Андрей Лестер - Москва 2066. Сектор
Обзор книги Андрей Лестер - Москва 2066. Сектор
Андрей Лестер
Москва 2066. Сектор
© Лестер А., 2013
© ООО «Издательство АСТ», 2013
Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.
© Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес ( www.litres.ru)
Взгляд, перебегающий с одного на другое, теряет из вида Господа
Антуан де Сент-ЭкзюпериСолнечный лучик постели коснется, Звук смс-ки нарушит покой….
Популярный статусЧасть первая
Начало
Анжела
Нет ничего лучше маленького щенка.
Чагин
Старший садовник Никита Чагин, высокий мужчина тридцати пяти лет, в прекрасном настроении возвращался домой из питомника вечнозеленых. На нем был рабочий комбинезон цвета хаки, грубые черные ботинки с толстой подошвой. Длинные светлые волосы развевались на теплом апрельском ветру. Как и всегда, он ехал на велосипеде.
Во дворе невероятно длинной панельной девятиэтажки, в которой жил с семьей Чагин, шла обычная московская жизнь. На скамейках, под цветущими молоденькими абрикосами, сидели старики. Женщины развешивали на веревках белье. Школьники играли в волейбол на песочной площадке. Малыши носились веселой стайкой, преследуя большого рыжего кролика. Кролик, подкидывая зад, пытался уйти от преследования по длинной полосе асфальта, когда-то служившей проезжей частью. «Здравствуйте, дядя Никита!» – закричали дети Чагину. «Здравствуйте, дети!» – ответил Чагин и внезапно нажал на оба тормоза.
Сердце старшего садовника сделало прыжок, которому кролик, спасающийся от детей, мог бы от всей души позавидовать.
В дальнем конце двора, у подъезда Чагина, стоял большой белый автомобиль.
Никите сразу же стало ясно, что приехали к нему.
Таких автомобилей он не видел уже много лет. Во дворе иногда появлялись машины: крошечная коробочка управдома, «Скорая», трактор ремонтной бригады. Но это случалось так редко, и въезжали они так осторожно, даже робко, что родители могли не опасаться за детей, играющих на бывшей дороге.
Этот стоял уверенно и зло. Весь сиял в косых лучах заходящего весеннего солнца. Кузов был большой, дутый, колеса громадные, окна непрозрачные, темные. «Джип. Такие автомобили раньше называли джипами», – думал Никита, упираясь ногой в асфальт и не слезая с велосипеда. Вертелось еще какое-то слово, связанное с такими вот большими угрожающими машинами, но Чагин никак не мог вспомнить его. «Как же их называли?» – спрашивал зачем-то себя Никита, чувствуя неприятные мурашки, поднимающиеся по спине.
Соседи возвращались на велосипедах с работы, ставили их у специальных стоек, выгнутых из красивых никелированных труб, подзывали детей, перекликались с женами, вынимали из багажников авоськи с продуктами. Они видели автомобиль. Но никому не приходило в голову подойти и рассматривать диковину.
Даже дети игнорировали чужака, и в этом, конечно, тоже было что-то жутковатое.
«Они не любопытны», – успокаивал себя Чагин. – Не зеваки».
Наконец он оттолкнулся ногой и покатил к своему подъезду.
Полковник Адамов
К сорока пяти годам я повидал много страшных вещей. Даже слишком. Отравленные колодцы, взорванные подъезды, осколочные ранения в живот, целые деревни, умирающие от голода.
Но, кажется, не было ничего страшнее, чем то, что я увидел ранним утром 10 марта 201… года у метро «Кропоткинская», в начале Бульварного кольца.
Это была огромная, дикая, паническая очередь к телефонам-автоматам.
Чагин
Войдя в подъезд, Чагин взбежал к лифту, на табло горела красная цифра «9», именно на девятом и жил Чагин. Он нажал на кнопку, лифт долго, очень долго спускался.
Наконец двери шахты открылись, и ударило тяжелым запахом мочи. Стенки были мокрые, на полу поблескивала вонючая лужа. Чагин остолбенел. «Внедорожник!» – вдруг возникло в голове слово. Внедорожник! Вот как назывались раньше такие машины с большими колесами.
Мочи в лифте Чагин не видел лет пять, не меньше. Он просто забыл, что это возможно. Поколебавшись с мгновение, Никита прошел мимо лифта и через две ступени побежал вверх по лестнице. Ступеньки лестницы были веселые, яркие: пролет салатовый, пролет светло-оранжевый. Салатовый, светло-оранжевый. Салатовый, светло-оранжевый. Интересно, Вика уже дома? Одна?
На площадке пятого этажа жужжала машинка для чистки обуви. Сосед Витя надраивал черные туфли. Несколько пар обуви других цветов, среди них женские и детские, стояли рядом на стеклянной полке.
– Привет! – бросил Никита, пробегая.
– Эй! – позвал вслед Витя. – Что с тобой? Помощь нужна?
– Нет. Утюг забыл выключить, – крикнул Чагин в просвет между перилами.
На девятом этаже Чагин оглядел свою лестничную площадку, салатовую. Все было в порядке, на месте: тюлевые занавески на окне ниже пролетом, апельсиновое дерево в большом керамическом горшке, никелированная лестница на стене и над ней – люк на чердак из свежей некрашеной сосны.
Он открыл дверь в квартиру своими ключами и вошел. Из гостиной доносился смех жены и негромкий грубоватый мужской голос. Никита не разуваясь прошел по коридору в гостиную. На низком диване, далеко выставив длинные ноги в ослепительных черных туфлях (которые по своему отчаянному блеску вполне могли бы потягаться с туфлями сседа Вити), сидел, развалившись, высокий мужчина в очень хорошем темно-синем костюме. У мужчины был седой ежик и стальной взгляд серо-голубых глаз. На столике из небьющегося стекла стояла откупоренная бутылка вина, два полупустых бокала и нетронутая чашечка кофе. По правую руку от незнакомца, спиной к Чагину, сидела в кресле жена Чагина, Вика, темноволосая, аккуратная и казавшаяся совсем миниатюрной рядом с рослым незнакомцем. Когда Чагин вошел, Вика повернулась к нему, и Никита в глазах ее, в лице, во всем развороте ее небольшого аккуратного тела, увидел то почти чрезмерное возбуждение, которое так притягивало его когда-то и которого позже он стал бояться, зная, что за ним следует темная вспышка депрессии, обиды и скандалы.
– Заходи! Скорее! – сказала Вика своим звонким возбужденным голосом. – Виталий к нам из Сектора приехал. Представляешь?
Незваный гость приподнялся и протянул Никите руку, оголив белоснежный манжет и запонку, блеснувшую металлом и голубым стеклом (или камнем, Чагин не очень разбирался).
– Виталий.
– Никита. – Чагин пожал протянутую руку, очень крепкую, холодную и уверенную.
Лицо незнакомца было в оспинах, левый глаз из-за шрама над бровью казался меньше правого. Он явно был намного старше Чагина, может быть лет пятидесяти, но при этом подтянут, шире Никиты в плечах и даже, кажется, выше ростом. «В одиночку такого из квартиры не вышвырнешь», – подумал Чагин.
– Виталий… А по отчеству? – спросил он.
– Виталий и всё. Вы же знаете, у нас по отчеству не принято.
– Сейчас я принесу бокал. Будешь вино? – Вика поднялась с грацией нарастающего возбуждения.
– Буду, – сказал Чагин и сел на краешек кресла. – Чем обязан? – спросил он незнакомца.
– У меня к вам есть очень интересное предложение, – ответил Виталий, и зрачки его странно сузились.
У Чагина внутри все почему-то натянулось и задрожало. Он вспомнил мочу в лифте.
– Кто вы? – зачем-то еще раз спросил он. – И почему приехали именно ко мне?
Зрачки незнакомца вернули свой обычный размер. Он неторопливо и с иронией оглядел Чагина. В этот момент в дверях появилась Вика с бокалом.
– Да я вот уже рассказывал в общих чертах вашей жене. – Гость улыбнулся Вике с видом заговорщика. – Я представляю правительство Сектора. У меня есть самые высокие полномочия, почти абсолютные. И мне нужен специалист вашего уровня. Можно сказать, любой ценой. Поэтому уверен, что наша встреча – удача и для вас, и для меня.
Всё было слишком внезапным. Видеть, как радуется Вика, было противно. Оставлять ее наедине с громилой из Сектора тоже не хотелось. Даже ненадолго. Но Чагин понимал, что ему нужна пауза, время, чтобы прийти в себя.
– Я только руки помою, – сказал он глухо и встал.
– Мы не возражаем, да, Вика? – улыбнулся Виталий.
Если он и хотел завоевать доверие Чагина, то как-то криво, неправильно. Несмотря на улыбки и фамильярный тон, проступала затаенная озлобленность и какая-то неудовлетворенность. Слишком заметная озлобленность и неудовлетворенность для такого большого сильного мужчины, к тому же чиновника, наделенного «почти абсолютными полномочиями».
Но, возможно, они все такие, думал Никита.
В ванной он умылся холодной водой и внимательно посмотрел на себя в зеркало. Глаза были встревоженные и растерянные, а на лице как будто остывало теплое выражение покоя и привычного счастья. Этого тепла было еще много, оно копилось несколько лет. Нет, с таким лицом нельзя идти в бой. Но Чагин забыл, совсем забыл, как нужно смотреть на врага.
