Андрей Лестер - Москва 2066. Сектор
«Может быть, не стоит отодвигать занавесочку? – думал он. – И почему все-таки я тоже оказался в отбраковке, в одной компании с дергаными? По-видимому, я не знаю о себе что-то очень важное. Но что?»
– Послушайте, – попросил он Леву, как только они вышли из фотомастерской, – а вы можете рассказать мне об ангелианцах, что это за религия такая?
– Конечно, – сказал Теоретик, и в глазах его появилось выражение, будто Чагин задал один из тех вопросов, на которые ему хотелось бы ответить. – Конечно, только давайте пойдем назад пешком, не поедем на лифте.
– Помните тот момент, когда после Переворота все, кто мутировал, перестали ходить в церкви? Да? Ну, так с нами оказалось все наоборот.
Теоретик еще больше стал похож на человека-протуберанца. Он спешил высказаться. Слова душили его. Он захлебывался и беспорядочно двигал конечностями.
– Мы, в отличие от тихих, сохранили тягу к нематериальному, иррациональному.
Чагин поморщился, но удержался и не стал перебивать.
– Не зря среди нас оказалось так много священников и жрецов всех религий, какие только можно себе вообразить. Как только мы стали жить компактно, в Секторе, народ повалил в храмы и всякие молельные дома. Пошло очень много молодежи. Все хотели знать, в чем провинились, и как вернуть мир на старые пути его. Священники сориентировались довольно быстро. Мусульманам в атрибуты рая, к садам и гуриям, добавили Интернет и мобильную связь. Другие тут же подтянулись. Пошла гонка на опережение. «Да, этот мир юдоль скорби, – заявили католики. – Нас погрузили в пост-цифровое чистилище, мы больше не можем сделать тысячу фотоснимков своей семьи на фоне Египетских пирамид и сохранить их на крошечной карточке, у нас больше нет Одноклассников и ВКонтакте, зато за гробовой доской праведники смогут пользоваться смартфонами».
С небольшим опозданием выдвинулись православные. Но зашли они в правильные коридоры и быстро получили от правительства карт-бланш.
– На что? – спросил Чагин.
– Да на всё. На борьбу. На право идейной поддержки Сопротивления. Ну и, конечно, на использование символов Второго пришествия.
– Я не в курсе, что это за символы. Просветите.
– Я и сам не в курсе, не специалист в христианской догматике, но в нашем случае это мобильник и девочка, которая умеет включать его.
– Поклонение мобильнику?
– А что здесь такого? Разве в доцифровых и пост-культурных обществах боялись поклоняться примитивному пыточному орудию римлян? Короче, пошли слухи, что такая девочка существует, живет где-то во Внешнем мире, скрывается ото всех, но рано или поздно придет и включит все мобильники и видеоплееры, и начнется Новая эра света и радости.
– А вот это тоже отсюда? – Чагин сложил пальцы лодочкой и поднес руку к уху.
– Естественно, паника в блогосфере! Главный жест ангелианца.
– Ну а девочка-то есть? Ее кто-то видел?
– Конечно! В том-то и дело, что видели…
– Стойте! – сказал Чагин. – Я, кажется, знаю. Полковник Бур?
– Да, он. Он что-то рассказывал вам?
– Нет, ничего. Сказал только, что он вроде апостола у местных.
– И не вроде апостола, а апостол. Он никому ничего не рассказывает про девочку, но у нас живут ее родители, отец и мать.
– Мария и Иосиф.
– Не совсем. Там, как известно, дух святой был, а Иосиф только номинально числился, а тут настоящий отец, родной, кровный родственник, паника в блогосфере!.. И вот родители говорят, что полковнику было явление. А отец ее сейчас епископ, второе лицо после патриарха…
– Да что за явление? Что там было?
– Не важно. То есть важно, но пропустим. Все равно это миф, а у нас мало времени. Если через пять минут не вернемся в офис, это будет подозрительно. Короче, в епархиальном соборе ангелианцы поместили золотой Vertu в саркофаге из пуленепробиваемого стекла (а пуль-то нету, ха-ха). Ему, конечно, поклонялись: целовали, приносили новорожденных и все такое. И вот однажды, – Теоретик задохнулся и положил руку на сердце, – однажды на него пришла смс-ка!
– Смс-ка? – похолодел Чагин.
– Да, смс-ка.
– Что там было? – Никита спросил и тут же пожалел, что спросил. Не стоило, не стоило трогать занавесочку.
– Да ничего особенного. Несколько слов. «Нет ничего лучше маленького щенка».
– И всё?
– И всё.
Никита засмеялся счастливым смехом. Такие слова вполне мог бы написать его сын Леша. Если это и имело какое-то отношение к Неизвестному, то это было именно то, что Чагин уже знал о нем. Чистые реки, умные дети, тишина, цветки абрикос и черешни.
– Это чудесно, – сказал он.
– Да, может быть. Но вы не знаете, во что это вылилось.
Теоретик вдруг схватил себя за растрепанные волосы и потянул их, словно желая вырвать. На лице его проступило выражение глубокого горя и отчаяния.
– Во что?
– Я не могу сказать, – прошептал Теоретик. – Но начало было такое. Люди теряли сознание, ползали на коленях, женщины срывали одежды и отдавались прямо на каменном полу храма. С улиц потащили щенков: отмывали, откармливали и держали дома вроде домашнего божества. Другие, напротив, ловили собачат и приносили их в жертв у, поедая их мясо. Третьи занимались с собаками любовью. Во всех клубах во время стриптиза на сцене в определенный момент обязательно появлялся щенок сенбернара или ротвейлера… Выпускались значки и брошки. Кусочки собачьей шерсти вкалывали в уши, брови и гениталии. И так было до тех пор, пока не пришло второе сообщение, за ним третье, и так пошло, приблизительно раз в неделю…
– Подождите, – перебил Чагин. – Значит, девочка все-таки есть?
– Есть, да. И зовут ее Анжела.
– А где она?
– А вот об этом лучше…. – Лева приложил палец к губам, потом помахал рукой перед собой, как бы отказываясь от слишком щедрого подарка, потом с ужасом посмотрел вверх и вниз в пролеты лестницы. – Нам пора. Быстрее.
Чагин не стал давить. Он понимал, что у него еще есть два-три дня, чтобы открыть для себя некоторые тайны Сектора. Он шагал широко, а Теоретик почти бежал рядом с ним и очень тихо, но так, чтобы было слышно Чагину, бурчал себе под ноги:
– Я так ждал вас. То есть человека оттуда, из Внешнего мира. То есть, конечно, вас. То, что приехали вы, именно вы, это слишком. Слишком для меня. Не знаю, какова цель… Я не знал… В общем, я очень ценю, вы не берите себе в голову…
В большом зале «Прыгающего человека» Теоретика ждали две нестарые женщины в очках и мужчина лет сорока с извилистым ртом. Балахончики на женщинах были коротенькие, и на коленках хорошо просматривались густо наведенные синяки. Женщины выглядели изможденными, дряблыми, и Чагин подумал, что в реальности они навряд ли способны достаточно долго занимать ту позу, на которую намекали сине-зеленые пятна косметики на ногах.
Эти люди готовили доклад президента к какому-то празднику, и им необходимо было обсудить с Теоретиком детали. Теоретик заметался в нерешительности, не зная, с кем пойти, но все же набрался мужества и удалился с сотрудниками куда-то в глубь шумного зала. Чагин в одиночестве направился в свой кабинет.
Анфиса стояла в углу приемной лицом к большой металлической подставке, на которой размещались горшки с комнатными растениями, и что-то поправляла руками. Она вздрогнула, когда вошел Чагин, но через мгновение испуг в ее косящих глазах сменился выражением жалобного кокетства.
– Вам принесли квазигеймы и образцы и-мейла. Наташа просила ознакомиться.
Снова «и-мейл»! Но Чагина теперь уже не так легко было купить. «Скорее всего, какая-нибудь очередная инновационная хрень», – подумал он. Его теперь больше интересовали другие вещи, например, насколько реальна девочка, изображенная на кулончике Анфисы.
– Что у тебя там, с цветами? – спросил он. – Проблемы?
– Какая-то болезнь, не пойму, – горестно вздохнула Анфиса.
Чагин подошел и увидел, что все растения, кроме одного, искусственные, однако земля почему-то была влажной во всех горшках. Единственный живой цветок действительно выглядел плохо. Листики были покрыты пятнами, желтели и сворачивались, торчало несколько голых высохших побегов.
– Гелиотроп? – спросил Никита.
– Может быть, да, я не разбираюсь в болезнях растений.
– Нет, это не болезнь. Это цветок так называется.
– А-а-а, понятно. Ну, я все равно не знаю его названия. Такой цветок был у моей мамы, когда мы жили в Перово, в цифровое время. Очень красивый. Необычный. И приятный запах. Он всегда у нее красиво цвел, а у меня с ним ничего не получается. В общежитии мне не разрешили держать натуральные цветы, и я его сюда перевезла, а здесь ему еще хуже.
– А какие цветки на нем были? Мелкие? Крупные? Белые или фиолетовые? – Никита внимательно осмотрел больные листики.
– Мелкие, лиловые, очень нежные.
– Понятно, – сказал Чагин, погрузив указательный палец в мокрую землю горшка. – Флоренс Найтингейл.
– Флоренс как? – спросила Анфиса, забывая выставить вперед грудь.
