пытался избегнуть того вопроса, который в действительности вспыхнул в мозгу: «Он ведь не умер?»
— Не знаю, — так же тихо ответил Ньют , подошёл к кровати и присел на табурет. Томас пристроился с другой стороны.
— Алби, — шёпотом позвал Ньют. Затем повторил погромче: — Алби! Чак сказал, ты хотел видеть Томми.
Веки Алби, дрожа, поднялись, и в тусклом свете сверкнули багровые, вспухшие глаза. Он посмотрел на Ньюта, потом перевёл взор на Томаса. Со стоном сел на постели, подвинулся так, чтобы опереться на спинку кровати в изголовье.
— Да, — хрипло каркнул он.
— Чак сказал, ты тут мечешься, как придурочный. — Ньют склонился над больным. — Что случилось? Тебе всё ещё плохо?
Алби заговорил, дыхание со свистом вырывалось из его груди, и каждое слово давалось с таким трудом, словно забирало с собой неделю жизни:
— Всё теперь... изменится... девчонка... Томас... я видел их... — Он на миг сомкнул веки, но тут же вновь открыл их, потом снова улёгся плашмя на спину и уставился в потолок. — Что-то мне худо.
